Псайкер. Путь изгоя (СИ)

Местные зажиточные аристократы и члены свиты Наафалилара ещё до слов настоятельницы косились на неё, как на дикого опасного зверя, а теперь и вовсе попятились, словно от прокаженной. Валерика, краем разума понимавшая, что может убить всех этих напыщенных невежд легким усилием воли, никак не реагировала на их презрение.
Епарх ответил не сразу.
–Они вам не дети. Это мерзкие мутанты, одно существование которых оскорбляет благостный взор Бога-Императора. Если подумать, то не будь они хоть сколько-то полезны, то должны были познать милость священного огня наравне с этим отродьем, – он неопределенно махнул рукой в сторону площади. – Бесконечно щедрое в своем милосердии предложение, на мой взгляд, для подобных богохульных существ, как вы. Как думаете, Валерика, вам бы хватило смелости сделать нам всем большое одолжение и сгореть наравне с остальными?
Верховная настоятельница бросила него мимолётный, полный презрения взгляд. Не то чтобы она была сильно удивлена, но этот человек годами был лицом Церкви в стенах её школы!
–Это угроза? – спокойно, сохраняя достоинство спросила Валерика.
–О нет, что вы, – епарх изобразил на лице заботливую улыбку. – Просто хочу, чтобы вы не сомневались насчёт позиции Священной Экклезиархии в Кардене. Клавдиан был алчным дураком, действовавшим ради личных корыстных целей, но не во имя вбитой ему в голову какой-то святой цели. Однако, буду с вами честен, - голос Наафалилара стал чуть ниже, принял угрожающие, даже рычащие нотки, – меня выводит из себя одна только мысль о том, что прикрывая вас, грязных псайкеров, погибло много чистых духом и телом людей. Они были куда больше достойны жизни, у них было право нести в Галактику слово Его, однако по непонятной мне воле Владыки они мертвы, а вы, верные рабы Вечного Врага, живы. Понимаешь, ведьма, сколь дорого дался Сионе бессмысленный бунт Клавдиана? Однако не будь вас, не было бы восстания. Вы всегда всё портите, без исключений. Одно ваше дыхание отравляет наш воздух, а ваше существование словно насмешка над законами Вселенной. Вот почему ваше поголовье стальной рукой необходимо контролировать. Вы обязаны гореть, гореть и умирать, страдая, и ваши крики служат нам вечным напоминанием об одном из заветов Бога-Императора к человечеству: о бесконечной ненависти к псайкерам.
«Вот разошёлся-то» с раздражением подумала верховная настоятельница, вмиг как-то сильно уставшая. В лице епарха она увидела весь бесконечной огромный, до неприличия раздутый Империум, колоссальную и неповоротливую машину, чьи беспощадные механизмы смазаны бесконечными потоками крови. Пытаться спорить Наафалиларом – значит пытаться противостоять этому монстру, что звался Империумом. Валерика вздохнула, отвернувшись, и решила не напоминать епарху о том, что люди защищали не псайкеров, а правительство, свою власть. О колдунах на тот момент едва ли кто-либо думал; никого их судьба однозначно не волновала.
–Согласна с вами во всём, - послушным тоном ответила верховная настоятельница, стараясь не смотреть на искаженные гневным презрением лица людей поблизости. – Однако позвольте отметить, что вы так и не ответили на мой вопрос. Зачем я здесь? Ведь одно моё присутствие противно вам.
Наафалилар посмотрел на неё, как на умственно недоразвитую.
–Ты так и не поняла? От запретных искусств мозг совсем иссох? Учись смирению, ведьма, учись, клянусь неприкосновенным именем Церкви. Твои же мелкие щенки, которых ты принимаешь за подобие нормальных человеческих детей, меня не волнуют. Они так же должны в полной мере осознать своё место в нашем великом, любимом нами государстве. Если собаке не указывать на будку, она начнет с радостным лаем бегать по всей лужайке. Мы же не хотим, чтобы в их головы появился хотя бы намёк на мысль о том, что они хоть в чём-то похожи нас, чистых кровью людей? Конечно нет. Я предпочту увидеть слезы чистокровного человека, чем услышать смех псайкера. А теперь закрой рот, ведьма, и позволь моим многоуважаемым гостям наслаждаться зрелищем.
