Киров (ЛП)
— Уэйк-Уолкер поддерживает контакт, сэр. Видимо, немцы несколько дней держались в районе Ян-Майена, а затем пошли на высокой скорости на юг через Датский пролив. Эта задержка позволила вернуть в дело корабли Уэйк-Уолкера, сэр. Хотя учитывая, что случилось с его эскадрильями, я уверен, что он теперь жалеет от этом. На данный момент его эсминцы преследуют джерри, но если они не смогут догнать его в ближайшее время, им придется уйти в Рейкьявик для дозаправки. Остальное Соединение «П» включает авианосцы, крейсера «Саффолк» и «Девоншир», а также один эсминец. Эти корабли могли бы справиться с «Графом Цеппелином», но они не смогут настигнуть его, если он будет поддерживать ход в тридцать узлов. Таким образом, мы должны быть готовы перехватить его после того, как он пройдет Датский пролив. Мы отправили Виана к Фарерским проходам с двумя крейсерами и двумя эсминцами, получившими обозначение «Соединение «К». Они находятся к северо-востоку от нас и ведут разведку на случай, если противник направится в тот район. Если же немцы продолжат следовать текущим курсом, мы сможем задействовать ваши большие пушки через… Шестнадцать часов или около того.
— Ну что же, пусть попробуют устроить чертов фейерверк у меня на броне, — сказал Тови. — А мы пожмем плечами и разберемся с авианосцем по старинке.
— Однако мы должны учитывать возможное наличие на нем палубных модификаций «Штук», — сказал Бринд.
— Да, меня удивляет, что они не нанесли ответного удара по авианосцам Уэйк-Уолкера. Он докладывал, что они заметили какие-то воздушные объекты вблизи вражеского корабля на радарах, но не опознали их визуально. Возможно, на его борту имеется всего несколько разведывательных самолетов, которых недостаточно для того, чтобы бросить вызов нашим авианосцам, прикрытым истребителями. Я не помню, чтобы кто-либо сообщал о вражеских истребителях или ударных самолетах. Похоже, они всецело полагаются на свои новые ракеты.
— Разумно, сэр.
— Ну что же, у нас, конечно, нет мешка подарков от волшебника, но с нашими зенитками все нормально, — Тови оправданно сердился. — И насчет премьер-министра… Неужели он нее может отложить эту встречу? — Адмирал только что узнал о том, что «официальный визит», который должен был обеспечивать «Принц Уэльский» предполагал доставку премьер-министра из Скапа-Флоу на секретную встречу с президентом Рузвельтом. — Все просто замечательно! — Разочарованно сказал он.
— Я просил военный кабинет пересмотреть решение. Но Уинстон слышать ничего не желает. Он вцепился в эту встречу зубами. Считает, что это наилучшее, что мы можем сделать, чтобы втащить США в войну. Одному богу ведомо, что мы смогли бы сделать с их помощью.
— Ну, если так, то я полагаю, мы сможем безопасно доставить его туда и обратно. Я не могу представить себе, что такого может случиться. «Граф Цеппелин» мог неплохо пальнуть от балды по нашим антикварным торпедоносцам, но пусть попробуют атаковать «Принца Уэльского».
Бринд промолчал.
— Они удивили нас, потопив «Худ», сэр. Теперь это…
Тови понял его точку зрения. Он вздохнул, уже утомленный прошедшим днем.
— Пожалуй… Ладно, учитывая наше положение, нам нужно управиться как можно скорее, Бринд. Нет нужды прибавлять к нашим проблемам еще и премьер-министра. Давайте убедимся, что сможем остановить этот чертов рейдер как можно скорее, а «Принц Уэльского» пусть будет не нашей заботой.
— Именно так, — ответил Бринд.
* * *Адмирал Вольский собрал еще одно совещание, чтобы разобраться в случившемся. Он был зол по целому ряду причин. Он спал урывками, обдумывая скудную информацию, полученную из книг Федорова касательно этой Атлантической Хартии. Что же делать? Он мог подплыть на «Кирове», перелететь к ним на Ка-226 и присоединиться к ним на этой встрече, но что он им скажет?
