Адаптация

Совсем-совсем близко.
Стена, приближаясь, становилась выше. Гладкая ее поверхность слабо поблескивала дождем. Он собирался в широкие горла водосточных труб, чтобы по ним попасть во внутреннюю систему водоснабжения и, пройдя несколько циклов очистки, пополнить запасы.
Ева сама отлаживала систему фильтрации.
Правда, тогда дождь казался благом.
У самого поселка получилось стать на твердую тропу. Пластиковая жила, уже покрывшаяся мхом и проросшая редкой осокой, пружинила под ногами, поторапливая. И волки остановились.
  
Ева не сразу сообразила, что они остановились. А сообразив, удивилась: почему? И только потом поняла: уже отсюда были видны черные крапины огневых точек, опоясавших периметр.
И сердце заколотилось: если наблюдатели увидят Еву в такой компании, то примут за монстра и пристрелят.
Шутка продолжалась.
– Это… вы правильно, да, – она вытерла мокрое лицо и попыталась отжать волосы. – Вы… вы идите. И ты иди, пятнистая. А я сама. Я уже близко, да. Со мной ничего не случится!
Голос хрипел, а горло начинало саднить. Придти и сразу в постель.
Нет, сначала объяснится, найти того шутника, который выкинул Еву из поселка, а потом в постель.
Но несмотря на все желание поскорей оказаться внутри периметра, Ева подходила к воротам медленно и с поднятыми руками. Не окликали.
Не стреляли.
И ворота были открыты. Из-за дождя она сразу не заметила. А заметив, остановилась. Это было невозможно! Как и все остальное, случившееся нынешней ночью.
– Эй… есть там кто?
Крик вышел слабым, а голосовые связки отчетливо и болезненно скребанули друг о друга. Они не связки – две веревки, в горле натянутые. А сама глотка – сухая тыква, в которой болтаются косточки звуков. Потряси и услышишь, как…
…эхом работающего генератора вибрирует почва.
…щелкают крылья ветряка, ненужного, но поставленного по чьей-то дурной прихоти.
…перезваниваются горлышки бутылок, нанизанные на веревку и повешенные над воротами.
А людей вот не слышно.
И волков тоже. Но взгляды их буравят спину, и отступать-то некуда. Ева, перекрестившись – она никогда не верила в Бога, даже после катастрофы – двинулась к воротам. Двенадцать широких шагов. И острый запах крови ударил в нос.
Заурчало в желудке, а рот наполнился слюной. Чувство голода было острым и неуместным. Ее должно было выворачивать от отвращения и ужаса. Вместо этого зверски хотелось кусок мяса.
И чтобы обжарено было едва-едва.
Ева шагнула за ворота. Первое тело она просто переступила. И второе тоже. И все остальные, попавшиеся на пути к дому. Сначала следовало согреться, переодеться и поесть. А смерть… смерть подождет.
Куда спешить, если поселок Омега прекратил свое существование?
 
