Код Марвел: Сын Криптона (СИ)

– Кажется, всё, – выдохнул я наконец, пытаясь совладать с учащённым пульсом. Мутноватая кровь сочилась по моим пальцам и стекала на траву, когда я провёл ладонью по залитой красными брызгами щеке. Я бросил короткий взгляд на Диану, и она низко зарычала, словно подтверждая мои слова.
– Неплохо размялись, – добавил я негромко, обводя взглядом изувеченные тела и багровые лужи, подрагивающие в лунном свете. Затем я с кривой усмешкой потянул за горловину своей окровавленной куртки: – Теперь определённо нужен душ. И… придётся выбросить все эти тряпки, – с отвращением подцепил я край одежды, пропитанной смердящей кровью.
  
Волчица коротко фыркнула, и я без труда уловил в её рычании ту же мысль: надо очиститься от липкой грязи и ошмётков, чтобы скинуть с себя этот налёт бойни. Усталость, неотделимая от внутреннего торжества, постепенно охватывала меня. Я глубоко вдохнул, стараясь унять остатки лихорадочного возбуждения. Казалось, каждое живое существо на поляне и в близлежащем лесу притихло, не в силах понять, что же за кровавое безумие здесь только что развернулось.
Положив фламберг на плечо, я развернулся и пошёл прочь с окровавленной поляны, где под луной ещё копошились изуродованные тела и жалобно стонали те, кому не повезло умереть мгновенно. Шорохи и булькающие звуки, казалось, преследовали нас, словно призраки недобитых душ. В этом чёрном безмолвии я чувствовал себя странно. Когда мы с Дианой только вступили в схватку, во мне клокотал праведный гнев и бескомпромиссная решимость остановить этих монстров любой ценой. Но стоило битве закончиться, внутри проснулась непонятная смесь мрачного удовлетворения и отстранённого ужаса.
Я понимал, что мог положить конец схватке намного быстрее — оставалось лишь воспользоваться всей моей чудовищной скоростью и силой в полной мере. Но где-то в глубине себя я не хотел быстрой победы. Меня тянуло ощутить вкус боя, услышать треск костей, вдохнуть запах крови. Когда-то Абрахам показывал мне записи, от которых стыла кровь в жилах: опустошённые деревни, разорённые этими проклятыми тварями, горы тел убитых людей. Тогда я поклялся никогда не испытывать жалости к таким монстрам. Но, похоже, моя ярость вышла из-под контроля. Я наслаждался бойней — именно так, иначе не назвать. И хотя мне следовало бы испытывать стыд, я ощущал лишь глухое, первобытное удовлетворение, словно утолил голод, разрывавший меня изнутри.
«Да, я какой-то маньяк…» – невесело усмехнулся я сам себе, ощущая, как дыхание понемногу выравнивается. Но от этих мыслей не становилось ни легче, ни спокойнее.
Когда я добрёл до тихого уголка в стороне от поляны, густая трава здесь всё ещё была сравнительно чистой. Я опустился на корточки, потом, чуть подумав, уселся на землю, положив меч рядом. Луна висела в небе, словно уставшая свидетельница недавней кровавой бойни, окрашивая всё вокруг в бледно-багровые оттенки. Мне хотелось отпустить из головы все вопросы о том, зачем и почему я оказался так жесток. Наверное, именно так действует власть силы, помноженная на ненависть: в людях пробуждаются самые тёмные, непредсказуемые стороны.
Сидя там, я задрал голову к небесам и вгляделся в зловещую округлость луны, которая, казалось, всё ещё хранила на себе отблеск пролитой крови. Ветер беспокойно шевелил верхушки деревьев, оставляя чувство, будто сам лес наблюдал за нами сквозь призрачные силуэты ветвей.
Вдруг мои уши уловили осторожный шорох шагов позади. Я обернулся и увидел Диану — теперь уже не в обличье волка, а человека. Она медленно приближалась, и лунный свет заставлял её обнажённую кожу будто мерцать в полумраке. Каждый её шаг был уверен и грациозен, словно у дикого зверя, не ведающего стеснения. Яркие глаза горели странной смесью вызова, страсти и чего-то ещё, что заставляло мою кровь стучать громче.
Её фигура, окутанная лунным сиянием, казалась творением великого скульптора: идеальные пропорции, плавные изгибы, тонкие линии шеи и плеч. Шаг за шагом, она подходила ближе, и я почувствовал, как моё сердце начало биться ещё быстрее. Даже после всей этой резни, после пролитой крови и оторванных конечностей, в глубине души пробудилось желание — резкое, безудержное, почти сводящее с ума.
Диана не произнесла ни слова. Она опустилась на колени передо мной, словно полностью подчёркивая момент сближения, и, не давая мне времени на реакцию, крепко прижалась своими тёплыми, чуть подрагивающими губами к моим. Густая, сладковатая горечь крови, приставшей к нашим телам, смешалась со страстью, создавая дикое, первобытное ощущение. Словно сама природа вокруг нас одобряла этот неистовый порыв желания.
Её руки скользнули по моей шее, сомкнулись на затылке, вплетаясь пальцами в спутанные пряди волос. Я почувствовал, как тепло её кожи расползается по моему телу, пробуждая забытые, животные инстинкты. Мои ладони невольно приникли к её талии, ощущая, как она дрожит от накатывающего возбуждения. Поцелуй был грубым, наполненным почти варварской жаждой — нам обоим было не до нежных касаний. Мы врывались друг в друга, словно пытались высвободить скопившуюся ярость, смешанную со странной, неистовой страстью.
Губы девушки то прикусывали мои, то раскрывались в низком стоне, когда я отвечал ей столь же страстно, переплетая наши дыхания в единый хриплый ритм. Луна выше, луна ниже — понятие времени и пространства словно растворилось. Крики умирающих волков, недалеко доносившиеся с поляны, делали эту близость ещё более дикой и неправильной, однако именно это пробуждало во мне мощный вихрь эмоций. В нас бурлила одна и та же энергия кровавой ночи, и мы обеими руками, обоими сердцами ухватились за неё, сминая в жестокое наслаждение.
Если бы кто-то сейчас зашёл в эту часть леса, он бы застал по-настоящему абсурдную картину: двое, слившиеся в страстном поцелуе под светом луны, совершенно забыв о реальности, и всего в нескольких десятках шагов от них – залитая кровью поляна. Повсюду лежали растерзанные останки, слышалось жалобное поскуливание ещё живых, но смертельно раненных существ. Однако нас это не смущало. Ночь и луна стали немыми свидетелями нашего первобытного безумия, которое превращало страх и смерть в необузданное желание жить и желать друг друга.
  