Он размышлял об этом, лежа на своей койке, воспользовавшись возможностью для отдыха, хотя думать было тяжело. Последствия принятых решений ложились на него тяжким бременем. Если он попытается присоединиться к встрече, то в скором времени станет ясно, что таинственный корабль оказался неопознанным союзниками советским кораблем, обладающим вооружением и возможностями, которых ни имел ни один корабль в мире. Как отреагируют Черчилль и Рузвельт? Примут ли они их как возможных союзников, которых туман войны заставил принять за врага? Если да, то они наверняка захотят узнать больше об этом корабле и его новом грозном вооружении, верно? Затем они увидят в «Кирове» замечательно средство против немцев, которое приведет войну к быстрому и уверенному завершению. Как он мог объяснить свое присутствие? Конечно же, они будут давить на него, требуя сведений об оружии, которое они наблюдали в действии.
Если он выдаст себя за современника, он сможет попытаться убедить их в то, что Россия обладает этими удивительными технологиями. Они ведь должны будут поверить собственным глазам, верно? И в этом случае он сможет представить себя просто еще одним человеком этой эпохи, а не суперменом из другого мира.
Что будет, если он расскажет им правду — что он прибыл из далекого будущего, ошеломленный, растерянный и потерянный? В этом случае, он мог бы обратить в оружие устрашающей силы свою способность знать события наперед. Поверят ли ему? Смогут ли они принять тот невероятный сценарий, который оказался вынужден признать он? Если ему поверят, они, безусловно, поймут, что его знание хода и исхода войны и послевоенной истории является самым страшным оружием. Потребуются годы, чтобы они смогли попытаться воспроизвести ракеты или понять сложнейшую природу цифровых систем корабля. Но старая банальность «знание сила», безусловно, взяла бы свое. Смогут ли они позволить ему прочитать им лекцию, а затем спокойно сесть в вертолет и улететь со всеми своими знаниями?
Оказавшись в их руках, он станет почетным гостем на некоторое время, пока они будут пытаться узнать от него все, что смогут. Это даст ему определенную силу, но как он сможет заставить Америку и Великобританию уважать себя и принять мать-Россию как брата по оружию после войны? Он знал, что не было никакого способа заставить Союзников выступить против Германии. Они будут улыбаться и лукавить, задавать бесконечные вопросы, пытаться выведать секреты невероятных технологий «Кирова», а также узнать о неведомых путях, ведущих в будущее.
Что ему сказать американцам? Что им не нужно открывать второй фронт и позволить Советскому Союзу дойти до Рейна? Ему вдруг пришло в голову, что он мог воспользоваться своим положением, чтобы ввести их в заблуждение. Он мог просто сказать, что высадка в Нормандии в День «Д» закончится полной катастрофой и вместо этого следует держаться более консервативной стратегии в Средиземноморье. Но поверят ли они?
А если он откажется отвечать на эти вопросы, прибегнут ли они к более нелицеприятным методам? Он не мог допустить, чтобы сведения, которыми он владел, попали в руки англичан и американцев. Что еще? Какие требования он мог бы выдвинуть им за столом переговоров, с Николиным и Федоровым в качестве переводчиков? Чем больше он думал о ситуации, тем более смехотворным представлялось ему его положение.
Он отложил книгу Федорова в сторону, зацепившись взглядом за фотографию своих жены и сына, стоявшую на прикроватной тумбочке. Его мысли на мгновение успокоились, а затем вернулось дробящее ощущение безумия. Он осознал, что в это время его жена даже еще не родилась, а их сына больше не было. Ему вдруг пришла в голову странная мысль.
Если это действительно был 1941 год, его мать и отец еще даже не встретились! Они встретились и женились уже после войны, и только еще через несколько лет, в 1957 году родился он. В голову пришла странная мысль, полностью поглотившая его. Если он вдруг проживет еще шестнадцать лет, что произойдет в тот день, когда он должен будет родиться? Появится ли на свет еще один Леонид Вольский? Будут ли существовать в мире они оба, связанные длинной цепью судьбы?
Тем не менее, предупреждения Федорова не давали ему покоя. Они изменили ход вещей. Британский флот маневрировал, пытаясь перехватить корабль, которого не должно было быть в 1941 году. Люди погибали, заносясь в бухгалтерскую книгу войны, в то время как другие, которые должны были погибнуть в намеченных атаках на Киркинес и Петсами, возможно, выжили после того, как британские авианосцы направились за нами на запад. Все это было слишком тяжело осознать, но суть этой тревожной мысли явно он явно понимал. Насколько твердой была линия причинности, простирающаяся в будущее, из которого они пришли? Могут ли все эти события изменить его? Могут ли волны времени повлиять на жизни людей из экипажа крейсера? Что случиться, подумал он, если его родители теперь никогда не встретятся? Упадет ли он замертво в тот момент, когда что-то изменит его персональную линию судьбы? Или, что еще хуже, просто раствориться в воздухе?