Остров
Он подходит к ней вплотную, такие странные черные глаза, бледная кожа, оспины, от него исходит запах сигарет, кислого молока и кожи.
— Стащила?
— Нет, — она растерялась. — Вернее, да. Он просто стоял у какого-то магазина.
Прижав Маргрет к стеклянной двери, он смотрит ей в глаза и улыбается, обнажив нечищенные зубы, она пытается увернуться от резкого запаха изо рта и навязчивой близости, но он почти на голову выше нее, сильный, хотя и худой. Ей кажется, что она задыхается, он не может, она еще совсем ребенок, маленькая, слабая девочка, перепуганная настолько, что не в состоянии вымолвить ни слова, надеется только, что не расплачется и не описается от страха, и тут приходит Эмбла, милая Эмбла, хватает его за плечо.
— Эй, оставь ее в покое, псих, выпусти нас!
Не отводя взгляда от Маргрет, он вышвыривает Эмблу в стеклянную дверь, ухмыляется еще шире, обхватывает скулы Маргрет и притягивает ее лицо к своему, она вырывается и пытается закричать, но лишь слабо мяукает, а он запихивает липкий язык ей в рот.
У Маргрет темнеет в глазах, затем рот вдруг наполняется кровью, а парень лежит на полу, одной рукой зажав кровоточащий рот и держа другую между ног. Корчится и стонет от боли, а она в ярости вытирает язык дождевиком.
Эмбла, как безумная, барабанит в стеклянную дверь, пойдем, Маргрет, надо отсюда выбираться. Парень с верхнего этажа и еще несколько ребят бегут вниз по лестнице, одни на вид моложе их с Эмблой, другие явно старше, парню наверняка уже шестнадцать. Они хотят вбежать в магазин, но там еще ребята; они окружены.
Парень со второго этажа подходит к лежащему на полу и пинает ногой: ну ты и идиот. Смотрит на Маргрет.
— Ты откусила ему язык?
Она мотает головой; не издав ни слова, снова вытирает рот рукавом.
— Простите его за такое поведение, Сьонни идиот. Становится еще безумнее, когда выпьет. Однако отличный сторож.
Маргрет наконец обрела дар речи.
— Вот именно, отличный сторож. Вы что здесь, все спятили? — кричит она на парня, который у них явно за главного. — Почему ты его не остановил?
Он снимает темные очки и сует их в карман, его голубые глаза смеются: а ты крута.
— Вы считаете, что можете вторгаться и торговать, как взрослые дамы.
— Нет, — отвечает Эмбла. — Мы только собирались узнать, не купите ли вы этот велосипед.
Парень пожимает плечами, мы, конечно, можем взять, но много за него не дадим, нам самим нужна еда. Он достает пачку купюр из заднего кармана.
— Могу заплатить деньгами, если хотите. Пятьсот тысяч? Сто?
Девочки отрицательно трясут головой.
— Мы слышали, что у вас есть консервы и замороженное мясо, — говорит Эмбла. — Батарейки и другие полезные вещи.
Парень кивает.
— Да, все считают, что здесь рай на земле, полно еды, всяких вкусностей и кайфа, ребята здесь свободные и сытые, и в школу ходить не надо. Ребята приходят сюда каждый день, думая, что у нас что-то вроде отеля класса люкс. Но это не так.
— Мы вовсе не собираемся сюда переезжать, — отрезает Маргрет. — Просто хотим уйти домой.
— Стина, открой дверь.
На девчоночье имя откликается парень в зеркальных очках, достает связку ключей и открывает.
Парень рассматривает украденный велосипед, говорит, что даст за него немного. Протягивает Маргрет руку в татуировках, она берет ее в свою, смотрит в эти ясные глаза.
— Меня зовут Храфн, и никто не называет меня Крумми.
Она отвечает почти без раздумий, здесь она не Маргрет, не маленькая послушная Маргрет.
— Меня зовут Мара, — представляется она. — А это моя подруга Эмбла.
— Мара, как ночного демона? И ты сущий кошмар?
— Иногда, — признается она, посмотрев на Сьонни, тот бросает на нее злой взгляд, держась рукой за рот.
— Пойдем, — приглашает Храфн, — покажу вам место. Наш дворец. Детский дворец, — смеется он.
