Дело о настойчивом привидении (СИ)

  
Глава 8
 
В мастерской дознавателей ждало разочарование.
Ботинки там признали. Даже назвали того, кто их шил — одного из старших подмастерьев, получивших право работать самостоятельно. Но парень, видевший покойника целых три раза, ничего не помнил. Порылся в своих записях, нашел, сколько брал кожи и меха, как вымерял поправку для короткой ноги. Но имя заказчика ему было ни к чему. Тот был помечен в тетрадке как «левая нога подошва три ногтя». В смысле — левая нога короче на три ногтя. Рядом с этой записью стояла какая-то буква, то ли К, то ли Н, не разобрать. Почерк у сапожника был еще тот.
— Наверное, это я написал, что к Красным дням надо, — неуверенно пробормотал подмастерье. — Хотя — зачем тогда я раньше сделал? Не знаю... Мужик вроде был... такой... ну, обычный. Не военный, точно. У нас много военных бывает, поранетых. А этот — нет, не солдат. Обычный.
— То, что не солдат, мы сами знаем, — начал раздражаться мастер Ткарат. — А что еще про него помнишь? Он хоть что-нибудь про себя рассказывал? Ты примерку делал — и вы молчали, как два немых?
Сапожник растерянно посмотрел на гнома:
— Ну... это... вроде как сказал, что ходить нужно ему, что за день лиг пять проходит. А зачем — я не понял. И это... что вроде как по кирпичам ходит, так что лак не надо...
Астралии парень в этот момент чем-то напомнил барашка: такой же кудрявый, синеглазый, ресницы длиннющие, словно у эльфийки при параде, губки бантиком, а глаза — пустые, без единой мысли. Хотя и впрямь — зачем сапожнику имя случайного заказчика? Не военный же, не императорский офицер, перед которыми тут пляшут, как перед невестой на выданье...
— А во что мужик был обут, когда пришел заказ забирать, — на удачу спросила Астралия. — В старье?
Она знала, что разумные лучше всего помнят то, что касается их самих или их дела.
— Почему в старье? — удивился подмастерье. — Нет, крепкие сапоги, хорошие, хромовые.
— А что ж он тогда в тепло зимние ботинки надел? Так понравились?
Парень пожал плечами:
— Кто же его знает? Говорил вроде в приличное место пойдет, куда в грязном нельзя. Грязные у него сапоги были. Переобулся и рогожку старую у меня попросил, чтобы завернуть и ничего не испачкать. Мы завсегда рогожку даем, чтобы заказчик мог покупку завернуть...
— Грязные? — удивилась Астралия. — Так вроде сухо было?
— А я знаю, где он лазил? Странная такая грязь, серая, словно порох...
***
— Не повезло, — вздохнул гном, когда они вышли из мастерской.
— Может, все же в пансион съездим? — робко спросила Астралия.
— По поводу того кладовщика? Ты видел кладовщиков, что по пять лиг в день по кирпичам пробегают? Да еще в грязи лазят, когда дождя нет? Кладовщики — они же на складах сидят. В конторках!
И все же мастер Ткарат, за неимением других идей, решил навестить мастрисс Лилейну Мик.
Хозяйка пансиона с шаловливым названием «Приют холостяка» оказалась ничем не примечательной теткой средних лет. Человечка. Среднего роста, средней полноты. На голове — жиденький пучок, украшенный кружевной наколкой, коричневое шерстяное платье, передник, обычный для хозяек пансионов, которые сами готовят для постояльцев. А лицо — словно смазанное, не запоминающееся. Никакое.
— Узнали что-то про Кроута? — неожиданно глубоким голосом спросила мастрисс Мик. — Что с ним?
— Пока не знаем, с ним ли. Ну-ка, матушка, расскажите, когда вы его последний раз видели и во что он был одет? — спросил мастер Ткарат.
— Так, дайте вспомнить... в первый день ореховой седьмицы у него был праздник — день небесного покровителя. Он к ужину вина принес, всех угостил. Я ему платок подарила, Леван — нож.
— Какой платок? — загорелись глаза у Астралии.
— Шелковый... красивый... А на завтра он ушел к себе на склад и пропал. Я потом с мастером Буримом разговаривала, он сказал, что Кроут на работе был, но отпросился пораньше. Сказал, что поедет заказ какой-то забирать.
— За пансион заплатить денег нет, а вино покупал? — гном сделал вид, что не поверил женщине.
 