Глава 3. Фактор разума
 
Время: 23:59, 22 октября 2042 года.
Место: поселение Омега, центральный бункер.
Айне разбудил вой сирены. Звуковая волна прошла сквозь толстый слой земли и стенки бункера, отразилась эхом в пластитановых опорах, вызвав вибрацию стен и потолка. Сморщилась пленка монитора, заплясали на столе серебряные фигурки и, сталкиваясь, слабо зазвенели.
Выбравшись из кровати, Айне приложила руки к стене, пытаясь уловить за судорогой сирены иные, более привычные звуки.
Генератор молчал.
Айне перешла к узкому коробу вентилятора и, забравшись на стол, не без труда дотянулась до крышки. Лизнув пальцы, она приложила к отверстию. Ничего.
Только гнилью тянет. И еще яблоками.
Яблок в поселке уже месяц как не было. Жаль. Айне нравился их вкус. Задумавшись над возможностью синтеза адекватного заменителя, она не сразу заметила, что сирена смолкла.
Стена некоторое время хранила эхо агонии, гоняя волну за волной, а после тоже успокоилась. Но ни кондиционер, ни генератор, ни система внутренней связи не заработали.
– Тод? – звук собственного голоса Айне никогда не нравился. Слишком много в нем оставалось детского, и дисгармония между физиологическим статусом тела и реальным развитием вызывала острые приступы недовольства. А недовольство мешало думать.
– Тод, ты где?
Не в бункере. В противном случае Тод бы уже появился.
Сколько Айне себя помнила, Тод всегда был рядом. А это без малого семь лет. Хотя первые полгода жизни следовало бы исключить: воспоминания данного периода носили характер хаотичный и не годились для анализа.
Но все равно, Тоду следовало находиться здесь.
Айне слезла со стола и потерла ногу ногой. Пол остывал, что тоже являлось неправильным.
– Тод!
Стены запоздало вздрогнули, и откуда-то сверху долетел протяжный печальный скрежет.
Следовало признать, что сложившаяся ситуация не имела аналога в собственном жизненном опыте Айне. С одной стороны это предоставляло ряд возможностей поиска альтернативного решения, с другой – увеличивало шанс ошибки.
Айне крайне не любила ошибаться.
– Тод!
Голос вдруг вырвался за бетонные стены бункера и прокатился по жилам коммуникации, разрастаясь эхом:
– Тодтодтодто…
Тишина.
Надо уходить, но… что ее ждет наверху?
– Что наверху? – Айне сидит в постели и разглядывает розовую пижамку. Зайчики-белочки-яблочки. Изображения стилизованы, но смысл их присутствия на ткани не ясен.
– Ничего интересного.
– Я не стану надевать это, пока не получу развернутого ответа.
Айне отворачивается. Тод молчит. Он держит пижаму и ждет. Попыток применить силу он не предпринимает. Правильно, ему запрещено применять силу к Айне. В то же время Айне запрещено не слушаться Тода. Но если разобраться, данный приказ изначально лишен смысла. Ввиду отсутствующих внешних стимулов позитивной или негативной направленности, конечное решение принимает Айне.
Но пока ей не хочется ссориться с Тодом.
– И все-таки? – спрашивает она, когда молчание надоедает.
– Ты все видишь сама. Пожалуйста, надень это.
Тоду не объяснишь, чем видение через камеры отличается от настоящего взгляда, тем паче и сама Айне плохо представляет эту разницу. Она просто знает, что личностный опыт, полученный внутри бункера, отличается от опыта, выработавшегося при непосредственном контакте.
И сколько бы Айне не пересматривала записи, сличая друг с другом, она не поймет всех нюансов происходящего.
Зачем Ольга Славникова – 25 лет, механик из нуль-зоны – изменяет естественный цвет волос и сознательно разрушает их структуру?
Почему Иван Дубаев – 37 лет, специалист по системам гидропоники – избегает контакта со всеми особями женского пола в возрасте от пятнадцати до сорока пяти лет?
И для чего Виктория Березняк – 31 год, универсал – приносит домой предметы, не имеющие функциональной и эстетической ценности?
Айне задавала вопросы Тоду. Он отказался отвечать, мотивируя неспособностью оценить чужие поступки. Врал. И сейчас повторяет ложь.
Это обстоятельство вызывает негативные эмоции, и Айне, оттолкнув пижаму, ныряет под кровать.
– Я не хочу спать, – говорит она оттуда.
Прижавшись к теплой стене ухом, Айне слушает гудение и смотрит на ботинки Тода. Ей интересно, как он поступит сейчас. Он очень терпеливый. И умный. И сильный. И пожалуй, чувство, которое Айне испытывает к нему, может быть интерпретировано как симпатия.
– Леди, будьте столь любезны, покиньте ваше убежище, – вежливо просит Тод.
Айне молчит.
– Ваше поведение алогично.
Айне знает. Как и знает, что изменение типа обращения к ней – признак неодобрения.
  
– При особенностях вашего физиологического статуса, любое нарушение режима рискует обернуться непредсказуемыми последствиями…
Айне чувствует неуверенность, но в чем-то он прав. Ко всему лежать на полу неуютно. И гудение за стеной становится угрожающим, словно там, в проводах, завелся жук. В воображении Айне жук длинный и узкий, как сколопендра из атласа «Насекомые Крыма». Его жвалы раскалывают бетон, а коготки на лапках впиваются в трещины. Хитиновый экзоскелет скрежещет, гнется, но не разламывается, защищая мягкие жучиные внутренности.