Свадебное пари
— Старой подруге. Она сегодня уехала из города.
— Понятно. Действительно тайное свидание. Не иначе. Можно предложить тебе бокал вина?
Серена едва сдержала привычный порыв запустить в него чем-нибудь. Теперь он пытается вывести ее из себя, указав на полное отсутствие гостеприимства. Еще одна из его раздражающих привычек, которые она так хорошо помнила. В старые времена, правда, она над этим смеялась, но все это в прошлом.
Она спокойно улыбнулась и показала на буфет.
— Прошу.
— Будешь пить, как обычно, шерри, или твои вкусы изменились? — бросил он не оборачиваясь.
Ей очень хотелось сказать, что да, изменились, но это будет так по-детски… и не причинит боли никому. Кроме нее.
— Спасибо.
Себастьян налил вина и подал ей бокал.
— За выяснение отношений! — воскликнул он, поднимая свой в шутливом салюте.
Серена покачала головой и пригубила вино, прежде чем спросить:
— Как идут дела?
Она не рассказала, как жадно хваталась за все английские газеты, опасаясь увидеть в них объявление о помолвке или женитьбе.
— Все в порядке. А как ты? Все хорошо?
Она хотела дерзко ответить, что все великолепно, но слова не шли с языка. Вместо этого она пожала плечами.
— Дела идут прекрасно. Генерал доволен.
Несколько секунд он молча смотрел на нее, потому что не верил. Что-то было не так. Перед ним была не прежняя Серена, полная чувственной энергии, веселья, живости, которые он так любил. В ней словно погасло пламя. Впрочем, погасло оно уже три года назад, когда она сказала, что никогда ничего к нему не питала.
— Но ты? Как живешь ты? — настаивал он. — Мне абсолютно безразлично игорное заведение, которым ты управляешь.
Как он может? И что знает о ее жизни?
Серена горько вздохнула.
— Мое благосостояние и успех нашего бизнеса нераздельны, — процедила она ледяным тоном, ставя стакан.
Он снова долго молчал, прежде чем тихо сказать:
— Почему ты предала меня, Серена? Неужели разлюбила всего за одну ночь? Только не говори, что никакой любви не было. Мы любили друг друга безоглядно, и, что бы ты ни говорила, не убедишь меня в ином.
Серена покачала головой.
— Мы испытывали друг к другу какие-то чувства: не стану этого отрицать, — но то были юношеские забавы, и, конечно, они не могли длиться долго… Так случается в молодости. Ты же не воображаешь, что это могло стать вечным? Я одна из дочерей фаро, ты — младший сын графа, без всяких перспектив, хоть и из благородной семьи. На что бы мы жили? Питались воздухом?
В голосе ее было столько презрения, что Себастьян побелел как полотно. На щеке задергалась предательская жилка.
— Мы вполне смогли бы прожить, — уверил он. — Если бы ты имела мужество смотреть правде в глаза, все бы у нас получилось. Ты струсила, Серена.
Он осушил бокал.
— Это все, что я хотел сказать.
Он взял шляпу, перчатки и стек и шагнул к двери.
Ужасающая несправедливость обвинений потрясла ее. Несколько секунд она боролась с собой, прежде чем язвительно констатировать:
— Насколько я поняла, это и есть выяснение отношений. Теперь мы можем обмениваться вежливыми кивками, если, по несчастью, где-нибудь столкнемся.
Себастьян, поджав губы, резко обернулся, но продолжал стоять, похлопывая перчатками по ладони, раздувая ноздри, стараясь подавить ярость, вызванную ее оскорбительным тоном. Все повторялось, как и три года назад, хотя тогда он был сражен ее словами, теперь же был зол, как никогда прежде.
Она отвернулась от него и отошла к окну: спина прямая, плечи расправлены, взгляд устремлен на дома напротив.
И ее неподвижность была так красноречива, что пробила панцирь его гнева. Она вдруг показалась ему такой беззащитной, такой уязвимой; ее белая длинная стройная шея казалась слишком хрупкой, чтобы выдержать тяжесть головы. Он любил целовать эту шею… и сейчас воспоминания об этом были так реальны, что он ощутил свежий аромат розовой воды, который шел от ее кожи.
Поколебавшись, Себастьян сказал уже тише:
— Мне не следовало называть тебя трусихой. Прости. Полагаю, у тебя были свои причины. И если я принял мимолетное влечение за более глубокое чувство, значит, ошибка моя.
