Снежинка для демона (СИ)

Заходит девушка, ставит капельницу. Вижу желтую этикетку на бутылочке и понимаю, что это глюкоза. Похоже и кормить меня никто не собирается. Чудесно просто. Девушка ненадолго исчезает, и я слышу какое-то невнятное шуршание. Через какое-то время чувствую как мой член бессовестно лапают чужие руки и что-то на него надевают. Догадываюсь для чего и мысленно сгораю от невероятного унижения. Но нужду все же справляю.
Моя мучительница уходит теперь уже по-настоящему, чтобы появиться лишь для снятия капельницы. И вновь я предоставлен самому себе. Окон в помещении нет и я не представляю какое сейчас время суток.
Пытаюсь заснуть, мучаясь от ломоты в спине и просто невероятного, прямо таки навязчивого, желания сменить положение тела в пространстве и, наконец, мне это удается. Я не знаю сколько проходит часов, но, пусть будет вечером, снова приходят люди. Человек пять заходит в мою камеру принудительного заключения и обступают койку, блестя возбужденными глазами, в которых горит все тот же безумный фанатичный огонь. Мне снова вкалывают эту противную дрянь, которая огненной лавой расползается по венам, но теперь я даже рад этому огню, который согревает окоченевшее тело. Как мне кажется, эти недоцелители просто находят какое-то извращенное удовольствие издеваясь надо мной. Мысль вспыхивает в сознании и гаснет сметенная другой, более яркой, заставляющей поверить и осознать, что все по-настоящему. Не кошмарный сон, не нелепая постановка неведомого режиссера, а реальность, в которой я для этих людей не человек, а подопытная крыса.
Эта мысль окончательно укрепляется в сознании, когда я вижу в руках у старого знакомца острый скальпель, который он немедленно пускает в ход, нанося мне порезы. Крик, вырывается из горла. К черту, гордость и достоинство, я не собираюсь сдерживаться. Поору уж, может хоть оглохнут сволочи. Но и тут меня обламывают, заталкивая в рот не слишком чистую тряпку и продолжая кромсать тело, которое бьется в ремнях от запредельной боли. Одно дело, когда рана получена в горячке боя, другое — когда тебя медленно режут, с садистским наслаждением наблюдая за гримасой боли и ужаса исказившей лицо.
Наигравшись, целители бросили свою подопытную крыску подыхать от боли, не забыв достать импровизированный кляп, а то не дай Бог еще задохнусь. Честно, в течение пары часов я на полном серьезе раздумывал о том, чтобы покончить с собой. Даже способ придумал. Говорят, что японские воины-ниндзя откусывали себе язык и умирали от болевого шока. Только мысль о том, что мой план не сработает из-за чертовой регенерации удержала меня от безумного поступка. А жить не хотелось. Стоило только представить, что надо мной будут измываться вот так изо дня в день несколько недель, а то и месяцев — смерть сразу казалась благом.
Я попытался услышать в себе магию, но она лишь слабенькой искоркой тлела где-то глубоко внутри меня. По всей видимости, мне кололи еще и какой-то блокиратор магии. Беспомощность- ужаснейшее, самое отвратительное из всех возможных ощущений.
Абсолютно сухими глазами смотрю в потолок, на опостылевшие за этот день символы, которые дразнят сознание, словно призывая разгадать в них некий тайный смысл. К телу возвращается полная чувствительность. Хочется заскулить от тупой боли, к которой организм вроде как притерпелся, но терять гордость перед самим собой не хочется. Я ничего не должен этим тварям и чтобы досадить им буду орать как резанный, хотя почему как? Но вот терять самоуважение — не по мне. Я знаю себе цену, что бы я там не думал, я все же мужик, а не тряпка. Не знаю, есть ли надежда вырваться из этого мрачного склепа, но попытаться стоит. Нужно просто запастись терпением и ждать. Это все что мне остается в моем положении.
Я чувствую свое тело. Чувствую как неглубокие порезы меееедленно затягиваются, стягивая кожу. Это похоже на медитацию. Только направленную на то, чтобы услышать свое тело, а не дух. После того, как самые крупные раны затянулись приступаю к упражнениям. Конечно, многие считают, что если тебя связали и положили на койку, то сделать ничего нельзя. Заблуждение. Ведь можно не качать пресс механически поднимая туловище. Достаточно напрягать мышцы. Я и напрягаю. Силюсь преодолеть сопротивление ремней сначала на руках, напрягаясь изо всех сил. До знакомой и приятной усталости в руках. Понимаю, что перенапрягаться нельзя, чтобы не забить мышцы кислотой и потому перехожу на ноги. Так я разрабатываю все свое тело, чтобы потом, когда у меня появится шанс, я не двигался вареной макарониной.