Глава 14
 
— Ну что, подруга, давай прощаться, — с шутливой грустью проговорил я, опираясь на корпус большого междугороднего автобуса. Летний лагерь официально завершился, и настала пора возвращаться домой.
Диана пришла меня проводить. За прошедшие дни, после всех кровавых событий, мы провели вместе почти всё свободное время. Нет, никакой явной романтики, между нами, не возникло: девушку поглотила идея стать охотницей на нечисть, и оставшиеся дни я охотно делился с ней знаниями, которые сам недавно получил. Рассказывал, как различать всякую нечисть, какие у неё повадки, где наиболее уязвимые места — словом, загружал её информацией «по самую макушку». Отец, как оказалось, никогда не учил её подобным премудростям: он лишь помогал осознать и принять её волчью природу, не вдаваясь в охотничьи тонкости. Но Диана оказалась способной ученицей, быстро схватывала всё на лету. Мне самому это приносило немалое удовольствие, ведь когда-то я был преподавателем — выпустил не один десяток студентов в прошлой жизни. Оказывается, я скучал по этому ощущению: передавать опыт, видеть, как у человека в глазах загорается интерес.
— Не думай, что избавишься от меня надолго, учитель, — ухмыльнулась Диана, прищурив глаза. — У меня осталось слишком много вопросов. Так что не «прощай», а «до встречи».
  
— Ты же тоже сегодня уезжаешь, не так ли? — уточнил я, бросив короткий взгляд на её сумку, которая сиротливо стояла у лавки.
— Да, только попозже, через час отправляемся, — девушка невесело вздохнула. — Соскучилась уже по маме. Да и с отцом необходимо разобраться — он так и не вышел со мной на связь… — в её голосе скользнула тревога.
Я мягко дотронулся до её предплечья, пытаясь успокоить:
– Всё будет хорошо. Как приедешь, обязательно позвони, расскажешь, что и как. Ты же мой домашний телефон теперь знаешь, – я подмигнул, стараясь немного разрядить обстановку. – Если что понадобится – обращайся: сама знаешь, на что я способен. И по поводу охотников, кстати, тоже разузнаю кое-что: надо тебе официальный статус оформить. А то так и будешь бегать беспризорной дворняжкой, — ухмыльнулся я, намекая на её волчью сущность.