Гость из будущего. Том 3 (СИ)
Затем, Кирилл Лавров, который являлся капитаном футбольной команды БДТ непонятно где и когда успел договориться с «мосфильмовцами» на футбольный матч-реванш, чтобы разыграть новый ящик коньяка. И теперь он бегал по залу и собирал свою футбольную команду, куда как назло никто не хотел вступать. Исключение составили: герой сегодняшней волейбольной баталии Иннокентий Смоктуновский и директор «Ленфильма» Илья Киселёв, которому понравилось, как он утёр нос режиссёру Ивану Пырьеву.
А ещё мой план сработал на все сто процентов. Олег Видов и Марианна Вертинская так весело зажигали и заразительно хохотали, что Андрон Кончаловский со своей невестой Натальей Аринбасаровой первыми сбежали с этого танцевального вечера. И сразу после бегства Кончаловского Видов тут же бессовестно переключился на Наталью Фатееву. Уж не знаю, что он ей наговорил, как он оправдывался, но далее они беседовали очень мило.
— Значит так, Феллини, завтра играем с «Мосфильмом» в футбол, отказы не принимаются, — заявил Илья Киселёв, застав меня и Нонну около фуршетного стола, где мы пили полезный для здоровья виноградный сок.
— Я завтра не могу, по вашему же заданию в первой половине дня мне нужно из Ленинграда привезти фильм, — проворчал я.
— Знаю, поэтому матч начнётся в пять часов вечера аккурат перед ужином, — усмехнулся он. — Успеем наиграть аппетит.
— А если я не хочу? — буркнул я. — У меня и так аппетит хороший.
— Нонночка, вы только посмотрите на этого верзилу, и как ему не совестно? — Илья Николаевич вдруг применил хитрый и запрещённый приём, он обратился к моей девушке, как бы призывая её на свою сторону. — Ай-я-я-ай. Не хочет играть за родной «Ленфильм». А может он не умеет?
— Странно, вообще-то в нашем дворе каждый мальчишка умел играть в футбол, — захихикала Нонна.
«Это я-то не умею? — вскипел я про себя. — Да я всё детство и отрочество не вылезал из ДЮСШ! Летом — футбол, зимой — баскетбол, волейбол и бокс. Просто мне не хочется бегать в одиночку и отдуваться за всю кривоногую команду. Лично я и сегодняшним волейболом сыт по горло».
— Ладно, — крякнул я. — Записывайте третьим запасным.
— Кирюша! — закричал Илья Киселёв Кириллу Лаврову. — Записывай Феллини запасным! Пошёл Лёню Быкова уламывать, — хохотнул он, подмигнув мне и Нонне.
И как только Илья Николаевич убежал вглубь зала искать товарища Быкова, мне немедленно захотелось сделать своей ненаглядной подруге небольшое замечание, что если мы пара, то всегда нужно быть заодно, а не наоборот. Однако Нонна и сама догадалась, что хитрющий директор «Ленфильма» её попросту обманул, поэтому, сделав большие и невинные глаза, спросила:
— А как тебе моя новая причёска?
— Неземную красоту ничем не испортишь, — проворчал я.
— Ясно, — захлопала она длиннющими ресницами, — сбегаю на пару минут в уборную и расчешу эти нелепые кудри. Не скучай.
«Тут захочешь, не заскучаешь», — подумал я, развернувшись к фуршетному столу, который буквально ломился от яств. В хрустальных вазочках покоились нарезанными дольками яблоки, апельсины, дыни и виноград. На больших и плоских блюдах пока ещё лежали бутерброды с копчёной колбасой, мясом, сыром и красной рыбой. Кроме того множественные закуски дополняли бутылки с дорогими винами, шампанским и пятизвёздочным коньяком.
Для 1964 года — это был более чем богатый стол. Мне тут же вспомнились соседи по коммуналке, которые неделями питались лишь картошкой и макаронами, чтобы купить дочери платье к выпускному балу. И с одной стороны на нас, киношниках, государство не экономило. А с другой — советская киноиндустрия ежегодно приносила в казну страны баснословные деньги. Средняя себестоимость одного фильма составляла 200–300 тысяч рублей, а в прокате этот средний фильм собирал 2–3 миллиона. И поэтому в СССР все добротные сценаристы и режиссёры были богатыми людьми.
