Хочу быть твоей... (СИ)

— Я тебя помню… не так… только голос, твои руки…
— А что было между нами помнишь? — усаживаю дрожавшую Катюшку на лавку, попутно отмечая, что доктора рядом нет, будто испарился.
— Помню… кажется.
Девушка мнет худенькие пальцы, того и гляди, сломает их ненароком. Накрываю ее холодные руки своими большими теплыми ладонями. Катя еще больше съеживается, но позволяет греть ее руки.
— Все будет хорошо, вспомнишь все, обязательно.
— Будто не со мной… — шепчет, не замечая, как слезы чертят мокрые дорожки по исхудавшим щекам.
Катя немного расслабляется, прижимается ко мне, мы просто молчим. Время идет, скоро меня попросят на выход, мне жаль каждую минуту, утекавшую, как песок сквозь пальцы. И так, я долго ждал этой встречи. Сначала приехал в военный госпиталь, где любимая лежала в коме так долго. Сидел у ее кровати, обмотанной разными проводами и трубками, и уговаривал ее вернуться ко мне, обещал больше никогда не огорчать ее своими тупыми поступками. Она будто слушала, лежа на животе, из-за ран на спине и плечах.
В этот мой приезд Кати не нашел на месте, ее перевезли в столичную клинику. Помню, что чуть не прыгал от радости, когда мне рассказали, что девушка пришла в себя. Даже не подумал, что последствия комы и ранения будут так коварны.
Я сразу ринулся сюда, в клинику, и нарвался на ее родителей. Пришлось уехать, с ее матерью уже имел серьезный разговор. Не только судьба нас разводит с Катей, еще и родители хорошо стараются, что мои, что ее, будто сговорились.
Целую ароматную макушку любимой, испытывая такой мощный прилив облегчения. Жива!
Остальное переживем, и никто нам не указ. А то, что забыла, вспомнит, или заново привыкнет. Больше не отпущу ее, пусть сколько угодно отталкивает.
— Катён, время… — нехотя отодвигаю девушку, вспомнив о цветах и подарках. Вручаю ей букет из белых роз и пакет с гостинцами. — Мне дали всего полчаса, побыть с тобой, а они уже истекли десять минут назад. Поздно я к тебе пришел, завтра прямо с утра постараюсь, может выпрошу тебя на прогулку, хотя бы недалеко, в кафе сводить, или в парк.
Говорю быстро, полушепотом, не отрывая взгляда от родных шоколадных глаз, с растерянностью изучавших мое лицо. Моя стрекоза заново знакомится со мной. Но в ее взгляде есть еще что-то, недоумение что ли, неуверенность.
— Что? — спрашиваю, а у самого внутри все в кисель превратилось и трясется. — Что случилось?
— Ты снова чужой… — шепчет Катя, бледнея еще больше. — Я уже не помню, каким ты был полчаса назад… Только голос все тот же, твой.
Вот это жесть! Я и сказать не знаю, что, от страха голос отказывается служить мне. Надо что-то делать. Надо у врача спросить, может можно вылечить.
— А с родителями тоже так было? Ты их тоже не узнала?
— Нет, их я помню. А тебя забыть хотела, вот и получается так, наверное… Отведи меня, я устала.
Я проводил любимую в палату и пошел искать доктора. Если бы не эта чертовая командировка. Если бы не та дура со своей стервой-матерью, которая наплела Кате черт знает что. Если бы я поговорил с генералом вовремя и поехал объясниться. Сколько этих «если бы», которые искалечили мою любимую, сломали ее жизнь. Если бы я еще три года назад увез ее со свадьбы и женился бы на ней сам…
— Можно сделать операцию, конечно, осколок мы убрали, но задели что-то важное, видимо. Я собирал консилиум, нейрохирурги хоть сейчас приняли бы пациентку, но… — задумывается доктор, берет со стола ручку и крутит ее в пальцах. Мужик трет глаза, уже скоро ночь, смена затянулась.
— Но?! — не могу усидеть на месте, в голове горит и грохочет. Несправедливость душит.
— Это опасно. Сам понимаешь, мозг — как минное поле, миллиметр не в ту сторону и не спасти. У Кати тридцать процентов на полное выздоровление, и по столько же на летальный исход и вегетативное существование потом, всю жизнь. Таких случаев много, лучше оставить так как есть. Пусть живет в двух мирах, разделяя на ложное и верное, а ты повесишь бейдж с именем, или еще что-то придумаете, например, галстук, по которому она тебя узнавать будет.
