Потерянная жертва

– Черт возьми, ну и сильно же тут все изменилось, – отметила Кейт, когда они вышли на станции «Кингс-Кросс» и зашагали по мощеной площади.
– Разве это не тот отель, где «Спайс Гёрлз» снимали клип? – спросил Тристан, указывая на огромное великолепное здание из красного кирпича, которое прежде называлось «Отель Мидленд», а теперь – «Сент-Панкрас Ренессанс».
Дворик перед входом был полон людей, коридорный нес целую гору чемоданов. Кейт улыбнулась.
  
– Да. Когда я работала в лондонской полиции, этот район был ужасен. Площадь вокзала полностью закрывало жуткое грязное здание, которое, похоже, всегда было обнесено лесами. Вдоль дороги шатались пьяницы, проститутки и наркоманы, отель был заколочен досками, а в проемах воняло мочой. В первый год работы меня постоянно вызывали сюда разбираться с проблемами. В основном из-за наркоты.
Тристан огляделся. Рождественские огни, серебряные звезды и золотые снежинки укрывали дорогу навесом, мимо с ревом проносились красные автобусы, один – с открытым верхом; туристы любовались видами и дрожали на ветру.
– Только взгляни на все это. – Кейт повернулась к небоскребам из стекла и стали. Кран с грузом бетонных блоков медленно качнулся влево. – Это место не узнать с тех пор, как я в последний раз была здесь в девяносто пятом году. Как мы найдем кого-нибудь, кто знает хоть что-то о Джейни?
Мимо отеля Кейт прошла молча. Группа туристов позировала перед красной телефонной будкой, из фургона с едой, припаркованного на краю площади, доносился аромат жареных каштанов и глинтвейна. Они повернули налево, на Панкрас-роуд. Стук поездов за высокими кирпичными стенами остался таким же, как помнила Кейт, и запах тоже: холодный воздух, смешиваясь с запахом дизельного топлива, смрадом обжигал горло. Кейт вспомнились грязные чуланы Панкрас-роуд под кирпичными арками. Эти арки по-прежнему были на месте, но теперь под ними располагались дизайнерские магазины и шикарные рестораны, а большую часть кирпичной кладки отчистили песком, удалив черные пятна от столетнего лондонского смога.
Они остановились у элегантного гастропаба с блестящими медными лампами и красными оконными рамами. Извилистая надпись гласила, что здесь подают эль из местной пивоварни и шампанское в бокалах.
– Смотрите-ка. – Тристан указал на вывеску, которая покачивалась на ветру. На ней было написано «Кувшин».
– Черт возьми, он еще тут! Готова поспорить, в восемьдесят восьмом шампанского тут не подавали, – сказала Кейт.
Они продолжили путь. Среди магазинов и ресторанов попадались и современные офисы. Все они были закрыты на праздники, но кое-где горели огни и даже мерцали рождественские елки, под которыми были сложены коробки, имитирующие подарки. Кейт стало не по себе. Всю эту территорию вымыли дочиста, стерли, уничтожили прошлое. Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год мог бы с таким же успехом быть и тысяча восемьсот восемьдесят восьмым. Спустя несколько минут они добрались до небольшого перекрестка с крошечным «Старбаксом» на углу. Тристан достал телефон и снова посмотрел на знакомую вывеску. Внутри было уютно и гостеприимно, у прилавка стояла маленькая рождественская елочка.
– А здесь располагался тот самый газетный киоск.
– И как я сама не догадалась? Конечно же, теперь тут «Старбакс», – вздохнула Кейт. – Давай выпьем кофе. Мне нужны кофеин и время подумать.
 
