Последняя дуэль (ЛП)

Изнурённые продолжительным поединком на топорах, выбитые из седла дуэлянты теперь всем телом ощущали тяжесть своих доспехов, весящих почти тридцать килограммов. Держа в руках меч и щит, они должны быть готовы в любой момент сделать выпад или уклониться от внезапной атаки, а то и резко развернуться, парируя вражеский удар. Несмотря на зимнюю стужу, им было жарко, пот тёк градом по разгорячённым телам под доспехами. Шансы прервать поединок, чтобы передохнуть, сделать глоток вина, смахнуть пот с лица за стальным забралом, стремительно таяли.
Стоя напротив королевской трибуны, они осторожно ходили по кругу с занесёнными мечами, развернувшись друг к другу лицом, ожидая, когда противник совершит ошибку. Внезапно они сошлись, «столкнулись в яростной и беспощадной атаке». Вначале медленно, но постепенно ускоряясь, они размахивали мечами, то парируя, то нанося удары «с яростью и отвагой».
Отточенные стальные клинки со свистом рассекали воздух, звонко ударяясь о броню доспехов, и глухо вонзались в деревянные щиты, наполняя воздух громким эхом, резонирующим от монастырских стен. Бледное зимнее солнце не порождало тени, но его слепящие блики, отражаясь от сверкающих стальных клинков и полированных доспехов, значительно затрудняли наблюдение за стремительным действом сквозь щели в толстом деревянном заборе.
Вскоре зрители уже мало что могли различить в этом вихре пыли и песка, поднятом тяжёлыми железными сабатонами дуэлянтов. Зрителей обуял священный трепет перед происходящим, и хотя некоторые были лично заинтересованы в исходе поединка, все без исключения с замиранием сердца ждали развязки.
Жан де Карруж теперь сражался пешим и ощущал не только тяжесть доспехов, но и внезапную слабость из-за сразившего его в тот день очередного приступа лихорадки. То ли лихорадка повлияла на скорость реакции, то ли его на мгновение ослепил солнечный блик, отразившийся от клинка противника. А может, Жан украдкой бросил взгляд на Маргариту, и Ле Гри использовал это мгновение, застав его врасплох.
Но что бы то ни было, когда два запыхавшихся дуэлянта кружились по полю «атакуя, рубя и сокрушая», Ле Гри пробил оборону противника и, сделав резкий выпад, ранил рыцаря. Резкая боль пронзила бедро Жана, когда меч сквайра вонзился в его плоть. Кровь хлынула из раны и липкой струйкой потекла по ноге.
«Зрители содрогнулись от вида текущей крови», по толпе прошёл тревожный гул. Ранения ноги и бедра были очень опасны, потому что за короткий срок могли вызвать обильную кровопотерю, а также обездвижить бойца, лишив его возможности маневрировать, не говоря уж об атаке.
Жан де Карруж был на волосок от поражения, и «все его близкие немало переполошились». Маргарита, видя на поле боя истекающего кровью мужа, пошатнулась, судорожно вцепившись в деревянные перила. Всё могло закончиться в считанные секунды. «Чувство невероятной тревоги обуяло всех присутствующих. Зрители все как один застыли с открытыми ртами, затаив дыхание».
И тут Ле Гри допустил фатальную ошибку. Вместо того чтобы воспользоваться преимуществом, он выдернул клинок из рассечённого бедра рыцаря и отступил. Рана могла убить Карружа, всади его соперник меч поглубже. Однако сквайр тут же выдернул меч из раны.
Может, Ле Гри решил, что рана смертельна и за несколько минут рыцарь истечёт кровью? А может, просто побоялся оставаться один на один с раненным, но всё ещё опасным врагом, и отступил на безопасное расстояние, ожидая, пока Карруж окончательно ослабеет, чтобы затем прикончить его без особого риска?
Но в отступлении сквайра Жан де Карруж увидел свой шанс. Несмотря на серьёзное ранение, «рыцарь не только не был побеждён, а наоборот, проявил в схватке ещё большее рвение. Собрав всю свою волю и остатки сил в кулак, он ринулся навстречу врагу».
Бросившись навстречу изумлённому сквайру, Карруж издал громкий клич, который слышали все зрители: «Пробил час расплаты!»
То, что произошло потом, немало удивило и ошеломило всех присутствующих. «Левой рукой Жан де Карруж ухватил Жака Ле Гри за макушку шлема и, притянув противника к себе, несколько раз дернул, свалив соперника наземь, и тот беспомощно растянулся, не в силах подняться под тяжестью доспехов».
 
