Адаптация
Он и торопился, как умел.
Вышел на крылечко, вытащил из пухлого кейса зонт и, раскрыв, шагнул в мутную пелену. Дождь вздыхал, подошвы ботинок скользили по листьям. В лужах дрожали черные тени тополей.
Сроки, конечно, впритык. Даже слишком уж впритык, если разобраться. И в этом Савларову виделся еще один вызов. Если успеть, то, глядишь, и выйдет серебряный чип на золотой сменять. А там уже другое отношение, другие ставочки…
Ближайшая тень вдруг шагнула наперерез. Она была черна, как подобает тени, и угловата, хотя двигалась плавно. Только когда тень потянула белые руки, Савларов понял, что это и не тень вовсе, а человек. Женщина в черном дождевике.
– Чего надо? – спросил он, выставляя зонт как пику.
Она откинула капюшон – стал виден белый овал лица и короткие волосы странного цвета.
– На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. А ты кто такой? Отвечай!
Сумасшедшая. Пробралась на территорию и теперь пристает к людям. Савларов зонтом попытался оттолкнуть девку, а она протянула руки и сказала:
– Отдай!
– Дамочка, убирайтесь, пока я…
Ударили сзади, точно в межреберное пространство, затыкая лезвием сердце, а ладонью – рот. Савларов чувствовал, как вынимают нож, и как на землю кладут.
Шаги убийц растворились в шелесте дождя, а тени смешались с иными тенями. А Савларов умирал, глядя на луну, отчего-то не круглую, но овальную, словно лицо незнакомки. Потом луна снова стала круглой, но лишь затем, чтобы превратиться в октаэдр.
Альфа. Бета. Гамма.
Каппа. Пси.
Омега.
Смысла все равно не было. Поселки построят в любом случае. Но тогда зачем убивать?
Луч света рассекал комнату на две половины. Левая была темна. И правая была темна. На белом озере стола выделялся черный планшет и сумка, чье содержимое вывалили на пол, отчасти растоптав, отчасти – распинав по комнате.
Синеволосая девушка сидела на козетке и перебирала бумаги, раскладывая на две кучи. Первую она убрала в сумку, а из второй принялась складывать фигурки оригами. Движения ее были точны, и бумажный зверинец на краю стола быстро разрастался.
Закончив, девушка выстроила зверей цепью.
– И зачем было убивать? – парень, наблюдавший за подругой из другого угла, нарушил молчание.
– Так интереснее.
– Это не игра.
– А что тогда?
– Шанс.
Девушка пожала плечами и, вытащив кремниевую зажигалку, попыталась поджечь бумажного человечка. Зажигалка щелкала. Огня не было.
– Для кого шанс? Ты и вправду думаешь, что на болота они не пойдут? – девушка принялась стучать зажигалкой по полу. Частота ударов возрастала, и парень не выдержал. Поднявшись, он в три шага пересек комнату и отобрал зажигалку.
– Я думаю, что они пойдут всюду. Реки, моря, океаны. Антарктида и Сахара. Горы и долины. Болота в том числе…
– Нет повести печальнее на свете, – девушка смотрела снизу вверх, но глаза ее были полузакрыты. Голубые прядки обрамляли лицо. На белых руках тенями лежали вены, особенно темные на сгибах.
Парень продолжил:
– Экстремальные условия отчасти послужат сдерживающим фактором.
– Зверье адаптируется.
– Да, несомненно. Но не сразу.
– Сразу.
– Даже если так, то в такой среде просто невозможна высокая видовая насыщенность. Ниши узкие. И конкуренция даст шанс.
– Признайся, тебе просто хочется доказать, что ты – самый умный, – девушка требовательно протянула ладонь. – И поиграть с настоящими человечками.
– Как и тебе.
Парень сам щелкнул зажигалкой и поднес огонь к первой из фигур – бумажному муравью.
– У них нет оптимумов существования. И нет пессимумов, существование ограничивающих, – девушка жадно наблюдала, как рыжее пламя поглощает одного зверя за другим. – Нет ареалов распространения. Они абсолютно адаптивны.
– Тем выше конкуренция.
– И все равно ты ошибаешься, – она пальцем тронула пепел. – Нельзя встроить старую деталь в новую систему. Ты снова хочешь их спасти, а надо – адаптировать. Я знаю как.
