Орда встречного ветра

— Истинную форму?
— Он изобличает правду о том, кто мы есть.
— Как это?
— Я не могу объяснить ни лучше, ни точнее! Если вы хотите понять, то должны попробовать. Кто хочет? Кто не боится?
Я украдкой стал наблюдать за Караколем, который тихонько пробрался поближе к раклерам и постарался раствориться в толпе.
— Кто хочет попробовать? Давайте, не стесняйтесь! Такой случай вам больше не представится. Это настоящая удача!
Голгот вышел вперед, и, не задавая лишних вопросов и не устраивая сцен, целиком вошел в хрон. «Едреный блааст», — единственное, что у нас вырвалось, когда мы увидели, как тело Гота изменилось. Нужно сказать, что метаморфоза на этот раз была неумолимой точности. В хроне появился крепкий на вид горс, с темно-красным панцирем, рвущийся к верховью (но не двигающийся с места). Но самое главное было то, что из мощной шеи горса росло сразу две головы: левая безостановочно рвалась вперед резкими рывками, а правая отвечала ей жесткими ударами рыла.
— Голгот себя сейчас видит? — спросил я у Ороси.
— Насколько я знаю — нет. Когда целиком погружаешься в хрон, то сам не видишь, что с тобой происходит.
— А что он тогда видит?
— Не знаю. Вероятно, ничего. А когда выйдет, то все равно ничего не будет помнить.
264
— То, что хрон нам показывает, это и есть он?
— Да. По крайней мере проекция того, что глубже всего лежит в основе его существа. — Она на секунду замолчала. — Однозначно то, что в нем и правда живет вихрь его брата. Это вторая голова, та, что рвется вперед.
— Как он может с этим жить? Это же ужасно!
— Голгот невероятно сильный. Любого другого на его месте, я думаю, разрушило бы такое соседство. Нужно обладать немыслимой ментальной силой, как минимум равной чужаку, устроившемуся в тебе, чтобы принять и впитать его вихрь. Мне также кажется, но это моя личная точка зрения, что в его случае все сработало, так как он любил брата. Так или иначе, он принял его, сумел создать динамический симбиоз с ним.
— Симбиоз? Посмотри на эти головы! Они же друг друга заживо сожрут, Ороси!
— Нет, они просто грызутся. Каждая хочет прийти первой.
Голгот вышел из хрона с суровым видом. Он был белый, как снег. Вся Орда смотрела, как он поднимается на холм, с огромным уважением, подкрепленным ступором. Голгот покачнулся от внезапного порыва ветра. Ороси подошла к нему и сказала:
— Ты что-то видел внутри?
— Да…
 ) 
 Но никто не решился спросить у него, что именно. Я почувствовал себя как любопытный непрошеный зритель, что подсмотрел сцену обнажения. Из уважения к Голготу я решил в свою очередь тоже рискнуть и спустился с холма. В три осторожных шага я преодолел стенку хрона и, дрожа, погрузился в вибрирующий пузырь… Вскоре я почувствовал, как воздушные браслеты закрутились
263
вокруг моих ног, прохладные диски стали проходить через живот, через спину. Ледяная волна захлестнула меня, я весь напрягся, потом расслабил мускулы и пропустил ее через себя, снова напрягся, пока не появилось четкое ощущение, что вместо крови в моих венах течет ветер.
— Стремно все это, — сказал Болд.
— Я туда свой пятак совать не буду! — ответил Филам. — Я не хочу, чтобы все видели, какой я на самом деле. Зачем это надо?
— Голгот пошел, значит, и ты должен. А то он тебя выгонит!
— Он фаркопщиков не выгоняет!
