Страж для невезучей леди

– Его можно вылечить, я уверена.
На лице парня отразилась эмоция, которую можно было перевести как: «Какая же ты идиотка легковерная. Кто-то щенят подбирает, а ты мужиков непонятных».
– Поступай как знаешь, – покачал головой Грегг, вновь утыкаясь в кулон.
Что ж, ответ лежал на поверхности.
***
Коридоры лечебницы были заполнены людьми. Они сидели на полу, лежали на собственных одежках, тянули руки к проходящим лекарям. Внешне люди были полностью здоровы, но в глазах их застыл страх. Мимо пронеслась совсем ещё молоденькая девушка-целитель, повторяя:
– Секундочку… одну секундочку…
Только-только выпустилась, по лицу видно, по глазам ошарашенным. Она убежала куда-то, даже не пытаясь выслушать жалобы.
Я направилась прямиком к главному лекарю, мысленно продумывая возможный диалог. Надо верить в лучшее. Всё получится.
Получится ведь?..
Сердце предательски ёкнуло.
– Разрешите? – постучалась в дверь.
Седовласый мужчина в светлом целительском одеянии, напоминающем халат до пят, подслеповато сощурился, посмотрев на меня. Он был сгорблен и худощав, ресницы его выцвели, и брови слились по цвету с кожей. Лицо – словно вылепленная восковая маска. Ни единой эмоции.
– Вам назначено?
– Я по поводу мужчины, который содержится у вас.
– Какого? Дорогуша, у нас тут этих мужчин – выбирай любого, –  поджал губы.
– Его привезли из заброшенных шахт, он…
– А-а-а, этот. Можете не продолжать.  – Старик махнул рукой. – И что вам надобно?
– Я хотела его… выкупить.
Последнее слово далось тяжело. Я густо покраснела, точно просила о чем-то постыдном или запрещенном.
– А некого выкупать, – «обрадовал» глава лечебницы. – Ушел ваш болезный сегодня. Сам поднялся и пошел. Очевидно, сковывающие чары слетели. Он с утра проявлял нормальную активность, посему было решено не затягивать с переездом. Церковники забрали вот только что, минут с двадцать назад. Сами видите, сезонная лихорадка, свободных мест нет.
До меня медленно доходил смысл сказанных слов. Как это, сам поднялся? Сам пошел? Он же не двигался… совсем…
Моё сердце лихорадочно забилось в груди, норовя выскочить наружу, сломать ребра, разорваться на лоскуты.
Не успела.
Не смогла.
Самой малости не хватило.
Если бы не сомневалась, не спрашивала совета у Грегга, не медлила бы, оттягивая момент. Смогла бы выкупить.
А теперь…
Может быть, он вспомнит кого-нибудь из своих родственников, раз смог встать? Имя своё назовет, выторгует себе свободу?
– Идите, дорогуша, – поторопил старик. – Не мешайтесь.
Я вылетела из кабинета словно окунутая в чан с кипящей водой. Не соображая, что происходит. Чувствуя только то, что ошиблась. Опоздала. По щекам катились слезы.
На пути мне попался знакомый целитель. Он одной рукой отпихивал плачущую старушку, которая натурально пыталась обхватить его за ноги и тащиться следом; второй же удерживал поднос с целебными каплями.
– Здравствуйте, – я слабо улыбнулась ему.
Парень глянул на меня с сожалением и повторил мою собственную мысль:
– Не успели?
– Угу. Вы видели, как его уводили?
– Видел. Да подождите вы плакать, всё хорошо будет с вашим внучатым племянником! – цыкнул на старушку. – Сказал же, вылечим! Чего вы меня царапаете?!
– Он что-нибудь говорил? Как его зовут или откуда родом?
Отрицательно покачал головой. Я почувствовала, как внутри обрываются струны. Одна за другой. Резко. С мясом.
– Ну, вы хотя бы хотели помочь, – попытался успокоить меня паренек. – Дальше – воля богов.
Если бы богов…
***
Внешне Дома скорби ничем не отличались от любых других церковных зданий. Обставленные аскетично, блеклые на фоне города, низкие, лишенные окон, они располагались всегда на окраинах.
Изначально идея была неплохой: дать кров и работу всем страждущим, обеспечить людей минимальными удобствами, очистить улицы от бездомных.