 
Доктор даже посмеивается, мне же вовсе не смешно, врезать ему хочется, весельчак нашелся. Встаю со стула, ноги трясутся. Впервые со мной такое. Опираюсь о стол, дышу тяжело, мне воздуха не хватает.
— Ты бы выпил, а то, чего доброго, сердечко шалить начнет от переживаний, — советует врач, и тут я с ним полностью согласен. Я бы выпил. Водки, залпом. Чтобы хоть немного тревога улеглась, и я смог бы отдохнуть. Не спал нормально уже давно, готовился к встрече с любимой стрекозой, представлял, как она обрадуется мне. А она забыла меня, как и хотела.
— Можно я завтра Катю на прогулку заберу? Недалеко есть парк и кафе. Ненадолго.
— Можно. Да и дня через три домой можешь забрать, у нас ей нечего делать. Вот в выходные понаблюдаю еще за ней.
Киваю. В груди скребут кошки, надежда будто умирает. Надежда на светлое будущее с любимой. А мы ведь детей хотели. Теперь вряд ли получится. Узнает об этом и снова сбежит, не захочет мешать мне обзавестись семьей.
— И что доктор сказал? — интересуется девушка, улыбаясь. Только улыбка ее натянутая, вынужденная. И у меня такая же на лице, делаю веселый вид, беру прохладную руку, присаживаясь на край больничной кровати.
— Ну что сказал, после выходных домой поедем, — прикасаюсь губами к исхудавшим пальцам, приказывая себе держаться. — А завтра пойдем в соседний парк гулять.
— Да ладно! Как здорово!
Теперь Катя искренне радуется, подпрыгивает слегка на кровати. И будто не было ничего, снова прежняя, солнечная и безумно красивая. Если бы не голубоватые тени под глазами.
— Так что, отдыхай, я пойду.
— Ты где остановился?
— Да тут рядом, гостиница через дом вроде. Приду за тобой сразу после обхода. Отдыхай.
Поцеловать ее не решаюсь, я чужой для нее, вдруг оттолкнет. Но Катя сама тянется к моим губам, обнимая за шею.
— Ты тоже отдохни хорошенько…
Через полчаса я уже после душа, в одном полотенце на бедрах, подхожу к мини-бару и наливаю себе в широкий бокал немного коньяка, смотрю в янтарную жидкость, будто хочу найти в ней решение. Вдруг понимаю, что решение есть. Надо показать Катю лучшим специалистам. Любые деньги отдам, но постараюсь вылечить любимую, возможно здешние врачи проглядели проблему. Бывает какая-нибудь мелочь все портит и стоит ее убрать или исправить, так все и налаживается.
Робкий стук отвлекает от раздумий, тянусь за халатом, оглядываясь на стол, чтобы поставить выпивку, но голос за дверью заставляет передумать.
— Денис, это я…
Распахиваю торопясь дверь и только успеваю поймать худое тельце Кати, кинулась в мои объятия так неожиданно, что я чуть не роняю бокал с коньяком.
— Ты сбежала из клиники? — смотрю в смешливые шоколадные глаза и в душе поднимается теплая волна. Снова почудилось, что проблем нет.
— Да, не могу там, особенно когда ты рядом, — девушка горящим взглядом пробегается по моему голому торсу, потом оглаживает ладонью бицепсы. — Я соскучилась.
Я не дурак, понимаю, каким образом она соскучилась, слишком хорошо знаю ее, вот уже и губу закусывает, смотря на мои губы. Закрываю дверь, веду ее на диван.
— Надо позвонить, пока тебя не потеряли.
— А я отпросилась. Я взрослая, могу делать, что хочу. Раз меня через три дня выписывают, значит можно возвращаться к нормальной жизни. От этих стерильных стен уже выть хочется.
— Ладно, уговорила, звонить не буду. Есть хочешь? Может заказать чего-нибудь вкусненькое?
— Не увиливай Самойлов, ты знаешь, чего я хочу.
Изящная женская рука тянет за полотенце, а я застываю в нерешительности. А вдруг навредим? Но Катя не дает мне опомниться, толкает на диван, нависая надо мной, щекоча грудь кончиками светлых локонов. Она шепчет что-то, целуя быстро, одной рукой сдергивая с себя пижамную футболку, другой шаря по моему прессу.
— Ну помогай, чего застыл, — улыбается так, что хочу стиснуть ее в руках и завопить от радости.