Киров (ЛП)
Золкин серьезно кивнул.
— А что именно у него на пути?
— На данный момент, еще одна американская оперативная группа. Линкор «Миссисипи», два крейсера, пять эсминцев и четыре транспорта. За ними находится еще одна, обеспечивающая сопровождение президента на базу Арджентия. Карпов атакует любые корабли, которые обнаружит. В данный момент мы глушим частоты всех их радаров. Они не могут видеть нас, а мы можем сбить любой самолет, оказавшийся поблизости. Мы имеем в пять раз большую дальность огня и можем поражать их корабли прежде, чем они вообще могут узнать о нас. Это не война, доктор, это расчетливое убийство. Наша единственная слабость в ограниченном боезапасе, и я боюсь, что когда наши ракеты начнут заканчиваться…
Доктор понял, в чему клонил Федоров. Он потер подбородок и наклонил голову.
— Я вас понял, — сказал он. — Сделаю все, что смогу.
— Благодарю вас. Все, что вы можете сделать, это как можно скорее поставит на ноги адмирала.
Золкин улыбнулся.
— Для этого и нужны врачи. Адмиралы, капитаны, генералы, все они посылают людей в бой, а нам потом приходится собирать их по частям. Что же касается вас, то я советую вас отдохнуть. Начальник инженерной части был здесь час назад. Если вас это успокоит, я сказал ему, что он может занять свое время, работая над силовой установкой. Я был весьма настойчив. — Он снова подмигнул Федорову, мгновенно снимая все ощущение изоляции и одиночества, тяжким грузом лежавшее на плечах молодого штурмана последние несколько дней.
— А теперь, — сказал доктор, — спать! Это предписание врача. Зайдете за рецептом в 18.00.
— Каким рецептом?
Золкин лишь улыбнулся, и Федоров понял, что обрел союзника.
* * *На мостке царили победные настроения. Карпов приказал отправить Ка-226 в сторону американской оперативной группы и произвести съемку. На этот рад он без колебаний поверил в то, что увидел. Область была все еще окутана дымом от горящего топлива, а единственный уцелевший американский эсминец плелся на юг, нагруженный всеми, кого им удалось спасти. Слишком многие остались, как погибшие во время удара, так и умершие в первый час в воде. «О'Брайен» остался, насколько мог, но после того как «Уосп» окончательно завалился на бок и начал тонуть, его капитан решил, что никому не будет лучше, если еще один удар разорвет корабль на части. Он помчался на юг, навстречу «Миссисипи» и 16-й оперативной группе, которая спешила на север, чтобы оказать любую возможную помощь.
Четырем транспортникам с войсками и припасами было приказано немедленно вернуться в бухту Арджентия. Два эсминца ушли с ними, а остальные три на полном ходу направились на север, чтобы подобрать последних выживших. За ними шло ядро оперативной группы — крейсера «Куинси» и «Уичито» и линкор «Миссисипи». Однако в 16.00 оперативной группе было приказано остановиться, а затем развернуться и направляться в бухту Арджентия. Видимо, адмиралы хотели собрать все яйца в одну корзину, тщательно подсчитать, а затем разработать некий план действий против невидимого и смертоносного немецкого рейдера.
Карпов изучал трансляцию, внимательно следя за действиями трех эсминцев и убедился, что они прибыли лишь для спасения выживших. Вскоре они также развернулись и направились на юг, оставив обломки, все еще держащиеся на поверхности покрытого нефтяными пятнами моря. Персонал мостика собрался у монитора, их глаза светились, пока на вертолете не дали приближение и они не увидели тела, плавающие среди обломков. Увидели они и одного выжившего, поднявшего руки, отчаянно пытаясь привлечь внимание экипажа одного из эсминцев. Затем, обессилев или потеряв сознание от холода, от отпустил обломок мачты за который держался, и море поглотило его.
У моряков существовал неписанный закон, связывавший каждого из них. Суть его была в том, что они жили и умирали по прихоти силы, большей, чем кто-либо мог понять, и что на месте каждого, оказавшегося в воде, мог быть любой из них.
