Былые
Пара избегала общения, что объясняло, почему ее убитое тело нашли частично погребенным в огороде только многие недели спустя. Кое-кто говорил, что ее не тронули тлен и разложение. А мужчины и след простыл, и многие считали, что это он забрал ее жизнь зверским и омерзительным способом. Уж явно забрал некоторые части тела. Намекали на людоедство. Ходили байки о внезапных погодных условиях во время ее повторного захоронения — о ливнях и ветрах, которые, должно быть, размывали могилу, поскольку ее останки никак не желали оставаться под землей. На этом Тимоти прервал поток подробностей, не в силах смириться с подползавшим выводом. Но селяне все равно отвечали. Говорили, что кое-кто из стариков подымался на утес собрать останки и скинуть в море. Последний вопрос был самым простым — но не ответ на него. Были у этой пары дети?
— Нет.
— Детей никогда не видели. Но через месяцы после того, как они пропали, в пещерах, вымытых под рухнувшим домом, слышали плач ребенка.
В ту ночь Тимоти не сомкнул глаз.
На следующий день он решил воочию увидеть то место. Дождался, пока уляжется жара; между одиннадцатью и тремя часами выжженные земли становились наковальней Господней. Под вечер он уже стоял за смазанными очертаниями заросшего огорода рядом с разрушенным домом Уильямса и Ирринипесте. Ниже об упорные утесы и вымытые пещеры билось море, сталкивало запах озона и пыльной почвы с диким тимьяном и бодрило теплый бриз. То было место дикой красоты, и левая рука сама собой крепко сжала маленькое серебряное распятье. Прихватил он с собой и флягу святой воды.
Час спустя он осмотрел все и коснулся всех камней и пятен, сорняков и костей животных. Ни следа неглубокой могилы. Ни следа Уильямса и Ирринипесте. Отец Тимоти объявил эту землю нейтральной. Более того, здесь, на открытом свежем воздухе, было спокойно; атмосфера казалась ласковой и даже приятной. Что бы здесь ни произошло, оно давно забылось. Невозможно поверить, чтобы на этом месте случились преступление и то аномальное дитя. Возможно, он давал волю своему воображению искажать мир. Возможно, сумасшедшая старуха в провонявшем доме заразила его рассудок своим безумным бредом. Возможно, все это иллюзия, навлеченная ярким солнцем и тяжким трудом. Обратно он решил вернуться через поля, где Кармелла слышала голоса, чувствуя себя в силах увидеть происхождение всей этой фантазии. Солнце стояло низко, разбрасывая косые тени средь камней и поросли. Низко летали ласточки, метались рядом с ним, их чириканье оптимистично окрашивал порозовевший свет. День завершался славно и тихо. Становилось трудно найти в себе тот ужас, что он испытывал раньше, — что-то изменилось. Все потихоньку приходило в норму.
Той ночью после службы и легкой трапезы он лег в постель со спокойной душой, слегка коря себя за излишний страх. За столь несоразмерную реакцию на Модесту. В его чистой комнатушке было тихо, и он задул свечи, чтобы стены и тонкую белую простыню на теле пропитала последняя синь сумерек. Нахлынуло удовлетворение, и он придумал под него новую молитву. Сочинил благословение, которое потом может пригодиться для других несчастных людей. Возблагодарил Бога за этот душевный мир. Уже почти настала темнота, когда он увидел в кровати сияния. Ранее он задрал простыню до самого подбородка и теперь смотрел вдоль ее длины. Под простыней появились две кляксы света. Пролезли светлячки или личинки какого-то другого вида фосфоресцирующей букашки. Принес на себе что-то с полей, решил он. Их вторжение больше заинтересовало, чем вызвало раздражение, так что очень медленно он приподнял простыню, чтобы просунуть голову и приглядеться к воображенным паразитам. Во мраке огоньки сдвинулись вместе, между его ног — к коленям, и уставились прямо на него. Бестелесные очи Модесты. Горящие в расфокусе, но прикованные к его глазам.
Вопли перебудили соседей и некоторых из тех, кого он расспрашивал тем днем.
Тимоти оказался бессилен. Обратиться было не к кому. Он ничего и никому не рассказывал о произошедшем. Затем вспомнился отец Лютхен. С ним он познакомился в семинарии после прибытия на этот загаженный континент. Старый священник истолковывал обычаи местных, традиции и легенды провинции. Поведал многое из естественной и сверхъестественной истории и познакомил с такими идеями и возможностями, о каких начинающие священнослужители никогда не слыхивали. Неделя, проведенная в его обществе, была познавательной и запоминающейся, и Тимоти приобрел к учителю огромное уважение и восхищение. Лучше всего после сказок и легенд запомнилось то, что священник рассказывал о них без кавычек. Без ухмыляющейся дистанции к их контрасту с христианскими практикой и верой. Просто приводил как тихие факты. Некоторые из самых истовых членов семинарии фыркали или отвергали его учения, но он продолжал, не поведя бровью. Тимоти знал, что Лютхен отошел от дел и проживает в Эссенвальде. Он надеялся, что для спасения хватит весточки, отправленной по хрупкой почтовой сети Церкви, раз в месяц протаптывавшей тропинки в джунглях.