 
Следующий день не несет разнообразия. Инъекция демонической отравы в вену и задушевный разговор с целителем. Только теперь мне не проясняют ситуацию, теперь меня спрашивают о самочувствии, об ощущениях, о магии.
Мерзко ухмыляюсь, отказываясь делиться подробностями своего организма, ссылаясь на то, что это невероятно интимная информация, которую я готов доверить только жене. Я не знаю, зачем я пытаюсь вывести его из себя, просто мне хочется увидеть на этой ненавистной физиономии хоть какую-то эмоцию, помимо насмешки, которая так и кричит о том, что я бессилен. Впрочем, кое-что я и сам не прочь выяснить.
— Сегодня тоже резать будешь?
— А как же? — якобы искренне удивляется он, все так же противно кривя свои губы в поднадоевшей улыбке. — Вот думаю сегодня грудную клетку тебе вскроем.
Как ушат холодной воды на голову. Да что там — кусок льда на все тело. Специально ведь поделился планами ссука.
— Тогда хоть обезболивающее коли. А то ведь свихнется твой подопытный, нужен тебе такой?
Улыбка исчезает с его морды, словно ее затерли ластиком.
— А я может этого и добиваюсь? — он медленно склоняется ко мне, вглядываясь в глаза неожиданно серьезным взглядом без малейшей насмешки. — Может я специально ломаю тебя болью, раз уж у тебя нет привязанность, кроме любимой работы. Сомневаюсь, что пытки гадины, которая еще недавно была твоей невестой, пусть даже на твоих глазах заставят тебя потерять разум. А я хочу, хочу, чтобы ты его лишился. Ты знаешь, как просто управлять сумасшедшим? — его рука хватает мои волосы и сжимает их с силой в кулаке, причиняя боль. — ты станешь моей самой послушной марионеткой — идеальный убийца. Преданный и послушный только мне. И если я захочу, то ты лично вырежешь всю свою бывшую команду и принесешь мне их сердца. А после того, как я закончу свой эксперимент, ты станешь непобедим и практически неуязвим. Идеальное оружие, послушное только в моих руках.
Он выпрямляется, отпуская мои волосы, и знакомая насмешка вновь кривит его рот. Окидывает меня напоследок очередным полным самодовольной гордости взглядом и оставляет одного.
И меня трясет, трясет от ужаса. Оказывается боль еще не самое страшное…
ГЛАВА 20
Мой палач человек слова. Они действительно вскрыли мне грудную клетку… суки, мать их. Боль оказалась запредельная. Настолько запредельная, что у меня все же наступил болевой шок. Только вот проклятая демоническая кровь удержала душу, не позволив ей ускользнуть в неведомый загробный мир. Я завис над телом, на натянутых черных цепях, что толстыми канатами отходили от тела, не пуская меня.
Сверху, все казалось еще ужаснее. Вывороченные ребра, бестолково мечущееся сердце. И стая шакалов с хищными лицами зависающая над полутрупом. И что они хотят там увидеть, не понимаю. Сомневаюсь, что целители никогда не видели человека со вскрытой грудной клеткой. Насколько я знаю, в госпитале часто проводятся операции и на сердце и на легких, так чего им там, не единожды принимавшим участие в подобном, смотреть.
— Ну привет, брат, — глубокий мужской голос за спиной, заставил меня нервно дернуться, а сердце где-то внизу заполошено забилось.
Моим глазам предстал такой же полупрозрачный силуэт, только у меня были вполне себе человеческие очертания, тогда как того, кто сейчас внимательно меня разглядывал отнести к представителям людского племени не смог бы даже слепой. Я тоже смотрел с интересом в серое полупрозрачное лицо, отмечая его невольное сходство со мной. Словно в какое-то неправильное зеркало смотришь. Только фигура намного крупнее, хотя и я не маленький, кожа серая со стальным отливом, длинные черные волосы, почти до пояса, когти на руках, хвост да крылья — а так вылитый я.