— Так он всегда платил, когда с ним на складе рассчитывались. На четвертую седьмицу. И тут как раз в конце ореховой должны были. Потому я к надзирателю и пошла.
— Вот что, мастрисс, — строго сказал дознаватель. — Сейчас поедем в участок на опознание. Нашли тело, вроде похоже на вашего постояльца.
— Ой, не надо! — замахала руками хозяйка пансиона. — Я мертвяков страсть как боюсь! Деньги мне отдали, ничего не надо!
— Нет уж, матушка, так не пойдет! — нахмурился гном. — Разумный пропал, а вам и дела нет? Лишь бы деньги получить! У него родня была? Вы ее известили?
— Так я... может, не он это помер? Может, завтра приедет и заругает, что его в мертвяки записали... И ужин я еще не сготовила, а сейчас постояльцы с работы придут...
— Надо, мастрисс Мик, — не слушал причитания женщины гном. — Ну-ка, быстро собирайтесь!
— А можно — не я? Вон, пусть Яртин поедет, он Кроута не хуже меня знает. Он как раз дома, у них подрядов нет...
Мастер Ткарат еще сильнее нахмурился, но все кивнул:
— Зови этого Яртина.
И приказал Астралии:
— Отвезешь мужика в участок. Покажешь ему покойника. Протокол опознания напишет Литерри, а ты сразу же возвращайся. Вели извозчику ждать у участка, чтобы быстрее было.
***
Труп, как и надеялась Астралия, оказался принадлежащим Кроуту Вилону. Яртин Бак — молодой строительный подрядчик — уверенно опознал соседа по пансиону. Вздохнул:
— Эк его приложило! Кто это постарался?
— Так вот и ищем, — ответила Астралия.
И спросила, словно невзначай, когда они вышли из участка и уселись в пролетку:
— А вы, мастер, не знаете, кто на вашего соседа зуб имел?
Подрядчик пожал плечами:
— Откуда? Кроут, конечно, мужик крученый был, но о себе не особо говорил... Вроде как раньше у него было свое дело — камнем торговал. Возил в Экон камень. В камне он и впрямь разбирался, мне пару раз подсказал верно...
— Какой камень? — не поняла Астралия.
— Облицовочный, для стройки. Даже вроде дорогой, вроде мрамора или яшмы. И кирпичом вроде торговал. А потом прогорел, что ли. Не знаю. Но, сколько я у мастрисс Мик живу, он все на складах в найме работал.
— А родня у него какая была? Или любовница постоянная?
— Тоже не знаю, не буду врать. Может, мастрисс что слышала? Вроде как он сам из-под Тукара, с востока... не знаю...
Помолчав немного и повздыхав, Яртин вдруг произнес:
— И все же жаль мужика! Знаешь, молодой мастер, а ведь я сейчас понял — не ровня он нам был. Я бы даже поверил, что он — из долгоживущих. По обращению — вроде как и ровня, но иной раз такое скажет, что только в ученых книжках прочитаешь. Всякие новинки любил. Мастрисс Мик жарочный шкаф купил — такого ни у кого нет, разве, может, во дворцах...
Астралия с интересом посмотрела на спутника, но не сообразила, что еще спросить. Однако мысль про всякие новинки запомнила, так что ее не удивило, когда мастер Ткарат, успевший до возвращения помощника осмотреть вещи покойного, сказал:
— Странный какой-то кладовщик был. Словно не кладовщик, а ученик в академии.
***
Дознаватель сложил в припасенный холщевый мешок — без таких на осмотры полицейские не выезжали — те из вещей убитого, которые его заинтересовали: шкатулку с письмами и бумагами, пачку световых рисунков — и раскрашенных, и нет. Саму же светокамеру покрутил в руках и сунул мастрисс Мик: «Положи к другим вещам мастера Кроута». Женщина послушно закивала. В конце концов полицейский опечатал маленькую кладовку, в которую снесли все оставшееся от покойника барахло: «Если родня откажется от наследства, мы известим. Но тогда и похороны — за твой счет, милочка». Выражение лица при этом было у него предельно строгое, даже официальное.
Забравшись в коляску, гном обернулся на приоткрытую дверь пансиона, из которой наверняка подглядывали, потом спрятал лицо в ладонях и рассмеялся: