Инженер Петра Великого 6 (СИ)

Я слушал ее, сохраняя спокойствие. Для меня это была не трагедия, а рядовая операционная задача. Не знаю, зачем она все это сейчас говорит, ведь могла бы и обождать с этим.
Молчавший до этого Алексей не выдержал. В происходящем он видел прямое оскорбление государства.
— Но ведь это… это прямой убыток для казны! Воровство! — вырвалось у него.
А вот зачем — чтобы был свидетель и заступник на стороне Морозовых. Или я слишком сильно смотрю на это с негативной точки зрения?
  
Анна лишь на мгновение перевела на него свой спокойный взгляд, в котором читалось легкое удивление, словно мебель вдруг заговорила.
— Война всегда убыток, ваше высочество. Вопрос лишь в том, кто его оплачивает, — отрезала она и снова повернулась ко мне, ожидая решения.
На ее лице сквозило что-то такое — живое, теплое, почти восхищение. Она видела во мне союзника, партнера для большой игры.
— Хорошо, — сказал я. — Готовьте бумаги. Я передам их Брюсу. Уверен, цифры скажут сами за себя.
Все таки эти товары нужны были в том числе и в Игнатовском, а Меншиков начинает заигрываться.
— Бумаги будут у вас к вечеру, — коротко ответила она. — Выздоравливайте, бригадир. Вы нужны нам на ногах.
Бросив на меня последний, долгий взгляд, в котором смешались поддержка, обещание и едва скрытая симпатия, она развернулась и вышла так же стремительно, как вошла.
Когда ее шаги затихли в коридоре, я взглянул на Алексея. Подперев голову рукой, он задумчиво смотрел на дверь.
— Сильная женщина, эта Морозова, — произнес он скорее себе, чем мне. — И, похоже, весьма сведуща в государственных делах. Нечасто встретишь купчиху, что так смело судит о подрядах светлейшего князя.
Сделав паузу, он перевел на меня свой холодный, изучающий взгляд.
— И на тебя, барон, смотрит с явным интересом. Впрочем, чему удивляться? Союз нового ума и старых денег всегда был залогом процветания… для тех, кто его заключает.
Я молча встретил его взгляд. В его голосе звучала ирония будущего монарха, оценивающего политический альянс.
Вот хитрец, хочет отвадить меня от Изабеллы? Сватает Морозову? Так-то я и не претендую на испанку, она скорее очень хороший исполнитель и товарищ (насколько красивая девушка может быть этим товарищем).
Ирония Алексея сработала как катализатор. Мы отбросили остатки формальностей, перестав ходить вокруг да около. Наша палата мгновенно превратилась в штаб, где я, прикованный к койке, был генералом без армии, а моими руками и ногами стал наследник престола. Первым делом мы взялись за уроки недавней катастрофы.
— Бумагу, — скомандовал я, и Алексей без лишних слов пододвинул к койке небольшой столик с письменными принадлежностями.
Ни о каких революционных прорывах речи не шло. После такой аварии любой здравомыслящий инженер думает прежде всего о безопасности. Привыкший к системному анализу, мой мозг отсекал лишнее.
— Пиши. Проект «Бурлак». Доработки первоочередной важности. Пункт первый: система экстренного гашения. Рычаг, напрямую соединенный с клапаном сброса пара. Красный, чтобы даже слепой в дыму нашел. Дернул — и машина встала. Мгновенно.
Скрипя пером, Алексей предельно сосредоточился. Он буквально переживал каждое слово, пропуская его через фильтр собственного горького опыта.
— Пункт второй: тормозная система. Не на вал, это мы зря так, надо прямо на колеса. Ленточный, с приводом от отдельного рычага. Простой, как топор, и надежный, как гильотина. Чтоб в землю вгрызался. Пункт третий: рулевое управление. Для всех тяг и шарниров — тройной запас прочности. Не литые, а кованые, многослойные, как клинок хорошей сабли. Чтобы не ломались, а гнулись.
Я диктовал, он записывал, лишь изредка останавливаясь для короткого, уточняющего вопроса.
— А как быть с человеческой ошибкой? — спросил он, подняв глаза. — Я ведь… я просто слишком сильно повернул.
— И об этом подумаем. Значит, так. Создаем правила для машины, потом уже и саму машину доведем до ума. Назовем… «Устав по управлению и боевому применению самоходной машины».
