Инженер Петра Великого 6 (СИ)

Annotation
Инженер из XXI века попадает в тело подмастерья эпохи Петра I. Вокруг – грязь, тяжелый труд и война со шведами. А он просто хочет выжить и подняться.
Ах, да, еще прогрессорство... очень много прогрессорства!
Инженер Петра Великого — 6
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
  
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
 Инженер Петра Великого — 6 
 Глава 1 
Ночь опустилась на Адмиралтейство, приглушив звуки верфи и остудив пыл недавнего торжества. Еще несколько часов назад в огромном зале гремела музыка, теперь же здесь царила тишина. Пропитанный запахом оплывшего воска, пролитого вина и еловой хвои, воздух казался неподвижным. Последние слуги, собрав со столов остатки пиршества, давно разошлись, оставив после себя лишь беспорядок, который резко контрастировал с идеальным строем кораблей на стапелях за высокими окнами.
Зал превратился в декорацию для театра трех актеров.
В центре, за длинным дубовым столом, который притащили слуги, заваленным развернутыми картами южных рубежей, сидел новопровозглашенный Император, которому еще предстояло провести церемонию для придания законности своему новому титулу. Его гигантская фигура, отбрасывавшая на стену дрожащую тень от единственного канделябра, казалась высеченной из темного гранита. Праздничный, расшитый золотом камзол был расстегнут на груди, напудренный парик сдвинут на затылок, открывая высокий, взмокший лоб.
Петр молчал. Его взгляд был устремлен в одну точку на карте, где крошечный, обведенный красными чернилами кружок обозначал крепость Азов. Толстый, мозолистый палец самодержца медленно, почти машинально, водил по пергаменту, обводя этот кружок снова и снова, словно пытаясь стереть его, уничтожить саму причину этого ночного бдения.
— Сам созвал… Всех соколов своих на пир собрал, пока турки гнездо разоряют. Дурак! Император… Тьфу! — тихо, еле слышно прошептал он.
По обе стороны от него, на почтительном расстоянии, сидели двое — единственные, кто был допущен в этот час в его мысли. Александр Данилович Меншиков, светлейший князь, сбросил с себя маску ликующего царедворца; с его лица, еще недавно лоснившегося от вина и самодовольства, сошла вся краска. Он сидел положив пухлые, унизанные перстнями руки на стол, его поза выражала предельную концентрацию хищника, почуявшего запах большой крови и больших денег. Проморгали…
Нет, не проморгали — пропили! Проплясали! — стучало у него в висках. — Теперь снова война, снова подряды, снова расходы… Главное — направить гнев государев в нужное русло. На виноватых. А виноватые всегда найдутся.
Напротив него расположился Яков Вилимович Брюс, шотландец на русской службе был спокоен, как всегда. Его тонкое, аскетичное лицо в полумраке казалось вырезанным из слоновой кости, взгляд умных, чуть прищуренных глаз был направлен на государя. Он изучал человека, от решения которого теперь зависела судьба только что рожденной Империи.
Ошибка. Огромная, самонадеянная ошибка победителя, — бесстрастно констатировал его разум. — И теперь он ищет выход, который определит все на годы вперед.
Эйфория праздника умерла. На повестке дня стояла катастрофа.
Азов — ключ к южным морям, выстраданный в двух походах, стоивший тысяч жизней и миллионов из казны, — был осажден. И все трое, лучшие умы государства, осознавали: крепость, скорее всего, падет. Надежды не было, ведь Петр, в своем неуемном стремлении явить миру блеск новой России, сам создал для этого идеальные условия. Желая, чтобы славу победы над шведом разделили все, он созвал в столицу на празднование мира всю военную элиту. Лучшие полководцы, самые опытные, самые толковые артиллерийские офицеры — все они были здесь, в Петербурхе, в этом зале, пили вино и танцевали менуэты, пока на дальних рубежах турецкие янычары атаковали стены обезглавленного, оставленного на произвол судьбы гарнизона.
