Адаптация
Ева нажала на паузу и перевела дыхание. Отмотала. Прослушала. Стерла. Пустила запись наново.
– Сегодня двадцать третье октября. Год сорок второй. Две тысячи сорок второй. Время записи… четверть первого. Если часы не врут. Я – Ева Крайцер, врач-дубль поселка Омега. Бывшего поселка.
Говорить было легко. Жаль, сигареты закончились. Ева курить бросила, еще тогда, после инцидента: в сигаретном дыму начал мерещиться запах жареного. А теперь вдруг потянуло.
– Я не знаю, каким образом в ночь с двадцать второго по двадцать третье октября я оказалась за территорией. Наверное, кто-то пошутил. Парень один. Мы с ним сразу не поладили. Мерзкий тип, но жизнь мне спас. Когда я вернулась, то… – это не было ни отчетом, ни докладом и Ева снова стерла запись. Выключив диктофон, она села и принялась обыскивать тела.
Сплющенная пачка была в крови, но сигареты не пострадали. Разломав одну пополам, Ева сунула в рот и разжевала. Сплюнула. Но на языке остался кислый привкус табака. И снова нажав на пуск, Ева начала с того, что видела.
– Тела расчленены. Фрагменты неоднородны. На некоторых имеются дополнительные повреждения в виде резаных ран. Длина колеблется от полусантиметра до пятнадцати. Глубина варьирует. В ряде случаев повреждены кости. Края ран относительно ровные, форма – веретенообразная. Наличествуют следы обильного кровотечения, что позволяет сделать вывод о прижизненном нанесении повреждений. Края ран чистые, ровные. Присутствуют незначительные количества смолоподобного вещества.
Ева остановила запись, достала пакет для образцов и сделала соскреб. Повторив операцию трижды, она снабдила каждый образец этикеткой. Привычность работы успокаивала лучше сигарет.
– Посмертные изменения в пределах нормы. Следов ускоренного разложения, ферментации или выплавления не обнаружено.
И укусов нет. Вообще не похоже, чтобы к телам притрагивались.
Ева подняла одну из отделенных конечностей и поднесла к свету.
– Срез кости ровный. Кость не раздроблена. Установить наличие продольных трещин не представляется возможным.
Кем бы они ни было, но работало чисто. И с выдумкой.
Ева закрыла глаза, складывая мозаику информации. Люди-фантики, люди-бумажки, оригами, которое кто-то взял и разрезал. Ручка-ножка-голова. Точка-точка-запятая. Нет, это не отсюда.
Почему не ели? Почему оставили?
Или нужно спросить «для чего»? Волки еще не желали приближаться к поселку, хотя пятнистая была тоща, а внутри ждало мясо. И кадавры не отказались бы от этого мяса, но…
Ева выбрала труп, выглядевший наиболее целым, и, ухватив за ноги, чуть повыше массивных кроссовок, вытянула в центр сарая. Затем она вышла, отметив, что вокруг снова темнеет и истончившаяся луна уже пробилась сквозь муть небесную. Бегом Ева добралась до ближайшего жилого дома и обыскала кухонный блок. Инструмент был сомнительным, ну так ей же не в мозгах ковыряться.
Ева разрезала рубашку и майку, осторожно пальпировала живот. Мягкий. Пожалуй, слишком мягкий. И в этой мягкости четко прощупывалось твердое тело размером с кокосовый орех.
Нож для чистки картофеля вошел точно под грудиной и застрял. Выдирать пришлось силой. Зато второй, с широким лезвием и остро заточенной кромкой, рассек кожу и мышцы, хотя рубить было зверски неудобно. Из раскрытой брюшной полости вывалились комки кишок, уже расплавленных сапрофитами. Завоняло.
Почему люди так воняют?
Вопрос относился к разряду философско-риторических и осмысления не требовал. Убрав обрезком трубы тонкий кишечник, Ева ткнула в плотный мешок желудка, вспучившегося в верхней части. В нижней же виднелся разрыв, запечатанный все той же смолистой каплей.
Разрез Ева сделала чуть выше. А потом, надавив на шар, заставила его выкатиться в щель.
Шар был бледно-желтым и похожим на вчерашнюю луну. Кожистая оболочка его, разделенная на октаэдры, просвечивалась. И в мутноватом содержимом проступал силуэт зародыша.
Ева, выкатив яйцо на пол, направила луч фонаря. Силуэт на стене вышел четким. А личинка почти закончила формироваться. Виднелось разделенное на сегменты тело с массивной головой, черными мазками проступали жвалы. Высвечивалась широкая трубка пищевода, и судорожно сжимались мышцы, толкая по сосудам лимфу. Когда же яйцо повернулась, Ева увидела и куцые крыльца, прижатые к зачатку панциря.
