Подружка (СИ)

— Опа, ништячки! Спасибо, брат, от души душевно! — произносит тот, терзая бумажный пакет.
— Я смотрю, ты не сильно огорчен предстоящей разлукой, — замечаю я.
— Я-то? — спрашивает он, и серые глаза почему-то смотрят на мои губы. — Ни капельки.
========== 7 ==========
Комментарий к 7
https://vk.com/wall530503482_59
В этот раз Валера совсем не против того, что мы располагаемся в одном номере. Да и сам номер в этот раз радует своей просторностью, мягкостью постельного белья и окном с видом на парк. Отель — это вам не гостиница, расщедрился местный губернатор.
— Прям как белых человеков поселили, я в шоке, — зеваю я, плюхаясь на кровать.
— Ты в ванную заходил? — отзывается Валера. — Там душ с подсветкой.
— Великолепно, всегда мечтал почувствовать себя Смурфиком, наяривая в душе. Кстати, ты жрать хочешь? Я смотаюсь на разведку в кафе на первом этаже и сразу вернусь. А ты пока вещи разгребай.
— Тош, тебе лучше переодеться. В лосинах это слишком…
— Похуй! Слишком скромные отвернутся, слишком дерзкие подрочат.
Шагая по коридору, я начинаю понимать, от чего меня хотел оградить Валера — команды из других городов тоже в процессе заселения, и для многих хоть и красивый, как греческий боженька, но мужик в лосинах — психологическая травма, которую дано пережить не каждому.
Конечно же, без парней в «теме» тоже не обойтись, и я ловлю на себе взгляд почти двухметрового хмурого чела в бейсболке с гербом Воронежа. Эдакий лесоруб, разве что без бороды. Гей-радар у меня работает исправно, поэтому я не удивляюсь, когда на обратном пути из кафешки — кстати, весьма и весьма неплохой — он отделяется от окна и преграждает мне путь.
— Ты из какой команды? — спрашивает, сложив на груди медвежьи лапы.
Палец по-привычке накручивает волосы, ресницы опускаются, но я, вспоминая, что уже обзавелся своим сероглазым королем, одергиваю себя и выпрямляюсь.
— Питерские мы, — вздыхаю я. — Но если ты подкатить собирался, то не стоит — есть у меня любимый.
— А я тебе и не любовь предлагаю, — хмыкает тот, и в любой другой раз эта самцовость меня бы подкупила, но не в этот.
— Тоже нет. Извини, ты не в моем вкусе.
У мужиков все проще — многие геи любят поломаться, но по факту мечтают о сильном и смелом мужике, который сделает первый шаг. Видимо, он считает себя таким, потому что хватает меня за бедра и прижимает к себе. И если до этого момента коридор был пуст, то, по закону подлости, именно в этот момент Валере приспичивает выйти из номера, рядом с которым меня жмякают медвежьи лапы. В следующий миг меня цепляют за шиворот и затаскивают внутрь как описавшегося котенка.
— Ты сюда играть приехал или ебаря искать? — произносит Валера, и я вижу, как его глаза темнеют от плохо контролируемой ярости.
— Он сам мою задницу мацать начал, я-то тут причем? — возмущаюсь я, потирая запястья.
— Так ты провоцируешь специально! Так и ждешь, чтоб тебя зажали где-нибудь и поимели! Отыграем — делай, что хочешь, но только попробуй…
— А если попробую? — щурюсь я. — Тебе что? Можно совмещать приятное с полезным. Вот найду себе ебаря, чтобы он зажал меня и отымел, чтобы натянул по самые…
— Заткнись!
— А я бы ему сосал и захлебывался, а он…
Я жмурюсь, когда он опрокидывает меня на кровать и прижимается всем телом, снова стискивая запястья.
— Вот почему ты такой, — вздыхает он обреченно, рассматривая мои губы — целует, не касаясь.
— Какой? — спрашиваю я почти неслышно, чувствуя его эрекцию.
— Невозможный! Чокнутый.
— А еще какой?
— Красивый. Ты очень красивый.
Поцелует, думаю я. Не может не поцеловать, когда я, высвобождая руку, касаюсь его щеки и смотрю такими умоляющими глазами. Поцелует, уверяюсь я, когда он наклоняет голову.
— Ох, бля, вы хоть предупреждающую табличку вывешивайте! — морщится Дэн, распахивая дверь. — Вы жрать идете? Только вас ждем!
