Могущество (ЛП)

Мне надоело искать ответы.
— Где ты? — требую я, и мой голос гулко разносится по беззвучному лесу. — Почему ты не показываешься?
Я жду.
Предсказуемо, он не появляется.
Но здесь есть кто— то еще. Я чувствую это.
Как… как это возможно?
Я чувствую ее.
В конце концов, это сон. В реальности же я заключен в когтях дракона, ослабленный и озлобленный.
Должно быть, это какая— то проекция. Логично, что я должен найти то, чего желаю больше всего, в своих снах.
Амали.
Как я могу сопротивляться ей, даже если сейчас она всего лишь плод моего воображения?
— Ты, — бормочу я, срывая слово с языка, наслаждаясь его звучанием и силой. Ведь только я мог назвать ее так, чтобы это прозвучало так нежно. — Ты здесь.
Я вглядываюсь в безмолвные деревья, отчаянно ища хоть какие— то признаки ее присутствия. Мысли о темной фигуре, которую ищу, исчезают из моего сознания.
Все, о чем я жажду, — это она.
— Где ты, Амали?
Она лишь плод моих фантазий, воплощение моей тоски, или же она реальна?
— Я здесь. Ты реален, Кайм, или ты мне только снишься?
Теплое, мимолетное ощущение скользит по моей шее, принимая форму ее тонких рук. Пальцы проводят по моим плечам, рукам, груди, когда она обнимает меня сзади.
До меня доходит, что на мне нет ничего похожего на приличную одежду. Только пара свободных черных брюк, больше ничего.
Мгновенно я становлюсь твердым, как камень. Должно быть, это она. Только настоящая Амали могла так на меня подействовать.
— Я здесь. Я настоящая. — Пытаюсь дотянуться до нее, но мои обсидиановые руки ничего не чувствуют. Ощущаю лишь легкое теплое воздействие.
— Как это вообще возможно? Почему я вижу тебя во сне, и как ты можешь быть настолько реальным? Это не реальный мир. Это…
— Это место я посещал в своих снах, сколько себя помню, — мягко отвечаю я, пытаясь ее успокоить. — Ты в моих снах, Амали. Я тоже не знаю, как это возможно.
— Как и все остальное, что происходит с тобой. Я чувствую, что однажды все это обретет смысл, и надеюсь, что этот день наступит очень скоро. — Она тихонько хихикает. — Значит, ты не просто Кайм из моих снов. Я действительно разговариваю с тобой прямо сейчас.
— Да.
— Я надеюсь на это. Очень надеюсь. — Какое— то чувство тревоги передается от нее. — Что это с твоими руками, Кайм? Что с тобой случилось?
Колеблюсь. Ей не нужно знать, что достопочтенные сделали со мной там, на Побережье Костей. Не нужно знать, что они отрубили мне обе руки у запястий. — Не знаю, — говорю я, и это правда.
Опускаю взгляд. Даже мои ногти — чистый обсидиан, слегка заостренные на концах, как человекоподобные когти. Они мерцают в бледном, холодном свете.
— Ты меняешься.
— Во мне ничего не изменилось, — хрипло отвечаю я. — Не для тебя. Как бы странно ни выглядел, это все равно я, даже в твоих снах, Амали. Для тебя я всегда буду прежним. Тебе не стоит меня бояться, никогда.
— Я знаю это. — Ее теплые, невидимые руки возвращаются на мои плечи. Что— то горячее прижимается к моему уху, к моей щеке. Что— то мягкое и нежное касается моих губ.
Невидимый поцелуй.
Приятная дрожь пронизывает меня, и я пытаюсь поцеловать ее в ответ.
Только это невозможно. Она недоступна для меня.
Мое возбуждение разгорелось в бушующее адское пламя. Мне нужно срочно удовлетворить свою похоть. Она так нужна мне.
Но почему она здесь, в моих снах, в этой бледной, холодной, лишенной красок земле, где нет никаких признаков жизни, кроме моего собственного проклятого тела?
Она?..
Мое сердце сжимается. — Ты в порядке, Амали? В безопасности? Ты уже должна была добраться до мыса. Надеюсь, Энак поступил благоразумно и хорошо с тобой обращается. Когда достигнешь Калабара, у тебя будет защита. Помни, ты должна показать им мой клинок.
Амали замирает, отстраняясь от меня. Кажется, будто солнце на мгновение исчезло с неба.
Некоторое время она молчит.
