Все для вас

Мужчина взял корзинку и направился прямиком к холодильнику с пивом. Набрав целых восемь банок, он принес их на кассу. Пахло от него так, будто он не мылся пару дней. Желая поскорее от него избавиться, Кынбэ стал спешно сканировать штрих-коды.
– Ты что делаешь? – недоумевающе уставился на него мужчина.
– Рассчитываю вас.
– А, ты же не знаешь… Давно я не заходил. Я хозяин магазина. Упаковывай быстрее.
Кынбэ удивленно уставился на наглеца.
– Говорю же тебе – я здесь начальник! Ты новенький? Научился чему-нибудь за это время?
Кынбэ в растерянности огляделся, а затем, указывая на один из стикеров, расклеенных вокруг кассы, серьезно объяснил:
– Конечно научился. Вот, смотрите. Руководство для непредвиденной ситуации номер 3: «Если кто-то заявляет, что имеет отношение к управлению магазином, ни в коем случае не выдавать товар и позвонить управляющей». Так что я все делаю в соответствии с этой рекомендацией. Откуда мне знать, что вы хозяин магазина?
– Нашелся тут еще один идиот! Слов человеческих не понимает! Ну звони тогда управляющей! Живо!
– Не получится. Уже ночь, мы можем ее разбудить. Подтвердите сами, что вы хозяин, либо расплатитесь. Какой же вы хозяин, если денег нет, чтобы даже пива купить?
Мужчина усмехнулся и угрожающе подался к Кынбэ всем телом.
– Ты не веришь, что я тут хозяин? Глаза протри! Кто я тогда, по-твоему?
– «Кто», «кто»! Дармоед какой-то. Кстати, знаете, откуда это слово появилось в корейском языке? Так звали тех, кто просил милостыню на улицах во времена японского колониализма. Вот и вы не хотите ни за что платить и требуете, чтобы вам выдали товар. Самый настоящий дармоед.
Мужчина замахнулся, но Кынбэ не сдвинулся с места. Тогда «хозяин магазина» рассмеялся и поднял обе руки вверх.
– Заговорить меня решил и заодно нажиться на мне? Думал, на дурачка наткнулся? – закричал он и, схватив корзину, сделал шаг назад прежде, чем Кынбэ успел его поймать. – Моя фамилия Кан, я хозяин этого магазина. Потом позвонишь тете Сонсук. Заодно узнаешь, что я тебя увольняю.
Сказав это, мужчина вместе с корзиной как ни в чем не бывало покинул магазин. Кынбэ хотел броситься следом, но внезапно осознал его слова.
– «Тетя Сонсук»? А, управляющая! М-да, он точно хозяин… – пробормотал Кынбэ вслед удалявшемуся мужчине и, покачав головой, вернулся за кассу. – Тот самый злодей, о котором говорила Ингён.
Кынбэ казалось, что он читает одну из городских легенд, – до того детальным и подробным оказался сценарий Ингён. Все герои имели реальных прототипов из разных социальных групп.
Раньше Кынбэ нечасто заходил в круглосуточные магазины, но, прочитав роман, захотел туда заглянуть. Лавка в пьесе напомнила ему такую же из его детства, которая находилась на углу и где все рассказывали свои истории, обменивались новостями, смеялись и болтали о ерунде. Ингён была на пять лет моложе Кынбэ, но, похоже, хорошо помнила детские годы и смогла живо описать их в пьесе.
Персонажу Токко предстояло стать для Кынбэ ролью всей его жизни. Герой выглядел настолько привлекательно, что любой актер на Тэханно мечтал бы его сыграть. Ким помог ему по старой дружбе, но почему на это согласилась Ингён, ведь вокруг столько талантливых актеров? Кынбэ хотел разобраться в ее мотивах хотя бы для того, чтобы полностью осознать ответственность, которая на нем лежала.
– Просто когда я впервые увидела Токко, то почему-то сразу подумала о тебе.
Хотя ее странный выбор обескуражил Кынбэ, он решил верить, что, раз требовательная Ингён выбрала его для этой роли, значит, он действительно мог с ней справиться.
Изучив сценарий, труппа принялась готовиться к постановке. Премьера должна была состояться в начале декабря – как раз когда разворачивается сюжет спектакля, в котором холодной зимой бездомный находит приют в теплом круглосуточном магазине. Генеральный директор Ким даже проявил чудеса красноречия, чтобы существенно снизить арендную плату на фоне пандемии. Действительно, некоторые люди совсем не меняются и в любой ситуации стараются обернуть все в свою пользу.