Глава 5
 
Кейт села на высокий стул у окна, а Тристан положил рюкзак и направился к стойке, чтобы заказать кофе. Он нашел и отправил ей фотографию 1990 года, когда здесь еще был газетный киоск: рваный навес в красные и белые полоски, черная надпись «РЕЙНОЛЬДС». В панорамном окне, у которого сейчас сидела Кейт, было что-то вроде доски объявлений о покупке и продаже. На тротуаре перед входом стояли металлические стойки со всеми ежедневными газетами и журналами. А у высокой вращающейся стойки с открытками располагалась рекламная вывеска мороженого «Уоллс».
– Я спросил бариста, здесь ли он живет, – сказал Тристан, возвращаясь к столику с двумя чашками кофе и шоколадными круассанами, – и он посмотрел на меня как на чокнутого. Он каждый день по часу сюда добирается.
Вернувшись в Лондон, Кейт была потрясена тем, какой же она стала провинциалкой. Она сделала глоток кофе, горячего и крепкого. То что нужно.
Тристан вынул из рюкзака тонкую синюю папку, которую им дали Фиделис и Мэдди. На ней осталась перечеркнутая надпись «Лонг-листы Букеровской премии 1990–2000», а под ней шла другая: «МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДЕТЕКТИВНОГО АГЕНТСТВА КЕЙТ МАРШАЛЛ».
Внутри было всего несколько скрепленных листов А4 и крошечная черная флешка. К ним прилагалась сопроводительная записка:
Вот письма Томаса Блэка Джудит Лири, в которых упоминается Джейни Маклин. Все они скопированы на флешку. Пожалуйста, обращайтесь с ними аккуратно. Мэдди x
– Это лондонская традиция – ставить в конце поцелуйчик? – спросил Тристан, глядя на записку и удивленно приподняв бровь.
– Когда я тут жила, такой традиции не было, – сказала Кейт. – Может, издательская.
Они принялись за первое письмо.
Пятница, 29 октября 2010 год
3948562, Тюрьма ее величества Уэйкфилд
Дорогая Джудит,
Не верь тому, что пишут в СМИ, – в последнее время я двадцать три часа в сутки торчу в своей камере. Правда, мне повезло, и у меня есть возможность читать и писать, а еще смотреть маленький телевизор, но я бы все отдал за настоящую свободу. Пожалуйста, моя милая, цени, что у тебя она есть. У тебя есть финансовая независимость, своя квартира и роскошь свободного времени! В прошлом письме ты написала, что проснулась утром и тебе совершенно нечем было заняться. Ты села на поезд до Лондона и бродила по Ридженс-парку в слезах оттого, что у тебя пока нет ролей. О, чего бы я ни отдал за возможность проснуться, выбраться из клетки и побродить по городу, не будучи ограниченным ни во времени, ни в пространстве!
Не сомневаюсь, что ты читаешь газеты. Питер Конуэй вернулся в тюрьму после того, как его попытка бежать столь плачевно провалилась. Цирк вернулся, пресса и персонал таращатся на нас, как на мартышек в зоопарке. Его будут держать в одиночной камере несколько недель, так что мне не посчастливится на него наткнуться. Мне всегда казалось, что в Конуэе есть нечто вульгарное. Полагаю, на воле у него был поклонник, который помог ему бежать и обещал воссоединить с милой старой мамочкой, Энид. Ходят слухи, что эти двое были очень уж близки и что старушка развлекалась с ним в постели еще с тех пор, как он вырос из детских штанишек…
– Не страшно, что вам приходится это читать? – спросил Тристан.
Кейт ощутила, как в груди что-то сжалось, когда она обратила внимание на дату первого письма. Когда Питер Конуэй 27 октября 2010 года сбежал из тюрьмы, его план состоял в том, чтобы похитить Джейка и бежать в Испанию с Энид. Кейт содрогнулась при мысли о том, насколько близко он подобрался к цели.
– Все в порядке. Нам нужно это прочитать.
Тристан кивнул, и они вернулись к письму.
Без сомнения, он истратит все тюремные марки на письма милой старой мамочке, которая, судя по всему, сидит в женской тюрьме Даунвью на юге, пока уголовная прокуратура не решит, что с ней делать. Думаю, ей дадут всего несколько лет.
На свободе наши с Конуэем пути пересекались всего несколько раз. Как-то, еще будучи полицейским, он остановил меня за вождение с неисправным стоп-сигналом. Даже тогда я думал, что для офицера странно выходить в патруль совсем одному в два часа ночи, чтобы заниматься такими мелочами. В униформе он выглядел довольно представительным, но единственная причина, по которой он мне запомнился, заключается в том, что я увидел его примерно через неделю выпивающим в «Кувшине» в Кингс-Кросс. Тогда «Кувшин» был восхитительно грязным. Питер Конуэй провел там один вечер, и я не могу сказать точно, узнал ли он меня, но если узнал, то не подал виду. Мне показалось, что он довольно пристально следит за молодыми женщинами в пабе. Я думал, что это наблюдение по долгу службы, пока он не купил совсем юной девушке, которой на вид было никак не больше четырнадцати или пятнадцати, двойную водку, а следом еще одну, прежде чем пригласить ее составить ему компанию. Это отложилось в моей памяти только потому, что примерно через месяц все газеты сообщили, что в Кингс-Кросс пропала девушка…