Таким неожиданным манёвром Карруж спутал противнику все карты, получив неожиданное преимущество. Ошеломлённый резким падением, закованный в тяжёлые доспехи Ле Гри был практически обездвижен, не в силах ни толком замахнуться, ни нанести противнику удар. Теперь рыцарь возвышался над ним, ловко парируя все неуклюжие удары растянувшегося на песке сквайра.
Сильный мужчина (а сквайр слыл человеком недюжинной силы) в пешем бою мог довольно резво передвигаться в искусно сделанных доспехах. Но встать после падения для человека, закованного в тяжёлую броню, было нелёгкой задачей, особенно, когда над тобой нависает противник, готовый метким ударом меча или тяжёлого железного башмака пресечь любые попытки подняться. С упавшими рыцарями обычно разделывались, как с забившимся в раковину омаром.
Но пока рыцарь, тяжело дыша, стоял над поверженным противником, держа меч наготове, у Жака Ле Гри всё ещё были шансы. Хоть сквайр и лежал на спине, едва способный отбить любую атаку, тяжело раненный, истекающий кровью рыцарь к своему ужасу обнаружил, что не в силах пробить доспехи Ле Гри. «Он долго искал малейшую щель или брешь в броне противника, но сквайр был закован в стальные латы с головы до ног»{19}.
Карруж поверг врага и почти его обезоружил, но он был слишком слаб и обескровлен, счёт шёл на минуты. Силы покидали его с каждой каплей крови, сочащейся из глубокой раны на бедре. И пока сквайр оставался под надёжной защитой доспехов, чаша весов медленно склонялась в его сторону. Если Ле Гри сумеет продержаться достаточно долго, Карруж будет окончательно обескровлен и не сможет продолжить бой. А то и вовсе умрёт от кровопотери.
Карруж не желал упускать с таким трудом доставшееся ему и вновь ускользающее преимущество. Пока оглушённый падением Ле Гри всё ещё лежал на земле, рыцарь ловким ударом выбил меч из его рук и бросился на поверженного врага.
Теперь бой продолжался на земле. Карруж, оседлав Ле Гри и придавив его грудь коленом, принялся усердно колоть по его шлему острием меча. Ле Гри извивался и брыкался под неприятелем, вздымая облака пыли. Острие рыцарского меча то и дело вонзалось в землю, с лязгом отскакивая от тяжёлого клювообразного шлема сквайра.
Наконец Карруж принялся ковырять замок, поднимающий металлическое забрало. Ле Гри, догадавшись о его намерениях, стал сопротивляться ещё яростнее. Он извивался, крутил головой, пытаясь предотвратить попытку взлома, беспомощно хватал песок в поисках меча. У Ле Гри ещё оставался кинжал, но он не мог достать его из ножен, придавленный рыцарем сверху.
Пока они боролись на земле на глазах у огромной толпы, зачарованной этим ужасающим зрелищем, Карруж принялся кричать на Ле Гри. Голос рыцаря был приглушён забралом, но ближайшие ряды всё же смогли его расслышать.
— Признайся! Признавайся в своём преступлении!
В ответ Ле Гри ещё яростнее мотал головой, не то отрицая вину, не то пытаясь пресечь попытки рыцаря поднять забрало.
Карруж, оставив неуклюжие попытки справиться с замком рукой в неудобной металлической перчатке, снова взялся за меч, только держа его на этот раз вверх ногами, ударил по замку тяжёлой стальной рукоятью. Лязг и металлический скрежет от удара разнёсся по всему полю. Можно представить, что слышал и ощущал обладатель шлема. Другой рукой Карруж ухватил вертящего головой Ле Гри за шлем, чтобы наносить удары более прицельно.
 
Рыцарь продолжал терять кровь, и силы постепенно его покидали. Он постепенно увеличивал паузы после каждого удара, чтобы точнее прицелиться. Наконец, очередным резким ударом ему удалось сбить замок. Металлическое забрало откинулось, открывая лицо Ле Гри от лба до подбородка.
Ле Гри заморгал, ослеплённый ярким светом, и увидел перед собой лицо противника, почти вплотную к своему.
— Признавайся! — снова выкрикнул Карруж, доставая из ножен кинжал.