  
Ингён строго следила за репетициями актеров, и не потому, что это был ее первый опыт режиссуры. Она серьезно относилась ко всем деталям сюжета – возможно, потому, что пережила эту историю сама и воплотила ее в своей пьесе. Кынбэ даже получил от нее домашнее задание – тренировать заикание и неуклюжую походку, а еще наблюдать за бездомными на Сеульском вокзале. Несмотря на все его старания, она оставалась недовольна его игрой.
Однажды они репетировали сцену, в которой у Токко не получалось ровно расставить товары на полке, и в этот момент Кынбэ порезался.
– Кынбэ, Токко – дурачок. Потерял память, все его движения неуклюжие. Давай еще раз.
Он попробовал снова, но потерпел неудачу.
– Токко не дурак, Кынбэ. Это никуда не годится.
– Так ты же только что назвала его дураком, – удивленно пробормотал он и недоуменно уставился на Ингён.
Режиссер так тяжело вздохнула, что, казалось, сейчас рухнут все декорации.
– Он дурак, но при этом не дурак. Понимаешь или нет? Он ведет себя глупо, но в его действиях все равно есть концептуальность.
– Что?
– Ну, логика. Сколько раз я говорила включать логику и следовать паттернам?
Обстановка накалялась.
Кынбэ уставился в темный угол небольшого зала и пробормотал:
– Не знаю, дурак ли Токко, но я точно дурак… Ха-ха!
– Не переводи все в шутку! Лучше соберись и попробуй еще раз. Мы это так не оставим.
– Ладно…
Ингён сильно давила на Кынбэ, утверждая, что его персонаж – альфа и омега всей пьесы. Однако именно она и поддерживала его, когда он впадал в уныние. Может, в спектакле главная роль и принадлежала Токко, но его альфой и омегой точно была Ингён.
Неожиданно за месяц до премьеры она слегла с коронавирусом, а вместе с ней и пять участников труппы. Премьеру пришлось отложить на неопределенный срок. Никто не понимал, как они заразились, и пьеса приобрела дурную славу, еще даже не выйдя в свет. Никто не мог точно сказать, состоится ли теперь премьера.
Как-то под конец года Кынбэ встретился с Кимом и Ингён. Новоиспеченный драматург опустошала один стакан за другим, сетуя, что даже последствия болезни не обескураживали ее так сильно, как неудавшийся спектакль. Видя ее переживания, Кынбэ сокрушался из-за того, что сам получил отрицательный тест: заболей он вместе с ней, мог бы разделить ее страдания и избежать угрызений совести. Именно тогда Кынбэ понял, что испытывает чувства к Ингён. Кто-то назвал бы это дружбой, а кто-то – любовью.
Ким пытался приободрить друзей, уверяя, что в следующем году их пьеса обязательно увидит свет. Он звучал как никогда убедительно, и все же никто не знал наверняка, сбудутся ли его предсказания. Даже если ученые разработают вакцину, это не гарантирует конец пандемии. К тому же из-за подтвержденного случая заболевания их лишили гранта, и теперь маловероятно, что спектакль наберет достаточно зрителей, чтобы кассовые сборы покрыли затраты на постановку. Даже Кынбэ, который всегда старался гнать от себя лишние тревоги, чувствовал подавленность. Конечно, ему самому терять было нечего, но на долю его друзей выпало тяжелое испытание.
– Я поправлю сценарий. Доверьтесь мне, – объявила Ингён.
Несмотря на опьянение, в ней чувствовалась решимость. Кынбэ уверенно ответил, что верит в нее, а Ким предложил выпить за это.
В тот вечер Кынбэ проводил Ингён до дома в Ихва-доне. Всю дорогу он держал подругу под руку, но только чтобы не дать ей упасть. Возле входа Ингён приобняла его. Так они и стояли некоторое время, напитываясь теплом друг друга.
– Ну все, пока, – сказала она, высвободившись из его объятий.
– Посмотрю, как ты зайдешь, и пойду.
– Да иди уже! Холодно ведь! – раздраженно бросила Ингён, жестом прогоняя его.
– Ну ладно. Береги себя. Увидимся в новом году! – попрощался он и, развернувшись, побрел обратно.
– Ты тоже не болей, а то прибью! – донеслось ему вслед.