Сохраняя на лице уверенное чувство собственного достоинства, Валерика с ужасом опустила взгляд на площадь.
  
А там тем временем обречённых поволокли прямо к чёрным, смотрящим в небо жутким столбам.
Руксус содрогнулся до глубины души, увидев в толпе людей всех социальных групп: от молодых девушек и парней, до женщин, детей и стариков. Арбитры, впрочем, едва ли видели в них хоть что-то живое. Почти все несанкционированные псайкеры затрепетали в ужасе, увидев место казни, - особенно трепет вызывали инструменты, предназначенные для неё. При виде столбов приговорённые будто оцепенели, враз побледнели. Дети, девушки и женщины почти одновременно заплакали, кто ещё не заливался слезами.
Особенно внимание Руксуса привлекла молодая женщина, почти что девушка, крепко державшая за руку похожего на неё мальчика лет четырёх. Ребенок почти ничего не осознавал, но подсознательно догадывался, и из-за того, что это происходило на уровне чистых эмоций, а не холодного рассудка, ужас его был особенно глубок и страшен. Он плакал так давно и так сильно, что зеленые его глаза и пухленькие щёки покраснели, а солёные, горячие слезы покрыли собой почти всё лицо, некогда ещё по-детски наивное, но теперь обезображенное первобытным страхом.
Молодая мать в отчаянной любви приобняла сына.
–Дамьен, успокойся родной мой, пожалуйста…Нам надо идти, давай. Ну, кто у меня такой смелый, кто такой сильный? Давай, мама тут, мама не даст тебя в обиду…
Рядом стоявший арбитр больно, почти как равного, ткнул её прикладом в бок.
–Успокой своего хнычущего щенка!
–Он же совсем ребенок!! – в отчаянии крикнула женщина. – Вы хоть понимаете, что происходит?!
–Закрой рот, мутант! Шевелись, быстрее, быстрее, иначе не видать вам очищающего огня!
Женщина хотела крикнуть ещё что-то, но арбитр движением руки, в которой держал крупнокалиберный дробовик, ясно дал понять, что не намерен и дальше слушать её возражения. Через мгновение, не выдержав слёз мальчика, он крепко пнул его в спину. Ребенок упал в руки совсем обезумевшей от горя матери. Руксус почувствовал от его хрупкой фигуры мощные, почти неконтролируемые импульсы; он посылал в Варп бессознательные потоки отчаяния, которые, несомненно, будут питательным кормом для Нерождённых.
Слуги закона грубой силой поволокли приговорённых к чёрным столбам. Пинками, тычками, ударами прикладов и угрозой преждевременной расправы арбитрам кое-как удалось привести в движение эту хаотичную, охваченную ужасом толпу. Их было немногим меньше, но зато они были вооружены, и представляли собой власть законов Империума, которую лишь подкрепляли пулемёты «Носорогов», стоявших почти по всему периметру.
У мальчика был внушительный потенциал, слабее, чем у Руксуса, но благодаря бесконтрольно посылаемым им сигналам Руксус теперь будто бы не видел его впервые, а знал всю свою жизнь.
Бедолагу звали Дамьеном, а его молодую маму – Вероника. Неверный его отец покинул жену, едва узнав о её беременности, и она была вынуждена растить его сама. Работавшая в детском саду воспитательницей, Вероника твёрдо решила собственными силами вырастить сына, и при возможности, конечно, найти для него хорошего отчима, что станет куда лучшим отцом, чем его настоящий, но теперь всем этим мечтам не суждено было сбыться. Что Руксуса впечатлило особенно сильно, так это то, что женщина посылала слабые, едва заметные сигналы. Её дар можно считать скорее подсознательным, – но на мгновение взглянув в мысли Дамьена, в самую его душу, Руксус увидел желание матери разделить судьбу любимого сына. Или же она просто попала под горячую руку?
Это по большому счёту уже не имело значения.
Руксусу искренне хотелось хоть как-то помочь несчастному, и он искренне проклинал себя за то, что не имел даже малейшей предрасположенности к телепатии.
Внезапно он почувствовал, как Марианна взяла его за руку. По одному лишь взгляду мальчик понял, что подруга ждёт от него.