— Как бы не так! Он что хочет, то и делает! Он начальник. Ты тут не в Альтиччио, тебя Ганза защищать не прибежит! Раз Голгот пошел, и ты пойдешь!
 x 
 Я редко бывала столь возбуждена в интеллектуальном плане. Я с девяти лет знала про вераморф, и изо всех хронов, что будоражили мое воображение, повстречать этот оставалось мечтой детства: увидеть сквозь внешнее обличье недостижимую иначе истину. Какое счастье! Аэрудигы, конечно, вели споры насчет точной природы того, что можно было увидеть в вераморфе. Они исследовали понятия истинной формы, указывали на полисемию символов, которые хрон совмещал в один образ. Если в целом они готовы были согласиться, что хрон передавал образ вихря, то ценность этой передачи разделяла их точки зрения: зеркало себя самого? Проекция запрятанного сознания? Отражение желаемого? Эхо будущего? Автофикция?
 
Для присутствующих здесь ордийцев это, наверное, был просто очередной хрон. Они не осознавали, какой исключительный шанс всем нам выпал, но для меня… Я бы ни за что на свете не пропустила то, что передо мной
262
происходило. Сам ярветер не сдвинул бы меня с места, пока я бы не увидела, как Сов и Пьетро, Степп и Аои, Силамфр, Тальвег, Эрг и Дарбон, ну и, конечно, Караколь проходят через кокон. Простое любопытство? Да, с ожиданием подтверждения или опровержения моих интуитивных предположений о каждом из них. К тому же, думаю, во мне крепло вопиющее желание понять, что скрывалось под панцирем наших «да все в порядке», под очерствевшим отрицанием физических страданий, под гладкой оболочкой любой жалобы, которую каждый из нас шлифовал, как умел, под суровой маской, словом — какой уголок тела еще нуждался в ласке. После тридцати лет совместной жизни я хорошо знала нашу стойкость. Но это не значило, что дикие звери, прятавшиеся внутри нас, не нуждались в том, чтобы их приручили.
Когда Сов вошел в хрон, то сначала исчезли его ноги и руки. Туловище превратилось в длинные охровые нити, образовав необъяснимую форму то ли столба, то ли дерева на месте, где было тело. Вокруг появились хорошо различимые клубки ветра, круглые и блестящие, как звезды, связанные с его остовом, размытым потоками прекрасного желто-солнечного ветра. Силуэт продвигался вперед, а вместе с ним и окружающие его звезды, так что невозможно было сказать, откуда исходила энергия, что освещала всю эту систему и что кого питало светом. С каждой секундой одни янтарные узлы уплотнялись, другие разглаживались, превращаясь в кольца, а центральная ось, то всасываемая сама, то всасывающая все вокруг, уплощалась в диск и снова выгибалась в ответ на эти тонкие обмены потоком. «Не очень-то ясно, что у него там», — разочарованно заметил Фирост. «Ну и бардак», — прокомментировал один из раклеров. Но никакого беспорядка я в этом не видела, я бы даже сказала, что все было устроено
261
очень элегантно и вполне ясно для того, кто умел читать, и даже была взволнована. Когда Сов наконец вышел, он опустился на колени в траву, весь замерзший, и не вставал, пока я не подошла ему помочь.
 Ω 
 «Здорово, хрю-хрю», — это меня теперь так Фирост на каждом шагу подкалывает. Надо мной поржать так он готов, а сам-то он себя видел?! Дикий кабан в упряжке, пропахивает себе рылом борозду, тоже мне, нашел чем гордиться!
Есть, конечно, в Паке экземплярчики, таких раскусить — раз плюнуть, как их себе представляешь, такие они и есть: Степп дерево деревом, Альма — куча розового дерьма, Аои — пучок травы какой-то, правда крепкой. А Эрг вот у нас — набор винтов и ножей во все стороны торчком, все как на подвеске, на скоростях, все крутится, смещается, в шар сворачивается, такой быстро кого хочешь успокоит, в общем, я не удивлен, Эрг как Эрг, он в сухом доке сидеть не умеет, у него всегда рука на буме, никогда себе задницу не отсиживает, шустряковый он у нас.