«Почему же такая сверхприбыльная отрасль превратиться в пыль в 90-е? — подумал я, покосившись на наших мэтров кино, которые, пригубливая коньячок, слушали, как читает стихи Геннадий Шпаликов. — Да всё очень просто. Сначала рухнет железный занавес, затем сюда хлынет бурный поток самого разнообразного голливудского кино, которое будет снято на отличную плёнку фирмы „Кодак“, с шикарными компьютерными спецэффектами. И народ буквально побежит штурмовать многочисленные видеосалоны, которые обанкротят сеть наших старых давно не ремонтированных кинозалов. И отечественное кино умрёт, потому что сделанное на старом изношенном оборудовании, на жуткой красно-коричневой киноплёнке, с нулевым уровнем компьютерных эффектов оно будет выглядеть на фоне продукции из Голливуда как бедный и нищий родственник на чужом празднике жизни».
— Привет, Феллини, потанцуем? — неожиданно вывела меня из задумчивости Людмила Марченко.
— Если мы сейчас в 60-е не начнём снимать кино, которое там, на Западе, будет собирать в кинопрокате хорошую кассу, то в 80-е уже станет поздно пить боржоми, — закончил я свою прежнюю мысль вслух.
— Что? Я не поняла? — пролепетала девушка, большие глаза которой от выпитого алкоголя немного лихорадочно горели.
Из динамиков неслась заводная рок-н-рольная песня Элвиса Пресли «Blue Suede Shoes» и я подумал: «Почему бы и не потанцевать? Тем более под такую мелодию не нужны объятья. И ревнивец Иван Пырьев, увидев меня с Марченко, не погонится за мной с ружьём наперевес. А попрыгать и немного протрезветь самой Людмиле, было бы крайне полезно».
— Пошли, — улыбнулся я и первым выскочил на танцпол, где каждый прыгал и дёргался, дрыгая ногами, в силу своей богатой фантазии.
Я тоже кое-что вспомнил из своей бурной юности. В частности я легко изобразил сценическую походку самого Элвиса Пресли, который сейчас в песне просил некую условную девушку, делать с ним, что хочешь, но не трогать его голубых замшевых ботинок. Кстати, так называемые «резиновые ноги», которыми Элвис поразил своих поклонниц, родились совершенно случайно. Юный певец просто сильно перенервничал при первом концерте и сделал это движение непроизвольно, чтобы унять дрожь. Но недаром говорят, что случайность — это подпись самого Творца.
— А ты здорово танцуешь! — взвизгнула Марченко и тоже принялась неистово дрыгаться под музыку.
— Движенье — это жизнь! — рявкнул я, тряся кистями рук, словно больными культяпками.
— А вон и твоя бежит, сейчас скандал устроит, — разочарованно выдохнула Люда Марченко. — Не люблю скандалы. Ладно, я пошла. Привет, Феллини. Ха-ха-ха!
— Это что сейчас такое было⁈ — налетела на меня Нонна, как только моя партнёрша по танцу скрылась среди танцующего народа. — Тебя даже на две минуты одного оставить нельзя!
— Это был Элвис Пресли «Blue Suede Shoes», — буркнул я, приобняв возмущенную подругу. — И ещё мне жалко Люду. С такой расшатанной нервной системой, пить вообще нельзя. Чует моё сердце, она плохо кончит.
— Нашел, кого жалеть, — прошипела Нонна.
* * *После одиннадцати часов вечера первое, что сделали организаторы фестиваля — это выключили магнитофон и попросили гостей расходиться по номерам, ибо завтра предстояла большая плодотворная работа. Но народ, почувствовав вкус к веселью, решил поступить иначе. И почти все киношники маленькими группами, словно бойцы, выходящие из окружения, захватив бутылки с вином и коньяком, разом стали расползаться по дачам, комнатам и по укромным уголкам территории «Дома творчества». Продолжилось неформальное общение и на нашей даче тоже.
За большим круглым столом собрались ближайшие соседи: режиссёр Юрий Чулюкин со своей супругой актрисой Натальей Кустинской, которая привела и Наталью Фатееву. Чему был рад Олег Видов. Лев Прыгунов пригласил в гости актрису Ариадну Шенгелая. Между сестёр Вертинских уютно уселся Андрей Миронов. Дядя Йося Шурухт, никого не стесняясь, обнимал гримёршу Лидию Сергеевну, так как им терять уже было нечего. Никита Михалков держал за руку Анастасию Вертинскую и смотрел на неё влюблёнными глазами. А я и Нонна сели на диванчике, где было гораздо комфортней, чем на жёстком деревянном стуле за столом.