Каюр (СИ)
Второй и третий документы всё же оказались паспортами, выданными на то же имя, что и метрика. А именно таможенным паспортом, и паспортной книжкой (хотя на книжку он совсем не был похож).
Таможенный паспорт давал дозволение мещанину Исидору Волкову, приказчику купца третей гильдии Матвея Урицкого, вписанного в свидетельства купца как родственник, торговать и добывать зверя за пределами государства Российского, в том числе в портах Норвегии, Дании и Швеции. Паспорт был бессрочным. Паспортная книжка судя по всему была внутренним паспортом, и указывало только на то, что Волков проживает в Кольском уезде и ему разрешено посещать любые города и селения Российской империи для собственной надобности. Этот паспорт уже имел срок действия и составлял он пять лет.
В обоих документах фотография владельца напрочь отсутствовала, зато была графа «приметы», рост, цвет волос и бровей, цвет глаз, подбородок, нос, рот, размер ноги и… всё! Судя по тем приметам, которые были записаны в паспортах, под них подходило как минимум треть мужского населения страны! Трендец какой-то…
Ещё раз обыскав планшетку, я убедился, что она пуста, больше в ней ничего не было. Значить Матвейка мне ни каких писем не оставил. Я уж было собирался продолжить обыск оставленных мне вещей, как вдруг услышал, как залаяли собаки, к палатке кто-то приближался.
— Мистер Сидор! — Знакомы голос американского доктора подтвердил мои предположения — Я не могу к вам пройти, эти бестии того и гляди привязи порвут! Вот же злобные твари! Вас зовёт мистер Соверс!
Бросив бесполезный планшет на спальный мешок, я выполз из палатки и увидел, что на границе той части берега где были привязаны собаки, стоит вчерашний доктор, и с досадой смотрит на нескольких здоровенных кобелей, которые во всю заливаясь лаем буквально рвутся в бой, выбрав своей жертвой американца. Да уж… Сразу видно, что это не ездовые собаки, у тех агрессия к людям напрочь отсутствует. Те же хаски, маламуты, лайки и самоеды выдоились с таким расчётом, чтобы на них мог ездить любой, а не только хозяин. Агрессивные экземпляры в процессе селекции безжалостно уничтожались. Много поколений отбраковки собак, агрессивных к людям, и отбора самых послушных (для езды в упряжках) дали собаку, начинающую ластиться к каждому человеку, которого увидит. А тут… Да этих зубастых и беспородных монстров только на цепи держать, вместо охраны.
— Успокойте их мистер Сидор! — Доктор увидел, что я показался на свет божий и укоризненно на меня посмотрел — Мистер Соверс ждёт вас с самого утра, а вы почему-то не торопитесь. Учтите на будущее, у нашего начальника довольно скверный характер и он не терпит неуважения. Поторопитесь, он ждёт вас в доме.
— Десять минут док! — Крикнул я в ответ, стараясь перекричать лай — Ну ка фу! Фу я сказал!
Мои попытки «дистанционно» успокоить собак успехом не увенчались, лай и не думал прекращаться. Доктор развернулся и ушёл, а я, вздохнув, начал собираться. Нужно хотя бы немного привести эту убогую одежду в надлежащий вид и умыться. Да и как мне самому мимо собак пройти нужно придумать. Вчера со мной были Матвей и эскимос, которые всех собак хорошо знали, а сегодня я один…
Через пять минут я был готов, и вооружившись кнутом каюра, который нашёл на санях, я отправился в путь.
Через собак я прошел свободно, хотя и был готов к нападению. В отличии от американского доктора, меня собаки встречали приветливо и никакой агрессии не проявляли. Наоборот, псы бросались ко мне преданно и счастливо смотря, радостно поскуливая, виляя хвостами и норовя потереться о мою ногу или лизнуть, при этом ни одна из собак даже попытки не сделала напрыгуть на меня от избытка чувств, и они явно знали, что я держу в руке. От кнута они старались держаться подальше. Я шел, не проявляя эмоций, не зная, как себя вести. Собаки у меня никогда не было, хотя в Питере, где я родился и вырос, собак держали все, кому не лень, как с ними обращаться я знал только в теории и из краткого общения с Иоханом.
