Защита Чижика (СИ)

Собрались мы в ординаторской «Космоса», где стоит книжный шкаф, где есть аквариум, большой, с рыбками, но главное достояние ординаторской — самовар. Электрический, но пузатый, под старину. Да, врачи любят пить чай. В одном пакетике заварки, будь то наш, «Советский Краснодар», или британский «Липтон», обыкновенно содержится пятьдесят миллиграммов кофеина, или около того. Если в чашку кипятка опустить два пакетика, будет сто миллиграммов, что бодрит — умеренно. Другие алкалоиды-теины расширяют сосуды, предотвращая повышение давления. А чайная ложка гречишного мёда дает топливо для маленьких серых клеток. Не таких уж, впрочем, и маленьких. Кнутик и пряник в одной чашке. Выпил, и два часа работаешь в турборежиме. Проверено в школе «Ч»: шахматные задачки после чая решаются и вернее, и быстрее.
  
Я достал из конвертов листки, разложил на столе. Стол в ординаторской большой, прочный, довоенной работы, двенадцать докторов уместятся без тесноты. Но сегодня нас только четверо, старая гвардия.
На листках мы написали предварительные диагнозы. На листках — чтобы избежать влияния «общественного мнения». Сначала каждый излагает собственное. Чтобы топором не вырубить. Никого, да. Нам не нужны Раскольниковы, нам нужен Пётр Петрович Лужин. Человек в поисках истины.
Поставить диагноз «с лёта» удается не всегда. Положим, откусит акула ногу пловцу, тут всё ясно, травматическая ампутация конечности, не поспоришь. А вот если человек жалуется, что всю ночь слышит голоса — это что? Живёт в общежитии? Слуховая галлюцинация? Правильный ответ — работает транзисторный приёмник. На пятом курсе был случай. У парня с нашего потока. Стал слышать голоса по ночам. Причём, на иностранном языке. Кажется, на английском — в языках он был не силён. Приёмник завалился за диван, включенный, но работал, на минимуме, тихо-тихо, днём и не разобрать, а батареек хватило надолго. Ночью же, когда всё вокруг умолкало, он слышал Би-би-си. На английском. А языка не знал. Потому решил, что его кто-то облучает. Скрытый враг, шпион, или что-то вроде. То ли со спутников, то ли ещё как. Смешно, да не до смеха. Помог сбор анамнеза: парень делил комнату с братом, моряком. Брат ушёл в плавание, дальнее, тогда-то и начали звучать голоса. Причина в том, что у брата был радиоприемник, хороший, купленный в «Альбатросе». Доктор посоветовал человеку обыскать комнату самым тщательным образом. И — ура, ура, разгадка оказалась за диваном. А могло всё кончится печально, да.
Сегодня утром из госпиталя доставили больного — для обследования. Доставили, потому что больной был в том состоянии которое обычно расценивают, как состояние средней тяжести. Сам бы не дошёл. В госпиталь он попал ночью, как только улеглась песчаная буря, но госпитальных возможностей оказалось недостаточно. Давай в «Космос»!
Давай.
И вот мы его проверили и так, и этак, результаты передали сопровождению, и больного увезли назад, в госпиталь. У нас-то стационарного отделения нет, не наша функция. Может быть, когда-нибудь, потом, но вряд ли. Это совсем другая структура — госпиталь. Совсем-совсем. И по штатам, и по деньгам, и вообще.
И потому наши доктора практикуют в больнице Аль-Фатех. Хирургам нужно постоянно оперировать, чтобы не было рахита, то бишь чтобы навык не терять, а, напротив, развивать и наращивать. Терапевтам тоже полезно. Диагностика диагностикой, амбулаторный приём — хорошо, но стационара заменить ничто не может.
Больного, значит, увезли, а мы стали думать. Полезное занятие. Желательно каждый день думать, хотя бы по полчасика. Лучше час. А вот больше — не всякому полезно.
В листках каждый написал три возможных диагноза, диагноза-кандидата. Отравление — ну, это понятно. Инфекция — тоже очень может быть. Наши организмы к африканским вирусам непривычны. И поэтому все эти диагнозы заподозрили.
Но опять же все заподозрили и третью вероятность — острую лучевую болезнь. Что меня порадовало. Не сам диагноз, конечно, но то, что все вспомнили о нём.