Эта идея его захватила, превратив из секретаря в соавтора. Наши споры превратились в столкновение двух подходов: я предлагал решения как инженер, он же оценивал их с точки зрения человека, сидевшего за рычагами в момент катастрофы.
— Экипаж из двух человек — механик и помощник, — диктовал я.
— Двоих мало, — тут же возразил он. — Один следит за котлом и топкой, второй — за дорогой и рычагами. А кто отстреливаться будет, если татары из-за холма выскочат? Нужен третий — стрелок с фузеей. Иначе они беззащитная мишень.
Я на мгновение замолчал.
А он хорош! Мой ученик был прав. Моя мысль билась об эффективность, его — о выживаемость. И его логика была безупречной.
Дни тянулись медленно. За окном шла жизнь: строился город, готовилась к походу армия, а я, запертый в четырех стенах, изнывал от бездействия. Декарт, к слову, был скучен, что не было новостью. Мозг, не получая привычной нагрузки, начал бунтовать, и от скуки, как это часто бывает, родилась идея.
По моей просьбе Алексей принес кипу бумаг, и я погрузился в отчеты по предыдущей компании захвата Азова. «Гонец прибыл на восьмые сутки… Дороги размыты…» Восемь суток! За это время армия могла трижды попасть в окружение. Связь. Вернее, ее отсутствие — вот ахиллесова пята любой армии, любой империи. Мы строим машины для пушек, но полагаемся на загнанную лошадь для передачи приказа. Абсурд.
— Дай-ка чистый лист.
На бумаге начали появляться знакомые с детства символы: катушка индуктивности, источник тока, прерыватель, электромагнит.
— Что это за знаки? — с любопытством спросил Алексей, заглядывая через плечо.
— Это, ваше высочество, — ответил я, чувствуя, как внутри разгорается знакомый азарт, — способ разговаривать через сотни верст. Мгновенно. Мы заставим молнию служить нам гонцом.
Алексей недоверчиво посмотрел на меня. Но потом, хмыкнув, начал задавать вопросы. Прошло то время, когда мои задумки вызывали скепсис. Я доказал, что невозможного не существует. Да, может не сразу, методом проб и ошибок (иначе я не сидел бы болезным тут), зато все получалось. По крайней мере до сегодняшнего момента.
Это превратилось в нашу новую тайную игру. По моей просьбе, используя свои полномочия, Алексей организовал доставку всего необходимого прямо в палату (Нартов с Магницким передавали нужные ингридиенты). Однако первая же попытка собрать простейший телеграф с треском провалилась: наш «вольтов столб» из медных и цинковых пластин, переложенных пропитанным кислотой сукном, давал слишком слабый ток. Якорь электромагнита лишь лениво подрагивал, не издавая внятного щелчка.
— Не работает, — констатировал Алексей с нескрываемым разочарованием.
— Работает, но плохо, — поправил я. — Потеря энергии. Нужна качественная изоляция. Проволоку нужно обмотать чем-то, что не проводит ток. Шелк. Идеальный диэлектрик. Алексей, добудь через своих людей лучшие шелковые нитки. Вышивальные. Много.
Через день на нашем столе лежал ворох разноцветных шелковых мотков. И вот она, картина маслом: наследник российского престола, будущий самодержец, сидит, закусив губу, и кропотливо, виток за витком, обматывает железный сердечник медной проволокой, аккуратно перекладывая каждый слой тончайшей нитью. Он участвовал в рождении чуда, и это было написано на его сосредоточенном лице.
Наш второй прототип сработал. Я замкнул контакт — с другого конца комнаты донесся четкий, сухой щелчок. Точка. Еще один. Тире.
Мы создавали новый мир, где были уже партнерами и чем-то большим, чем учитель и ученик.
  
А как-то вечером, он, нахмурившись, двигал винные пробки по карте, разыгрывая тактический этюд — «Прорыв механизированного взвода через заслон легкой кавалерии», — и спорил со мной о секторе обстрела. И тут до меня с пугающей ясностью дошло, что я творю. Я не просто учу его механике. Я кую оружие, только не из железа — из человека. Если я ошибусь в расчетах, «откалибрую» его неправильно, последствия будут куда страшнее взорвавшегося котла. Я создаю Императора и права на ошибку у меня нет.