Замерев, я всматриваюсь в корявые ветви деревьев. На них не видно ни одного листочка. Не слышно ни пения птиц, ни стрекота и писка насекомых.
Ужасное чувство неправильности проникает в каждую фибру моего существа.
 
Почему ты здесь, в этом мертвом, лишенном жизни месте, Амали? Ты не должна быть здесь. Тебе здесь не место.
— Что случилось? — спрашиваю я с ужасом, сковывающим меня в груди. — Что с тобой случилось, Амали?
— Я… — Она затихает и замирает. Возможно, это только мое воображение, но почти слышу рев океана на заднем плане.
Что— то не так.
Она не должна быть здесь.
— Где ты? — рычу я. — Амали, ты должна сказать мне.
— Я на мидрианском корабле, — наконец говорит она.
Мой хрупкий мир уходит из— под ног. С таким же успехом я мог бы выпасть из когтей Вайлорен. — Что? — Гнев поднимается внутри меня, такой глубокий, темный и ужасный, что едва могу дышать. — Кто забрал тебя, Амали?
— Человек по имени Триз. Сейчас я на корабле, направляющемся в Даймару. Меня собираются представить новому императору, Крогену. Он хочет закончить то, что начал его отец.
Гнев полностью поглощает меня. Я едва замечаю, как лишенные листьев деревья вокруг меня приходят в движение и раскачиваются, подгоняемые беззвучным ветром. — Ты не выбралась из Лаксланского моря. Тебя схватили, — рычу я, с трудом узнавая звук собственного голоса. Словно сотни голосов одновременно эхом отдаются внутри безмолвного вихря.
Что со мной происходит?
Мне все равно.
— Мидрианцы появились из ниоткуда на большом корабле, — шепчет Амали в моем сознании. — Они бы нас догнали, но я передала твои монеты Энаку и прыгнула в океан, чтобы их задержать. Все равно им нужна была только я. Энаку удалось спастись.
— Ты отдала магнары лекарю?
— Не сердись, Кайм. Знаю, что ты никому не доверяешь, но у меня не было выбора. Энак обещал мне отнести Великие магнары моему народу. Я верю, что он благороден. Он играет по своим правилам и никому не обязан… как и ты.
— Я не сержусь на тебя, Амали, — прошептал я, и ярость в моем голосе исчезла, когда мысленно представил ее прекрасное лицо. Я пытаюсь представить себе выражение ее лица. Никогда не встречал никого похожего на нее. Ее черты настолько выразительны, что получаю огромное удовольствие, читая ее эмоции, когда она счастлива или весела, или даже огорчена… но особенно когда счастлива.
Но сейчас она бы испытывала страх. Возможно, ей больно. Вернувшись в лапы мидриан, не сомневаюсь, что она страдает.
— Ты сделала единственное, что могла, учитывая обстоятельства, — заявляю я, стараясь смягчить свой тон. — Это было невероятно смело… и самоотверженно. — Несмотря на то, что ситуация приводит меня в ярость, мое сердце пылает от восхищения. — Но что они сделали с тобой, моя энака?
— Тебе так важно знать это прямо сейчас? Я не скажу тебе, Кайм. Главное, чтобы ты был сильным и сохранил ясность ума, чтобы смог закончить то, что должен сделать, и прийти ко мне. У этих глупых, высокомерных мидрианцев не будет ни единого шанса против тебя.
Убийца во мне жаждет настоять на своем; выяснить все детали, чтобы получить истинное удовольствие от причинения ее похитителям невероятных мучений, но сейчас не могу быть таким эгоистом.
Сначала мне нужно проснуться.
А затем я должен придумать, как воплотить эти уродливые черные руки в реальный мир.
— Я приду за тобой, Амали, и убью каждого ничтожного ублюдка, который поднимет на тебя руку, и заставлю их страдать.
— О, я знаю, что так и будет. Мне эта мысль очень помогает, поверь.
Мои ноздри расширяются, когда улавливаю почти неуловимый аромат ее запаха. Это как свежее топливо в пламени моего гнева.
Как они посмели ее тронуть?
Мне нужно знать, что с ней происходит, но из уважения к ней не стану развивать эту тему.
Это ее выбор. Ее бремя, которое она должна нести. И я буду уважать его.
— Ты здоров, Кайм? Лихорадка прошла?
— Еще нет, — отвечаю ей, потому что ложь оставила бы сейчас горький привкус во рту. Но не стану раскрывать истинный масштаб своих мучений. Я не дам ей даже намека на то, что в плену у достопочтенных.