Дэн привык ко мне и уже не быкует, как раньше, видя мои поползновения в сторону друга, даже поддерживает шуточки своими замечаниями.
  
— Уже идем, — отвечает Валера нехотя и поднимается.
До конца вечера он старается на меня не смотреть, как и весь следующий день, когда мы отыгрываем два матча подряд. Не смотрит, не разговаривает, отвечая односложно, первым ложится спать или втыкается в наушники. Я не реагирую — знаю, что он занимается самобичеванием из-за вполне конкретного желания, и лучше ему не мешать — любой натурал должен дозреть в своих страданиях. Еще день он ходит мрачным и молчаливым, несмотря на то, что команда проходит в четвертьфинал, что само по себе является достижением.
Выбравшись из душа, я останавливаюсь посреди комнаты и смотрю на его такое серьезное сейчас лицо, что хочется истерически захохотать. Кто-то должен делать первый шаг, думаю я сбрасывая с его коленок ноут и усаживаясь на них сам. Он смотрит снизу вверх таким странным взглядом, что внутри у меня все переворачивается.
— Прими это как данность, — говорю я, бросая на пол снятую майку. — Делай, что хочется. Я от тебя ничего не жду, можешь просто трогать, можешь целовать, можешь снять с меня остальное. Только то, что хочешь сам.
Мой взгляд его смущает, поэтому я разворачиваюсь спиной, сдвигая ноги и укладывая похолодевшие ладони на бедрах. Когда мне начинает казаться, что он так и не решится, кожа вдруг покрывается мурашками от прикосновения к животу. Потом вверх по ребрам, по предплечьям, по линии ключиц. Осторожно, изучающе, совсем несмело. Я наклоняю голову, а он, убирая мои мокрые волосы в сторону, целует в шею, и я и вцепляюсь ногтями в колени, боясь пошевелиться и спугнуть это прошивающее насквозь удовольствие. Пока все равно не нахожу его руки и не прижимаю к своему животу, наклоняя голову сильнее и чувствуя губы уже за ухом, на щеке, а потом, когда его поднявшаяся рука сама удерживает мою голову в нужном положении, я наконец могу ощущать его дыхание на своих губах.
Если бы я знал раньше, как это кайфово — целовать его, я бы давно увез Катерину в лес и привязал бы ее к дубу в самой чаще. Я бы сбросил ее с моста. Я бы специально сдал на права, чтобы переехать ее машиной. Я бы…
Руки Валеры стаскивают с меня трусы, и я пребывая в полнейшем афиге, наблюдаю, как они ложатся на мой член и начинают поглаживать его.
— Никогда бы не подумал, что это тоже возбуждает, — говорит он, и я, упираясь затылком в его плечо, раздвигаю ноги.
Блять, убейте меня прямо сейчас, чтобы я не чувствовал, как медленно подыхаю от недостатка кислорода. Я кладу свою руку поверх его, замедляя темп, растекаясь по его груди и постанывая без стеснения, которого у меня никогда и не было, если говорить честно.
— Нет, стой, — хриплю я, поворачиваясь. — Сначала ты.
Дергаю вниз замок на молнии, отодвигаю мокрые от секреторки боксеры и заглатываю сразу, до конца, сходя с ума от его запаха возбуждения и от вырвавшегося стона. Ногти впиваются в его бедра, когда он, сбив меня с ритма, начинает трахать в рот сам, и я, глотая подкатывающую слюну, старательно расслабляю горло, чтобы получалось глубже. По прохладному ощущению на головке собственного члена понимаю, что теку как телка и, пожалуй, кончу без рук, стоит ему продолжить в том же духе. Касаюсь себя и кончаю раньше, чем сперма стекает по горлу, и он тянет меня вверх, прижимая к себе и тяжело дыша.
— Тош, ты же не думаешь, что я тобой воспользовался? — спрашивает с нескрываемым беспокойством.
— Я знаю, что это не так, — вздыхаю я. — Признай, что тебя тянет ко мне так же, как и меня к тебе. Только, умоляю, не задумывайся над тем, что же будет дальше и как следует поступить. Это второстепенное. Хочешь колыбельную?
Сейчас надо отвлечь его, не дать впасть в самопожирание, поэтому я вспоминаю Ивана Баркова, колыбельную для, пардон, хуя:
Жизнь прошла, как пролетела,
В ебле и блядстве.
И теперь сижу без дела