В нашей практике такого прежде не встречалось — острой лучевой болезни. Откуда? Одна лишь теория. Если НАТО размещает в Европе ракеты средней дальности, мы должны быть готовы ко всему — так считали, да и сейчас считают те, кто составляет учебные программы.
Собственно, сомнения диагноз не вызывал. Сомнение вызывал анамнез, вернее, его отсутствие. Что нам было известно? Нам ничего не было известно. Обследуемый ничего не говорил. То есть говорил-то он многое, но ничего такого, что указывало бы на причину его состояния. А состояние было неважное: головная боль, слабость, повторная рвота, снижение давление, сухость слизистых. Тут о чем в первую очередь думаешь? Об отравлении суррогатами алкоголя. Частые болезни случаются часто, опять же третий курс, а отравление этими суррогатами происходит чуть не каждую неделю: за невозможностью выпить водки, пьют что попало. Но, во-первых, инженеры что попало всё-таки не пьют, а во-вторых, анализы не показали наличие алкогользамещающих веществ в организме. Инфекция? Опять картина не укладывается в диагноз.
Исключите невозможное, и то, что останется, будет истиной, какой бы маловероятной она не казалась, учит нас доктор Конан-Дойль.
Откуда здесь, в Ливии, в пустыне, на трассе Великой Рукотворной Реки, или рядом, источник радиации, причем источник мощный? Ведь, судя и по клинической картине, и по данным обследования, пострадавший заполучил от трех до пяти зиверт, по старинке — от трехсот до пятисот рентген в биологическом эквиваленте. Такую дозу где попало не схватишь.
— Может… Может, ядерное оружие? — предположил Игнат. — Секретная база?
— Ядерный взрыв не скроешь, — ответил Сеня. — А пока они не взорвались, атомные бомбы, они если излучают, то очень мало. Там же защита должна быть, от излучения. Чтобы из космоса не засекли, и вообще. Садиться на них, пожалуй, не стоит, но чтобы вот так… острая лучевая болезнь…
— А вдруг повредили оболочку, мало ли. Упала, раскололась.
— В конце месяца делали, да? Брак получился? — это Женя.
— Я тоже не думаю, что это бомба. Если бы это была бомба, его бы к нам не привезли, — сказал свое веское слово я.
Все согласились. Зачем его везти к нам? Они бы — кем бы «они» ни были, — и так бы знали причину, это первое, и вопросы секретности бы не позволили, это второе. Или даже как раз и первое.
— А мирный атом? Это же может быть мирный атом? Электростанция, атомная, на гусеничном ходу? Я читал, такие есть. В «Технике — Молодежи», ещё в старой. Или ещё где-то. Работает в пустыне, энергию дает, а что секретно, так чтобы меньше шума было. Всё-таки атом, — не отступал Игнат.
— Опять возражу: случись там авария, его бы к нам не повезли. С какой целью? — ответил я.
— Возможно, это все же атомная бомба. Или термоядерная. Упала и разбилась. В смысле раскололась, — сказал Сеня. — А наши ее нашли. В смысле геологи. Случайно, вот никто и не в курсе.
— Откуда она упала, атомная бомба? — удивился Женя.
— С самолета. Только и самолет не наш, и бомба не наша. Сюрприз для госпиталя. Непредвиденность.
— А чья? Чья бомба-то?
— Французы в Сахаре свои бомбы испытывали. В Алжире, но это же рядышком, — Сеня махнул рукой в сторону Алжира. Ну, приблизительно в сторону Алжира. На запад. — Допустим, полетел французский бомбардировщик с бомбой на борту, а тут песчаная буря, или что-то ещё, он сбился с пути, залетел в Ливию, упал, разбился, все погибли. Давно, лет двадцать тому назад. Ну, и скрыли инцидент. Империалисты же. Помните, у американцев бомбы падали вот так, случайно? Падали и не взрывались. Из-за всяких неполадок с самолетами.
  
Мы помнили. Смутно. Где-то в Гренландии, что ли. Кажется, даже водородные. Мы все тогда ещё пионерами были, потому детали забылись.
— Тогда это и не французские могут быть бомбы, а американские. НАТО, оно и есть НАТО, с натовцев станет. Потеряли бомбы, и молчат, — трезво оценил возможности Женя.
Других версий не было.
— Теперь главное, — сказал я. — Не важно, угадали мы, или нет. Есть тайны, прикосновение к которым убивает. И потому наши подозрения дальше ординаторской идти не должны. В журналах напишем «Отравление неизвестным ядом», и всё.