Но когда в добрый замысел вмешивается церковь с политикой, ничего хорошего ждать не приходится. Это папа так говорил.
Оттуда не возвращались. Но всё равно находились те, кому некуда было идти, или те, кто верил в чудо и надеялся переждать в Доме тяжелые дни.
 
Когда я стояла у ворот, и когда била в колокол, и когда шагала к кабинету управляющего, меня преследовало чужое горе. Страдания наполнили эти места, забили щели смрадом.
С каждым шагом всё сильнее давили сомнения.
Зачем ты туда идешь?
Что ты предложишь взамен?
Тебе могут отказать, и ты ничего не сможешь с этим поделать. Слабая, глупая девчонка, которая не видит дальше своего носа.
Зачем тебе человек, чьего имени ты даже не знаешь? Из-за нескольких ночных кошмаров? Из-за того, что однажды он тебя чуть не убил и всегда может закончить начатое?
В столичном Доме скорби меня бы послали взашей, ибо там церковники не бедствуют, а порою живут богаче любого аристократа. Но здешний управляющий был бедно одет, и штаны его залатанные намекали: он не откажется от денег.
Только вот денег не было.
Впрочем, мы смогли найти общий язык, и я добилась своего. Получила в рабство мужчину, который две недели назад собирался меня убить…
… Мы стояли друг напротив друга. Темный, яростный взгляд из-под нахмуренных бровей вызывал во мне огонь, испепеляющий изнутри. Сердце заходилось от страха, но я не позволяла себе смалодушничать.
Ты же хозяйка, Олли. Тебе негоже прятаться в норке.
– Я…
– Зачем ты меня купила? – выплюнул раздраженно.
Вот и пообщались.
Я впервые слышала звук его голоса. Имею в виду, не в пещерах и не в кошмарах. Наяву. В обычной обстановке. Не верилось, что несколько дней назад этот человек безвольно сидел на полу, уставившись в стену. Сейчас его энергии было столь много, что она окутывала меня целиком, сковывала по рукам и ногам.
– Так получилось, – ответила скупо, чувствуя, как щеки краснеют. – Не думай, я не хочу этого. Но это единственная возможность…
– Возможность чего? – издевательским тоном уточнил мужчина, выпрямившись до хруста в позвонках. – Кто ты такая, что вершишь чужие судьбы? Ты должна была выбраться из шахт, а не тащить меня за собой.
Его руки сжались в кулаки, и голос эхом отдавался в ушах. Он способен убить меня. Переломить как тростинку. Даже сейчас, будучи изнеможенным. Один удар наотмашь, и…
В обычных рабов с детства вбивают покорность. Их учат служить господам, отдавая всего себя. Но этот человек – не раб. Он другой. Сильный. Волевой. Прирожденный воин.
Я соврала управляющему, сказав, что мне необходим страж. Для чего он девчонке-поисковику?
Мы не справимся. Нам не сойтись характерами. Он никогда не покорится какой-то девице. Если не прикончит физически, то задавит эмоционально.
Мне бы рассказать, что я испытывала, как переживала, как просыпалась еженощно в холодном поту. Но разве он услышит? Он зол, рассержен и пышет гневом. Надвинулся на меня, навис грозным коршуном, а я замерла как трусливая мышь.
– Мисс, у вас всё хорошо? – проходящий мимо стражник недобро оглядел моего спутника. – Вам знаком этот раб?
Невольничий ошейник выделялся на коже толстой полоской. Захочешь скрыть – не сумеешь. Очень уж широкий и громоздкий.
– Он принадлежит мне, – хрипло ответила.
"Раб" смерил стражника таким взглядом, что даже я ужаснулась. Непокорным. Оценивающим. Он словно примерялся, нужно ли убивать его или незачем марать руки.
– Мне не нравится его поведение. Встать на колени! – приказал стражник, сглотнув.
Разумеется, мужчина не подчинился. Даже не сдвинулся с места, лишь небрежно скрестил руки на груди.
– Простите, госпожа, я вынужден применить силу. На колени!
Тяжелая дубинка обрушилась промеж лопаток, силой толкая на землю.
Что он творит?! Покалечит же!
Не раздумывая, я кинулась, пытаясь прикрыть его сверху. Взмах руками, второй удар дубинки тронул меня по касательной, задев плечо. Стражник испуганно выругался.