Наш человек в горячей точке

— Ладно, а как дела-то? Уехала Диана? — напомнил ему я.
Он как будто очнулся и доложил: — Закрылась в комнате. Я подсмотрел в замочную скважину. Что-то пишет. Думаю, что пишет мне письмо.
— Хорошо, позвони, когда получишь его.
* * *
Несмотря ни на что, я должен пойти на эту премьеру и насладиться искусством. Вариантов нет.
После душа посмотрел на себя в зеркало.
Посмотрел на полудлинную прическу… Слегка растрепал волосы. Может, немного геля? Хм, понятия не имею, как точно я должен выглядеть на этой премьере.
Вот уже пару лет я ищу какое-то клише для образа старого, но ещё не полинявшего рокера. Я больше не знаю, из какого я фильма. Раньше я пытался своим видом что-то сказать, а сейчас, похоже, я хочу что-то утаить.
Я смотрю на себя из зеркала, нервно. Этот спектакль — главный Санин тест в популярном театре. Мне нужно выглядеть относительно серьёзно.
Но не слишком, подумал я. Нужно бы как-то скомбинировать одно с другим…
Потом я примерил некоторые варианты.
Невероятно, как я устаю от переодеваний. Есть в этом что-то такое, что меня опустошает.
Нужно было спросить у неё, что надеть. Смотрю на часы. Глупо звонить ей сейчас. Из этого могла бы получиться смешная история, которую она однажды могла бы рассказать в компании: «Это была моя первая большая роль. Я перед выходом на сцену, стараюсь сконцентрироваться в артистической уборной, напряжение — жуть… И тут звонит мобильный, и Тин, бедняга, спрашивает меня: „А что мне надеть?“»
Смотрю на себя в зеркало… Какой образ принять?
Может, всё-таки остановиться на костюме?
Химия на сцене
Грудь.
Темнота.
Конец.
Ух, справилась, подумал я. Мои ладони были потными.
Аплодисменты.
Продолжительные аплодисменты.
Иногда даже слышалось «БРАВО!» По правде сказать, одним из выкрикнувших был я, когда она вышла кланяться третий раз и я увидел, что с её лица исчезло напряженное выражение.
Но всё это еще ничего не значило.
Премьерная публика состояла из местной элиты, погрязшей в лицемерии и поднаторевшей в формировании мнений особым ритмом. После спектакля, в очереди перед гардеробом услышать критические замечания трудно, здесь можно лишь заметить чью-нибудь гримасу или увидеть вопросительное выражение на чьём-то лице, словно его обладатель хочет с кем-нибудь проконсультироваться, однако спустя полчаса, когда под пиво и канапе пройдут первые консультации, дело уже будет выглядеть иначе. Существуют люди, чья миссия состоит в том, чтобы первыми высказать отрицательную оценку. Это их момент, и они осознают это ещё в процессе формулирования первого иронического замечания. Эти люди посещают всё, из чего состоит культурная жизнь, хотя им никогда ничего не нравится. Однако они необходимы.
Чарли один из них. Я вижу, как он приближается ко мне с загадочной улыбкой на лице, словно желая напомнить, что и я один из них.
— Режиссер… немного не дотянул, — сказал Чарли, который всю свою жизнь хотел поступить в театральный на режиссера.
Как и я, Чарли относился к категории людей, которые занимаются не тем, чем бы они хотели, потому что тем, чем хотим заниматься мы, занимаются другие люди, ввиду чего к ним мы всегда особенно критичны.
— Ну, я бы так не сказал, — сказал я.
— Актеры хороши, но, согласись, он перемудрил, — сказал Чарли.
Что я мог с ним сделать. В его голосе я слышал отзвуки своего голоса. Я не мог сейчас занижать критерии, которые мы с Чарли совместно установили в бесчисленных комментариях по поводу чужих спектаклей, книг и фильмов. У нас были жутко высокие критерии, и сейчас, благодаря им, я был в полной власти Чарли.
Я вздохнул и спросил: — Как тебе Саня?
— Она была великолепна. Но факт остается фактом, он перемудрил… Ему бы нужно это… так…
— Как?
И что он набросился на Инго? Я ожидал, что все будут говорить о «точной немецкой режиссуре».
Однако же, видишь, Инго Гриншгль восточный немец, и хуже всего то, что он и выглядит как восточный немец. Лицо в оспинах, прическа под хиппи, он вообще не производил впечатления западного человека, который нам покажет, что сейчас в тренде. Несомненно, снобы его списали.
