Сердце и кнут (СИ)

========== Глава первая ==========
Ветер гнал по поверхности озера быструю рябь, приподнимая и шевеля заросли кувшинок. Обычно Джареду нравилось смотреть на это, нравилось, как серебрится солнечный свет в колеблющейся воде. Это место всегда успокаивало его, и он часто останавливался здесь в конце своих прогулок, перед тем, как возвращаться назад. Иногда мог спустить на воду лодку и, сплавав к центру озера, нарвать кувшинок для миз Констанс. Или хотя бы просто посидеть немного на траве под большим раскидистым можжевельником, прячась от жаркого луизианского солнца, читая книжку или слушая, как тихо фыркает, пощипывая рядом траву, его любимая лошадь Ленточка. Это было место, где он мог обо всём хорошенько подумать или, наоборот, обо всём ненадолго забыть.
  
Но только не сегодня.
Вдоль берега по другую сторону озера ехал всадник. Неспешно, прогулочной рысью, оглядываясь по сторонам и явно никуда не торопясь. Джаред сразу узнал его, несмотря на разделявшее их расстояние — по тому, как непринуждённо он держался в седле и как легко, почти небрежно, правил Байярдом, самым большим и злобным жеребцом из конюшен Бель-Крик. Позавчера Джаред видел, как мистер Дженсен — так звали этого человека, — объезжал Байярда на заднем дворе, в тесном кольце слуг и домашних рабов, собравшихся поглазеть на молодого хозяина, который только-только приехал на отцовскую плантацию и сходу заставил всех говорить о себе. Миз Констанс тревожилась — она смертельно боялась Байярда с тех пор, как он сбросил мистера Эдвина, да так неудачно, что тот месяц пролежал в постели. Но молодого хозяина это, похоже, лишь ещё больше раззадоривало. И вот, двух дней не прошло, а он уже прогуливается на Байярде по округе так же непринуждённо, как Джаред — на своей ласковой и послушной Ленточке. Те из рабов, кто знали толк в лошадях, восхищённо перешёптывались, и только старая Миссури ворчала себе под нос, обзывая мистера Дженсена «позером» и «кривлякой».
Джаред не присоединялся ни к тем, ни к другим. Собственно, он вообще старался держаться подальше от хозяйского сына с той самой минуты, как тот въехал во двор семейного поместья и нежно обнял мать, с которой не виделся целых двенадцать лет. Миз Констанс долго не могла разомкнуть объятий и весь день проплакала, но Джаред знал, что это от счастья. Мистер Дженсен покинул Бель-Крик, когда ему едва исполнилось десять — мистер Эдвин, вопреки мольбам жены, отправил его в закрытый пансион военного типа, откуда мистеру Дженсену надлежало через несколько лет отправиться прямиком в Вест-Пойнтскую академию. Мистер Эклз желал видеть своего сына военным, по меньшей мере полковником, а лучше — генералом к тридцати пяти годам, и к вопросу этому подошёл с той тщательностью и жёсткостью, с которой решал и все иные вопросы. Слёзы миз Констанс, которую на долгие годы разлучали с сыном (ибо мистер Эдвин считал, что каникулы, проводимые в родном доме, будут расхолаживать и разнеживать сурового солдата, которого он вознамерился вырастить из своего отпрыска), — слёзы эти производили на него столь же мало воздействия, как крики рабов под кнутом надсмотрщика. Джареду было жаль её, тоже чуть не до слёз, хотя он знал, что сам он именно суровости мистера Эклза обязан тем положением, которое занимал в этом доме. Отняв у матери сына, мистер Эдвин, однако, позволил ей находить в Джареде хоть какое-то утешение.
И вот наконец мистер Дженсен приехал домой. Зачем — Джаред не знал, но сходу обратил внимание, что одет он был в штатское, с изяществом и лоском, вызывавшим большие сомнения, что последние годы он прожил в спартанских условиях учебной казармы. Скорее он походил на светского льва, причём уже пресыщенного, уставшего от бесконечной круговерти балов, приёмов, званых обедов и пирушек в злачных местах. В нём чувствовалась военная выправка, его рука, правившая строптивым Байярдом, была тверда, словно кремень, и в звуках его мелодичного голоса чувствовалась привычка отдавать приказы. Джаред из всего этого заключил, что по крайней мере некоторое время воспитание Эклза-младшего шло согласно планам отца. Но потом, видимо, в планы вкрался изъян… Во всяком случае, не оставалось сомнений, что мистер Дженсен — человек гражданский, что не могло не радовать его матушку, вовсе не желавшую, чтобы её единственный сын ползал на брюхе где-нибудь в техасских окопах под градом мексиканских пуль.