Она следует за ним, а Эмбла за ней c недоверчивым видом. Они проходят через весь магазин, в каждой витрине устроен маленький домик. На полу лежат матрасы, окруженные полками и сложенной мебелью; натянутые сверху покрывала и ковры обеспечивают жителям покой. Место напоминает Маргрет лагеря беженцев, которые она видела в репортажах из других стран, пока еще приходили новости из-за границы. Только никаких бородатых мужчин, никаких худых женщин с маленькими детьми на руках. Здесь одни ребята, младшим лет десять, старшим — шестнадцать-семнадцать; сгрудились на мягкой мебели, играют и болтают. На одном кресле девочка с щенком на руках; никого красивее Маргрет в жизни не видела: длинные, почти белые волосы, большие миндалевидные глаза. Наверное, ровесница, как и ей, уже тринадцать. Девочка смотрит на них безучастно, на ней кожаная куртка и ошейник, в ушах большие кольца; сидит в компании мальчишек постарше. На полу перед ней маленький мальчик со светлыми вьющимися волосами, играет в компьютерную игру.
Храфн ходит как король по своему королевству, это Бенни, там Арндис, Йои, Толстячок, Вилли; они запомнили почти все имена. Йоханна — так зовут девочку с белыми волосами.
Они следуют за ним и попадают в темное пространство, заполненное большими овальными формами и странным химическим запахом. Здесь мы храним надувные замки, поясняет он, и они узнают зал, в котором в детстве отмечали дни рождения, где полиэтиленовая скатерть была вечно липкой от газировки и сахарной ваты и детские голоса эхом разносились под ритмы техно. Теперь здесь полная тишина, которую нарушает лишь шум насосов, вдувающих воздух в замки, на полу разбросаны бутылки и банки из-под пива, использованные презервативы.
Другие магазины разгромлены; пол магазина игрушек усыпан кубиками, мячами и обезглавленными куклами; рыбки в зоомагазине спят вечным сном брюхом кверху в вонючей коричневой воде.
У двери продуктового магазина раздается тихий, но грозный рык, Храфн осторожно открывает двери и ласково разговаривает с собаками, которые его узнают, виляют хвостами, с интересом принюхиваются к девочкам. Эмбла засовывает руки под мышки, она боится собак. Храфн приветствует парней, сторожащих еще не распроданные богатства; морозилки работают, и на полках что-то есть. Шоколад, однако, закончился, овощной холодильник пуст.
Он кладет несколько вещей в корзину, смотрит на Маргрет.
— У вас есть морозилка?
Она кивает. Давно уже не видела так много еды. Они получают большую пачку риса, кокосовую стружку, пшеничную муку, консервированные персики, свеклу и пасту, несколько банок сардин, сливочное масло и полный пакет замороженной кровяной и ливерной колбасы.
— Это никто не берет, — Храфн морщится, затем, помедлив, кладет им на самый низ замороженного цыпленка, немецкую суповую курицу.
— Подойдет? — спрашивает он.
Конечно. Затем Эмбла спрашивает, есть ли женские прокладки. Вопрос приводит Храфна в замешательство, забавно видеть этого самоуверенного парня таким растерянным, и подружки смеются, впервые за долгое время, и он смеется вместе с ними, выписывая в воздухе какие-то знаки, это вон там сзади, берите сколько хотите.
Они вешают два пакета на руль велосипеда Эмблы, Маргрет садится на багажник с третьим в обнимку, и они трогаются с места, красные от волнения и радости. На подъеме с парковки Эмбла буксует, и Маргрет криками подгоняет ее, оборачивается и машет Храфну и мальчикам, которые стоят на улице и курят сигареты, заложив руки в карманы. Храфн как бы непроизвольно поднимает руку, и она тотчас замолкает; меня зовут Мара, думает она, мне двенадцать лет, я воровка, я влюблена.
ГОЛОДНЫЙ ДОМ
Темнота поглотила меня, окружила, как смоляные лужи, вязкая, и поблескивает. Пытаюсь освободиться, наладить дыхание, но смола растекается по лицу и подавляет сознание, не могу двинуться.
Я не собираюсь умирать.
Мысль обретает форму и проникает в подкорку, пробуждает к жизни слова и проталкивает их в горло, к языку, я кричу и внезапно просыпаюсь от собственного голоса.
Больше нет темноты, нет зимы. Солнце пробивается сквозь тусклое стекло и светит прямо мне в глаза, я отворачиваюсь; спальник мокрый от пота, сознание затуманено.