Именно тогда Ева узнала ее, увеличенную в десятки раз, искаженную многими мутациями. Особь была подогнана гиперэволюцией под нужды нового мира и идеально ему соответствовала.
Личинка нервничала, шевелилась, словно пытаясь выбраться из тюрьмы и атаковать человека.
Нет, дорогая, шалишь.
Ева вытерла руки о штаны. Отступила. Сглотнув, нащупала в кармане пистолет. Прицелилась. У нее никогда раньше не получалось нормально прицелиться, ствол уходил вниз, а мушка скакала, не желая совмещаться с целью. Но теперь все было легко. Спусковой крючок слабо щелкнул, и ствол дернуло вверх. Яйцо же разлетелось ошметками слизи.
Вот только выстрел потревожил еще шесть десятков. Теперь Ева слышала их. Скребутся, шевелятся, толкаются плодом в мертвой утробе жирные личинки в масляных колбах яиц. Еще пара дней и прорвут оболочки, вывалившись в пережеванную бактериями среду.
И дальнейший процесс встал перед глазами Евы трехмеркой анимации. В нем было новое и старое, сросшееся, как сиамские близнецы, и совершенное в своем уродстве.
Личинки будут жрать столько, сколько смогут, торопясь набить мягкое хитиновое тело, пока действует репеллент, разбрызганный взрослыми особями. Потом окуклятся и залягут на зиму, выплавляя из старого тела новое, с прочным панцирем и мощными челюстями, с тонкими вуалями крыльев и резким запахом, предупреждающим: не тронь.
Весной прорвутся земляные каверны, выпуская стремительные тела молодых маток. И чуть позже присоединятся к ним в пляске рыжие и неуклюжие самцы. Воздух наполнится звоном роя, привлекая внимание хищников. Некоторые осмелятся прервать танец новой жизни, другие дождутся, пока силы самцов иссякнут.
Самки же устремятся вниз, боевыми зарядами пробьют мягкую почву, вгрызутся в нее челюстями и широкими передними лапами. В выплетенном лабиринте найдется место и для матки, отбросившей кружевную вязь крыльев, и для первого поколения.
Выживут не все. Те, кому повезет вылупиться раньше, будут достаточно голодны и разумны, чтобы уничтожить конкурентов. А спустя год-два на месте поселка Омега возникнет новый муравейник, который откроет ворота, выпуская псевдоматок, единственная задача которых – отложить яйцо и продолжить великий круг жизни.
В этом высший смысл. И здесь продолжает стучать новое сердце старого мира. Удары его проламывают голову, вызывая боль настолько острую, что в глазах темнеет. Эхо гонит прочь. Требует собрать вещички и растреклятый диктофон с беспомощными выкладками. Найти оружие. Еды хоть какой-нибудь. И бежать-бежать, пока побег еще возможен.
Ева подхватила рюкзак, сунула аптечку и пару туб с питательным раствором. Диктофон. Образцы с аккуратными этикеточками – кому нужны в новом мире старые правила игры? – и пару обойм к пистолету. По дороге к гаражу подхватила еще парочку стволов, больше ради внутреннего спокойствия. Замок вынесла выстрелом. Ударом рукояти разбила стекло, сняла ключи с колышка и, переведя дыхание, сказала:
– Я сумею. У меня получится. У меня всегда получалось.
Это было неправдой, но Ева сделала вид, что поверила себе. Ее маршрут был вычерчен в компьютерной памяти болотохода. Оставалось лишь следовать за путеводной нитью и молиться, чтобы удалось добраться до Альфы раньше, чем закончится топливо.
Машина завелась с пол-оборота. Волки ждали за оградой.
Глава 6. Переменные бытия
Странность произошедшего не имела оттенка агрессии. Айне переходила от дома к дому и прислушивалась. Заглядывала в окна. Заходила. Два крайних, смыкавшихся углами, обследовала с особой тщательностью.
Она раскрывала шкафы и медленно перебирала их содержимое. Вытаскивала ящики и ящички, добралась до коробок, которые, устав от досмотра, просто бросала на пол. Из коробок высыпалась бумага. Айне подняла стопку листов – чистые. Кровать заправлена. Подушки горкой. На спинке налет пыли. Пыль на железе иная, чем в бункере. Айне собрала ее пальцами и скатала липкий комок. Хотела еще на вкус попробовать, но не решилась. Выбросила и переключила внимание на фотографию со стены. Лица проступали белыми кругами на темно-синем, складчатом фоне. Айне пыталась понять, что это, но не сумела. Как и не узнала людей, снятых на фото. А Тод говорил, что в базу данных включены все жители поселка. Тод врал?