Зрелище того, как последний выживший исчез в затянутых дымом серых волнах притушило огонь в глазах мичманов из персонала мостика. Это был ощутимый сдвиг в боевом настрое, сменившемся угрюмым молчанием, за которым, возможно, к каждому из них пришло осознание того, что они сделались смертельным врагом двух держав, правивших этими морями, и впереди их не ждало ничего, кроме битвы за выживание или смерти, подобной то, что пришла к людям, которых они видели на экране. Один за другим они медленно направились на свои посты, держа свои мысли при себе и понимая, что всем им предстоит немало тягостных минут, когда они попытаются уснуть. Орлов заметил это. Он ощущал то же самое, но его единственной возможной реакцией было перенаправить свои эмоции в насмешливый гнев.
— Вот придурки, — сказал он. — О чем они думали, когда поднимали свои самолеты? Что мы будем просто сидеть и жать, пока они придут и закидают нас бомбами? Нет уж. Они получили то, что заслужили, мать их за ногу, и я надеюсь, что это их чему-то научило.
Все посмотрели на него с опаской, но никто ничего не сказал — инцидент с Федоровым все еще не был ими забыт. Все было не так, как говорил Орлов, они это знали. Американцы не намеревались их атаковать. Они не были вооружены. Они даже не знали о присутствии «Кирова», никто из них даже не увидел врага, поразившего их оружием, возможностей которого они даже не могли себе представить. В этом понимании крылось какое-то осознание собственной вины, и каждый принимал это по-своему.
Для Карпова это было успокоением. С Орловым на его стороне никто не мог ставить его решения под сомнения. Его ум уже прошел возможные упреки и устремился к маневру в южном направлении. Да, ему еще предстояло объяснить свои действия адмиралу, но он вполне мог рассчитывать оправдаться — американцы первыми нанесли удар, подняв самолеты, как и сказал Орлов.
Почему в инженерной части так долго копались с системой охлаждения реактора? В ходе этого столкновения корабль мог развивать не более десяти узлов. Ему нужна была скорость, чтобы направиться на юг и занять наилучшую позицию для сражения, которое было вопросом лишь времени и морских миль. Что сделано, то сделано. Ему предстояло жить с этим и потому не следовало тратить время на сомнения над поверженным врагом.
Карпов знал, что рискует. Это ощущение возникало у него много раз, когда он, наконец, решал привести в исполнение свои планы против потенциального противника, потому что знал, что может потерпеть неудачу. Американцы были лишь еще одной ступенькой на лестнице, по которой, как ему виделось, он должен был взойти. Завтра будет новый день, и кто знает, что могло случиться. Человек не может быть не слишком осторожен, ни слишком смел, подумал он. Чего ради?
Он был осторожен большую часть жизни. Тщательное планирование, терпения и много тихих страданий привели его к этому месту. Теперь он, наконец-то, решился на нечто дерзкое, и ощущал странное головокружение, глядя на сводки по повреждениям, нанесенным противнику. Наверное, это было похоже на то, что испытывал Орлов, когда бил кого-то в лицо, подумал он. Пьянящее, самодовольное ощущение собственной власти. Оно заглушало запах стыда, который преследовал его все эти годы и заставлял ощущать себя кем-то большим, чем он был ранее.
Он задумался о боезапасе и повернулся к Самсонову, запросив сводку.
— Израсходовано двенадцать ракет «Москит-2», остаток двадцать восемь. Израсходовано шестнадцать ракет С-300, остаток сорок восемь. Израсходовано тридцать две ракеты «Клинок», остаток девяносто шесть. Зенитные орудия израсходовали около пяти процентов снарядов. Носовое 100-мм орудие выпустило шесть снарядов из тысячи. Снаряды к 152-мм орудиям и торпеды не использовались. То же касается и вспомогательных противокорабельных ракет.
Капитан потер руки. Не считая противокорабельных ракет «Москит», а также почти полного боезапаса ракет С-300, в его распоряжении были замечательные 152-мм орудия, все еще не вступавшие в дело. Кроме того, у него были еще две пусковые установки ударных ракет с десятью ракетами каждая.