Он грустно усмехнулся.
— Тогда я был таким глупым и влюбленным… По молодости!
Голос его звучал тихо, но напряженно, и Серена медленно повернулась. Губы Себастьяна были решительно сжаты, голубые глаза — ясны, взгляд прям. И она, вздрогнув, поняла, что нежный, любящий, беззаботный юноша из той долгой, страстной идиллии, закончившейся три года назад, повзрослел, превратился в широкоплечего, излучавшего силу, уверенность и решимость мужчину. Черты лица стали более жесткими, а глаза, как всегда сияющие, теперь были грустными и серьезными.
Она вдруг задалась вопросом, могут ли они так же легко зажечься смехом, как раньше? Жаль, если он лишился способности привносить в жизнь немного иронии.
— Ах, не стоит об этом думать, — пожала она плечами. — Ну что, перемирие?
— Перемирие, — согласился он, протягивая руку.
Серена шагнула вперед и вложила пальцы в его ладонь. На мгновение их глаза встретились, и они снова затерялись друг в друге. Себастьян поспешно уронил руку, отвел взгляд, и невидимая связь прервалась.
— До свидания, Серена, — попрощался он, направляясь к двери.
— До свидания. Хорас проводит тебя.
— Спасибо.
Она долго прислушивалась к удалявшимся шагам, к разговору Себастьяна с Хорасом. Наконец входная дверь захлопнулась. Серена подошла к окну, встала сбоку, защищенная бархатной шторой от взглядов с улицы, и принялась наблюдать, как он отвязывает лошадь и садится в седло. И вдруг поднял голову!
Серена поспешно отступила, хотя знала, что он не может ее видеть.
Себастьян пришпорил лошадь и поскакал в сторону Сент-Джеймс-стрит.
Почувствовав невыразимую усталость, словно пробежала марафонскую дистанцию, Серена опустилась в низкое кресло у огня и, положив голову на спинку, закрыла глаза. Впервые она увидела Себастьяна на маленькой вечеринке, которую давал один из постоянных клиентов игорного заведения генерала Хейуорда на Чарлз-стрит.
Молодой хозяин клялся в вечной любви к леди Серене Кармайкл и следовал за ней повсюду как заблудившийся щенок. Будь ее воля, Серена очень мягко отвадила бы его, но отчим приказал держать молодого человека на поводке. Ему предстояло унаследовать большие деньги, да и сейчас он не бедствовал, и, следовательно, проигрывал в заведении генерала огромные деньги. Серена, как обычно, повиновалась. Молодой лорд Фэрфакс не понесет серьезного урона. Во всяком случае, такого, который навлечет на него отцовский гнев.
Но на эту вечеринку явился Себастьян Салливан, златовласый Адонис с поразительной глубины голубыми глазами и солнечной улыбкой. Казалось, новый гость всего лишь мельком глянул на нее, прежде чем присоединиться к кружку друзей, но не прошло и нескольких минут, как он оказался рядом и вручил ей бокал шампанского со словами:
— У меня такое чувство, что вы очень хотите пить.
Она рассмеялась, спросила, как он угадал, и Себастьян ответил:
— О, мне кажется, я точно знаю, что вы любите и что вам понадобится в следующую минуту.
Она даже задохнулась от такой дерзости, и даже сейчас, разбитая и уничтоженная, Серена улыбнулась, вспомнив, как затрепетала при этих словах. И Себастьян сдержал свое слово до последней мелочи.
Пока… пока она не сделала того, что должна была сделать. И теперь он не сможет простить ее. Да и как, если она сама себя простить не сможет!
Глава 6
Молодой человек, стоявший у дома на Брутон-стрит и смущенно поправлявший галстук, явно нервничал. Одет он был с безупречным вкусом: в камзол и панталоны из темно-коричневого шелка, а также жилет цвета темного золота в зеленую полоску; черные кожаные туфли начищены до блеска, на красных каблуках ни единой царапины, трость с серебряным набалдашником стоит под принятым правилами углом, черная треуголка красиво отделана золотом. Дважды он подходил к двери, чтобы взяться за медный молоток, и дважды отступал. Наконец он отошел за угол, оглянулся и, очевидно приняв решение, вернулся к дому.