Чему Иохон за два дня успел меня научить? Ездовых собак кормят только один раз в день, вечером, никаких перекусов и лакомств во время езды не предусмотрено. Вообще во время езды собак нужно кормить только после того, как окончен дневной маршрут. Если же они накормлены, то никакие обстоятельства не заставят каюра ехать: езда на сытых животных вызывает у них рвоту, они худеют и долго не могут поправиться. Так же не следует их кормить сразу после остановки, только через полтора-два часа, иначе тоже могут быть проблемы. Что ещё? Иохан говорил, что собак никогда нельзя кормить досыта, они всегда должны быть слегка голодными, нельзя ласкать их или ещё как-то поощрять во время езды, и даже во время кратких остановок. Не так уж и много, для «опытного каюра»…
Подходя к дому полярников я только сейчас его как следует рассмотрел. Для зимовки был заготовлен сборный дом, который был примерно десять метров в длину и четыре в ширину. Высота от пола до конька — около трех с половиной метров. Обыкновенный дом, с двускатной крышей, покрытой вместо черепицы толью. Но имелись и особенности. Как туристическая палатка, дом был закреплен к каменному берегу шестью оттяжками — стальными тросами, которые крепились к дому с обоих концов коньковой балки и к каждому из четырёх угловых столбов, а к берегу фьорда — стальными рымами, которые представляли собой огромные стальные болты, вкрученные прямо в каменистую землю. Очевидно это делалось для того, чтобы этот дом не имеющий фундамента не снесли арктические бури. Тросы были натянуты как струны, потому что соединены были между собой винтовыми талрепами, позволяющими регулировать натяжку. Так же оттяжками были закреплены и трубы дымохода и вентиляции.
Дом был еще не до конца достроен, внутри вовсю шли отделочные работы, и когда я переступил порог, то смог оценить и то, как американцы подошли к его утеплению. Внутри дом делился на две комнаты, одна из которых, самая маленькая очевидно была кухней, а вторая — жилой комнатой. Стены были из доски десятки с воздушной изоляцией. Воздушная прослойка отделяла от досок наружную и внутреннюю обивку. Для изоляции использовали войлок и картон. Пол и потолок двойные, крыша одинарная. Толстые, крепкие двери стесаны по краю наискось, чтобы плотнее закрывались. Два окна: одно, в торцевой стене, с тройной рамой, другое, на кухне, с двойной. На полу — линолеум. В комнате было две вентиляционные шахты: одна вытяжная, другая для поступления свежего воздуха. Вдоль стен шли в два этажа нары для десяти человек: у одной стены шесть, у второй — четыре. Так же у второй стены стояла и одна кровать без второго яруса, очевидно для Соверса. Посредине большой комнаты стоял длинный стол и несколько табуретов. Половину кухни занимала плита, вторую половину — полки для хранения продуктов. Из кухни через люк можно было попасть на чердак, где очевидно предполагалось хранить часть провианта и снаряжения. О том, что этот дом готовили заранее, чтобы было легче его собрать, говорили многочисленные метки на досках, листах обивки и даже на рулонах войлока. Нары и немногочисленную мебель американцы скорее всего привезли уже готовыми.
Соверс сидел на табурете возле стола, и не обращая внимание на визг пил и стук молотков что-то писал в толстой книге с кожаным переплётом.
— Доброе утро мистер Соверс! — Я поздоровался первым.
— Утро⁈ — Соверс оторвался от бумаг и насмешливо на меня посмотрел — Уже день мистер Сидор, вы проспали завтрак, а обед к сожалению, не заслужили, ведь кроме завтрака вы проспали и обязательные для всех работы. И ещё, вы были пьяны! На первый раз я вас прощаю, но учтите на будущее, я не потреплю пьянства на своей зимовке! Спиртное у нас выдается только по субботам и воскресениям, а также на праздники и только в небольших количествах!
— Даже так? — Такой наезд, да ещё на похмельного, больного человека окончательно испортил и так моё не сильно хорошее настроение — Я полагаю, что мы не оговаривали круг моих обязанностей и условия контракта, который мы с вами до сих пор не подписали! Откровенно вам скажу, я не горел желанием оставаться в этом фьорде на зимовку и становится вашим подчиненным! Меня обманом напоили и бросили тут с вами против моей воли! И если хотите знать, всё утро до этого момента я только и делал, что думал, как мне поступить.