Огонь добрался до края цепочки, но девушка уже потеряла к нему интерес. Теперь она разглядывала собственные руки.
– Знаешь – делай. Только, пожалуйста, не надо больше никого убивать!
– Поцелуй.
– Что?
– Поцелуй меня и я пообещаю, что не буду никого убивать. – Она поднялась и неловко обняла парня: – Мы родственники, да, но мы разные! Генетически разные! Сейчас все друг другу настолько разные, что только у близких родственников и может получиться. А я тебе помогу. Я тебе и с дроидами помочь хотела. А ты взял и закрыл проект. Позволил людям диктовать условия. Какой в этом смысл? Никакого. Работай мы вместе, все бы получилось. И еще может получиться. Отмени приказ.
– Нет.
– Тогда хотя бы послушай. Мои наработки, они подойдут! Я отдам. Просто так, чтобы ты…
Он отцепил ее руки и буркнул:
– Ева, отстань. Просто отстань от меня, ясно?
– Совсем?
– Ты же получила, что хотела? Так исчезни. У тебя свои игрушки, у меня свои. Ты не мешаешь мне, я не мешаю тебе. Понятно?
Она кивнула. Адам, потянув носом, добавил:
– И хватит жрать вельд. У тебя от него окончательно мозги сплавляются.
Он был не прав. С мозгами у Евы все было хорошо, а от вельда становилось только лучше. В голове прояснялось, и рождавшиеся мысли удивляли гениальной простотой. Ева справилась бы сама, вот только… каждой Еве нужен Адам. Иначе порядка не будет.
Строительство началось в срок.
Второе строительство также началось в срок.
А спустя четыре года Европы не стало.
Часть 1. Адсорбция
Глава 1. Человек – это звучит гордо
Время: 12:42, 22 октября 2042 года.
Место: северо-западные окрестности поселения Омега. Бывший заказник «Ельня»
Солончаки начинались за Яськиной Падью. Из жижи болота поднимался горб, вершина которого слюдяно поблескивала на солнце. Издали она смотрелась этакой лысиной посреди темного волглого ельника. Еще на середине холма деревья становились ниже, ветки их теряли былую гибкость и при малейшем прикосновении осыпались дождем желтой иглицы. Глеб поднял парочку и приложил к пальцам. С прошлого раза стали длиннее. И деревья вытянулись, побурели.
Иголки Глеб сунул в карман: пусть докторша решает, чего там да как с мутациями, а Глебушкино дело – образцы взять.
Слева хрустнула ветка. И еще одна, уже ближе. Глеб перехватил винтовку и шагнул назад.
Хруст множился.
Широкая лапа ели мазнула по макушке, заставляя пригнуться.
Хруст приближался.
Глеб опустился на одно колено, прижал винтовку к плечу и, глубоко вдохнув, замер. Сердце отсчитывало время почище хронометра.
Первым на тропе показалась старая свинья черного с проседью окраса. Редкая щетина и обвисшие бока выдавали в ней животное домашнее, но вот потянувшиеся следом поросята были характерно шерстисты. Семейство бодрой рысью прошло мимо. Уши свиньи подрагивали, огрызок хвоста дергался, а острые копытца оставили на тропе глубокие следы. По ним и потянулось прочее стадо на два десятка голов. Последним, осторожно ступая по взрытой земле, шел секач. Ступал он медленно, ворочая тяжелой башкой, втягивая воздух рытвинами ноздрей и выдыхая из приоткрытой пасти. Был он стар и матер. Толстый жировой панцирь прикрывал бугры мышц, а желтые клыки почти сходились над переносицей. Напротив Глеба секач остановился. Он просто стоял и пялился красными глазенками на ель.
– Вы шли бы лесом, добрый господин, – мысленно пожелал Глеб и поставил на кабаньей туше красное пятно лазерного прицела. К сожалению, тоже мысленного. – А если не пойдете, то и хрен с вами.
Массивная башка пригнулась к земле, расколотый старым шрамом нос сковырнул взрытую почву, и в следующий миг кабан бросился вперед. Глеб нажал на спусковой крючок и отпрыгнул. Громыхнуло. И эхо многажды отразило выстрел. Посыпались сухие иглы, затрещали ветки под весом кабаньей туши. Ударило в ноги, сбивая на землю. Подцепило под левую руку, пробивая кожу и мышцы. Поволокло. Выронив винтовку, Глеб заорал.