 
— Ну ладно, не сердись, — сказал Чарли. — Но согласись, всё-таки он немного перемудрил.
Тут я выражением лица дал понять, что, возможно, я и признаю вину Инго. Поскольку Чарли похвалил Саню, следует пойти на компромисс, чтобы он в отместку мне не раскритиковал и текст, и свет, и игру Сани. Когда на тебя давят, какой-то фигурой приходится жертвовать.
В этот момент возле нас возникла Эла. У Чарли, поводимому, вылетело из головы, что она может здесь появиться, он застыл на месте, будто его неожиданно кольнули иглой. Эла поздоровалась с Чарли, а меня расцеловала, типа, поздравила. Сказала, что Саня была феноменальна.
И осталась стоять с нами.
— Как у тебя дела? — тихо спросила она у Чарли. Обращалась она с ним особым образом, как бы по-матерински.
Кто его знает, какую историю о себе он для неё сочинил, подумал я.
И отступил на пару шагов в сторону.
Эла что-то говорила Чарли таким тоном, будто ему нужна помощь. Это, разумеется, было правильно. Но он ещё не был готов к терапии. Я видел, что больше всего ему хотелось сбежать, оставив меня с Элой… Где-то за ними я увидел приближающуюся Сильву, это могло вызвать осложнения, поэтому я сказал, что мне необходимо в туалет, и исчез прежде, чем Чарли сориентировался в ситуации.
Я отправился в сторону туалета и дальше, к небольшому кафе для актеров, где после премьеры толклись всевозможные театральные знатоки.
Там уже было довольно тесно.
* * *
Протиснувшись к стойке, я ждал Саню. Она даже не переоделась.
— Ух ты, — вырвалось у меня. Этот её дешевый костюм был действительно секси. Черт возьми, а я-то нарядился в тот, который надеваю на свадьбы и похороны! Где же наша координация?
Я поцеловал её. Она похлопала меня по заду, и я машинально огляделся, не смотрит ли кто на нас.
— Ты такой смешной в этом костюме.
— Ну, я подумал, что нужно, как…
— Но он тебе идёт.
На нас смотрели. Поводов смотреть на нас было достаточно, ведь она сегодня вечером играла главную роль, так что взгляды никто и не скрывал. У меня, правда, было такое впечатление, что в основном глазеют на её попу в белой мини-юбке, сделанной, судя по всему, из какого-то пластика. Спереди у неё был обнажен живот, пупок, а над ним было что-то похожее на зародыш блузки, пришитый к белому push-up лифчику, который увеличивал размер её груди. Внизу были сверкающие блестками сапожки. На голове — белая ковбойская шляпа, и во всем этом она выглядела как какая-то фифа. Роль иногда может завладеть актером, такое бывает. Казалось, что Саня, как говорится, ещё не вышла из образа.
Когда она спросила: — Как я, какое впечатление? — то даже я не сдержался и посмотрел не в её глаза, а на грудь.
Она заметила и кокетливо улыбнулась.
Я почувствовал одновременно и страсть и ревность, вспомнив те сцены, во время которых я, сидящий среди публики, чувствовал неловкость. Её на сцене и лапали, и хватали за зад, а потом ещё это раздевание в конце…
— Ты была великолепна, — шепнул я ей на ухо. И добавил: — Ты меня очень волнуешь.
— Ты меня тоже, — прошептала она.
Она вся вибрировала, как мне казалось.
— Доц принес немного кокса. Мы только что нюхнули, — сказала она. И тут же добавила: — Давай отойдем ненадолго.
Я последовал за ней, пробираясь сквозь толпу. Она остановилась перед дверью в мужской туалет.
— Посмотри, есть там кто-нибудь! — шепнула мне на ухо.
Я заглянул. Какой-то тип мыл руки.
Как только тип вышел, мы ворвались в туалет. Там была только одна кабинка, всё остальное — писсуары.
Мы вошли в кабину, я закрыл дверь.
Поцеловал её и энергично схватил за попу. Мне казалось, я сейчас взорвусь. Она опустила крышку унитаза, села на него и начала меня расстегивать. Член вылетел как ядро из пушки. Она снизу посмотрела мне в глаза, покрутила головой, сделав гримасу, чей смысл соответствовал неслышно произнесенному «уууууу»… потом взяла член в рот.