Это была военная ошибка, просчет государя, который мог стоить ему слишком многого. Тяжесть этого осознания делала тишину в зале почти невыносимой. Первым не выдержал Меншиков, нервно побарабанив пальцами по столу.
— Не кручинься, мин херц, — его голос прозвучал вкрадчиво, почти заискивающе. — Дело поправимое. Да, проморгали басурмана, грех есть. Так ведь по какому поводу проморгали! Победа! Великая! Да и что тот Азов? Дыра. Вернем. Прикажи только, государь, и мои орлы…
— Твои орлы, Данилыч, тут, за столом, икру жрали, пока моих солдат на стенах режут! — рявкнул Петр, с силой ударив кулаком по столу. Карты подпрыгнули. — Молчи уж лучше!
Меншиков съежился, однако тут же оправился. Он знал своего государя: ярость того была страшна, но отходчива, и важно было не испугаться, а направить ее.
— Так я ж не о том, государь! Я о деле! Что теперь языком чесать? Действовать надобно! Немедля!
Петр поднял на него тяжелый, налитый кровью взгляд.
— Ну? Действуй. Предлагай.
Взгляд Меншикова метнулся к Брюсу, словно проверяя, не опередит ли его этот молчаливый колдун. Шотландец молчал, неспешно набивая свою трубку. И светлейший князь, почувствовав свободу, перешел в наступление.
Меншиков расправил плечи. Его голос, избавившись от заискивающих ноток, обрел прежнюю силу и уверенность. Он говорил как полководец, как хозяин, уже видящий перед собой грядущий триумф.
— План мой прост, Государь! — повернувшись к карте, он накрыл тенью все южное побережье. — Нечего тут мудрить да хитрить. Нужна армия. Большая, злая, быстрая. Прямо отсюда, из Петербурха, двинем гвардию — Преображенский и Семеновский полки. Пусть косточки разомнут. В Москве к ним присоединятся полки князя Голицына и мои, что под Смоленском стоят. Соберем кулак тысяч в тридцать сабель. С Божьей помощью, через месяц-два будем под Азовом.
Он говорил напористо, рисуя картину стремительного и победоносного похода, и в его словах была понятная и соблазнительная логика.
— А дальше — еще проще. Турки, они ведь как саранча: налетели, пограбили и думают, что дело сделано. Сидят сейчас под стенами. Не ждут они нас. А мы — навалимся! Всей мощью! Артиллерию вперед, пусть наши пушкари им валы разнесут в щебень. А потом — штурм! С ходу! Гренадеры за час любую стену возьмут, сам знаешь.
Он уже распределяет подряды на поставку сукна и провианта, — подумал Брюс, не отрываясь от набивания трубки. — Интересно, какой процент положит себе в карман на этот раз? Светлейший князь возвращал войну в привычное, понятное ему русло, где все решали масса, натиск и личная храбрость, а не какие-то там хитроумные машины.
— А что до этих… иноземных советников, — Меншиков презрительно махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, — так это все страшилки для баб. Ну, сидят там у них в шатрах парочка аглицких прощелыг. Пока они научат своих басурман стрелять по-европейски, мои гренадеры им головы открутят. Бумага все стерпит, а на деле — фьють! Что они могут против наших генералов? Против Шереметева? Против Голицына? Да мы их вместе с их советниками в море сбросим!
Он умолк, тяжело дыша. План был озвучен и казался единственно верным, ведь апеллировал к самому сердцу петровской натуры — к его любви к быстрым, сокрушительным ударам. Показать Европе мощь только что рожденной Империи, наказать османов за дерзость, вернуть Азов — все это было так соблазнительно. Петр поднял голову от карты.
  
— А что, Данилыч… — протянул он, и Меншиков внутренне напрягся в ожидании похвалы. — Мысль дельная. И размах… державный.
Светлейший князь едва не расплылся в улыбке. Он победил. Снова стал первым, главным, незаменимым. Шотландский колдун со своими заумными речами сегодня остался не у дел.