Он и не ждал на самом деле ответов на странный веер заданных вопросов. Даже не знал, жив ли еще Лютхен, в себе ли, способен ли понять его беду. Но больше податься было не к кому. В лютый безвоздушный день пришел ответ.
Дорогой Тимоти,
Да, разумеется, я помню тебя по семинарии после стольких лет. Я впечатлен твоей искренностью и разумным любопытством твоих вопросов. И тронут, что за пониманием своего необычного положения ты обращаешься ко мне. Необычного, боюсь, лишь в европейском контексте.
На сем континенте подобные события и феномены встречаются куда чаще. В первую очередь позволь поздравить тебя с непоколебимой верой и убежденной праведностью, с какими ты подошел к этому делу. Надеюсь, мое письмо укрепит твои качества и поможет понять, что ты переживаешь.
Видения, что ты узрел, и странная жизнь девочки в самом деле кажутся переплетенными, но мне представляется, здесь их будет лучше разделить и попытаться понять их цель и происхождение.
Второе — самый насущный и тревожный вопрос. Как ты и говоришь, существуют серьезные основания для сомнений в божественной природе голосов и физических явлений, с которыми ты столкнулся. Известны несметные случаи демонических посланий, маскирующихся под ангельские манифестации. Таков вечный обман дьявола: морочить голову невинным, притворяясь гласом Господним. Держись за свою выдающуюся бдительность и не доверяй ничему, что тебе говорят.
Исключительный вопрос, как ребенок растет с подобной быстротой, может иметь медицинские объяснения. Обычно скорость роста всех людей и животных постоянна, но в отдельных случаях встречаются аномалии акселерации, подстегивающие развитие тела. Особым твой случай кажется оттого, что у девочки, по всей видимости, так же аномально созревают разум и когнитивное понимание. Полагаю, это большая редкость. Самый же необычный и специфичный элемент в твоей истории — то, что тебя просили защитить ребенка и сопроводить в Ворр. Большей частью силы внутри Ворра и близ его действуют во имя защиты и недолущения. Пагубный эффект продолжительного пребывания в пределах леса вошел в легенды и известен всякому племени, обитающему в радиусе сотни миль от его устрашающей обширности. Кочевые народы, что странствуют по этим землям и славятся практичностью своих прямых маршрутов, далеко обходят лес стороной. Смутно происхождение твоих бестелесных голосов, но не их посыл, означающий, что странному ребенку наверняка уготована некая будущая цель или предположительный удел. И обретены они будут где-то в чаще.
Долго и тяжело поразмыслив, нахожу необходимым поведать тебе еще об одном виде живых тварей, обитающем в Ворре. Подробности их биологии и появления неизвестны, но все косвенные и мифические источники утверждают, что это извращенные и выродившиеся остатки небесных созданий, поставленных на землю для защиты Эдемского сада. Не павшие ангелы, но пропащие — материальные существа, сотворенные для взаимодействия с материальным миром. Для влияния и коммуникации с растениями, животными и в конечном счете людьми. Но грех Адама освободил их, когда они потерпели неудачу в том, для чего их создали. Бог их не наказывал и не изгонял; они были забыты и покинуты. Тысячи лет спустя то, что от них осталось, так и скитается по Ворру без конца и смысла. На общем языке зовутся они Былыми, и отдельные находят выход из протяженных границ леса.
Все это я знаю потому, что видел, ощущал и был вынужден участвовать в избавлении некоторых из них от страданий. Рассказываю я это в строжайшей секретности, объясняя потребность избегать сей заразы и не позволять никому из нас касаться их и сакрального центра того ужасного места. Известно, что в их действиях существует разрыв со временем и что часто он проявляется в виде их отделения от своей видимости и ее задержки. Я испытал это на себе и знаю истинно. Этот раскол, кажется, куда значительней проявляется на периметре Ворра или, разумеется, вовне его влияния. Теперь мне приходит на ум, что нечто подобное может происходить и с их звуками — голосами, ежели они их имеют. Давно известно, что под безлюдными землями существует целый улей проходов и подземных рек; возможно, кое-какие из туннелей доходят до Ворра и становятся выходом или по меньшей мере проводником звука. Вот почему я мыслю, что твои голоса могут иметь что-то общее с ними. Те повеления нашептывают и выкрикивают отнюдь не Господь Бог и не сам Сатана. Это нечто иное: Былые, которые не говорят ни за кого. Но по какой-то причине их утраченный смысл сосредоточился на безумном ребенке.
Надеюсь, мои слова тебя не встревожат. Думаю, ты согласишься, что, кем бы они ни были, они не столь вредны или губительны, как воления самого дьявола. Берегись, сын мой, и держи меня в курсе дел, особенно если решишься пуститься с ребенком в путь к нам. Если я могу помочь чем-то еще, проси без раздумий. Я молюсь за тебя.