Джаред всегда завтракал, обедал и ужинал в большой столовой, вместе с миз Констанс — за исключением тех редких дней, когда мистер Эдвин приезжал в поместье из Нового Орлеана. Хозяин Бель-Крик не терпел Джареда у себя за столом — его милость к жене не распространялась столь далеко, — и Джаред решил, что, скорее всего, сын в этом вопросе окажется с отцом солидарен. Поэтому он не стал даже ждать, когда миз Констанс, смущаясь и краснея, попросит его некоторое время обедать в своей комнате. Он знал, что ей придётся сделать это против её воли, и, не желая причинять ей дополнительное неудобство, сам попросил разрешения есть у себя на то время, что мистер Дженсен пробудет в Бель-Крик. Миз Констанс так обрадовалась, что Джареду стало за неё больно. Конечно, ему не место за хозяйским столом, не важно, как относится к нему эта прекрасная, добрая женщина. Где его место, Джаред знал очень хорошо. И, быть может, только поэтому мистер Эдвин был так терпим к нему все эти годы.
В тот первый вечер, ужиная в одиночестве в своей комнатке на третьем этаже, Джаред принял решение. Самоустраниться из столовой — только половина дела; надо вообще постараться сделать так, чтобы как можно меньше попадаться мистеру Дженсену на глаза. Джаред не знал, как долго тот пробудет в поместье, но сомневался, что дольше нескольких недель — Бель-Крик слишком далеко от больших городов, слишком тих, слишком скучен; у них и соседей-то толком не было, не считая престарелой четы Голдисов, чья плантация располагалась в полутора днях пути от Бель-Крик. Это было самое дальнее от дома место, где Джареду приходилось бывать за всю свою жизнь — миз Констанс и миссис Голдис были старыми подругами, и изредка Джаред сопровождал хозяйку в гости к подруге или же ездил в поместье Голдисов один, чтобы передать очередное письмо. Блестящий молодой человек вроде мистера Дженсена истоскуется в этой глуши за неделю. Во всяком случае, Джаред на это надеялся, потому что… ох, просто — потому что.
Он сам не знал, почему, но решение держаться подальше от Дженсена Эклза казалось ему безусловно правильным. И в первые дни воплотить его удавалось без труда: достаточно было узнать, куда сегодня отправится молодой хозяин, и двинуться в противоположном направлении. Мистер Дженсен не сидел без дела — он пожелал осмотреть не только дом и парк, но и хлопковую плантацию, а также амбар, бараки для рабов и все прочие хозяйственные постройки в Бель-Крик. Он много беседовал с управляющим, мистером Розенбаумом, больше, чем со своей матерью, и совершал длинные прогулки верхом по окрестным землям, не принадлежавшим Эклзам. Возле любимого Джаредом озера он тоже побывал — Джаред в этот день отсиделся у себя в мансарде и решил было, что теперь, когда мистер Дженсен удовлетворил свой интерес, место у озера снова станет безопасным укрытием, каким было для Джаред столько, сколько он себя помнил.
Фатальная ошибка с его стороны.
Джаред выпрямился, глядя, как всадник понемногу приближается к краю озера. Оставалась ещё надежда, что он проедет дальше — эта дорога тоже вела к плантации, хотя и была окружной, так что ею обычно никто не пользовался. Но когда лошадь стала огибать озеро, направляясь прямиком к тому месту, где сидел Джаред, надежда растаяла без следа. Он успел бы ещё запрыгнуть на Ленточку и убраться подобру-поздорову, но его бегство уже не осталось бы незамеченным. Непременно пришлось бы объясняться, не сейчас, так потом… «Надо же, — думал Джаред с затаенной тоской, разглядывая приближающегося к нему хозяйского сына, — неужели я правда воображал, что смогу вообще ни разу не попасться ему на глаза?»