Другой путь. Трилогия (СИ)

– Как вы себе это представляете?
– Я еще не получил вашего принципиального согласия.
– Мне нужно коечто проверить и выяснить, прежде чем я отдам вам материалы. Если вообще отдам. И что я получу взамен?
Ну ужели не найдется у меня, что дать тебе за эту добрую услугу, старый?
– Спокойствие, возможность дожить жизнь не в тюрьме, куда вас обязательно упрячут. Могу обещать вашему сыну место в хорошей клинике в какойнибудь Канаде. Он же у вас психиатр? Внуку – работу и честные слова о работе деда.
Он недобро посмотрел на меня:
– Я всю жизнь делал свою работу в рамках закона! Это вам скажет любой немец. Даже те, что сбежали от нас!
– Верно. Но не совсем. Вам вспомнят все. И скажут. И если вы думаете, что убийство двух полицейских в тридцать первом году уже забыто, то сильно в этом ошибаетесь. Какая ирония – страна, отвергнувшая нацизм, будет судить вас за преступление, доказательная база по которому собрана нацистскими следователями.
– Прошло уже шестьдесят лет!
Мне в самом деле стало смешно. Нельзя быть таким высокопоставленным коммунистом, супершпионом и быть при этом настолько наивным человеком – образ искажается.
– Это чтото меняет? Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Или, как у русских говорится – был бы человек, а дело на него найдется!
Мильке задумался. И молчал почти минуту. Я не торопил. Конечно, он знал все, что я пытался ему рассказать. Знал, но был уверен, что это знание доступно немногим. А здесь вот так: приезжает какойто мальчишка и вываливает запросто все политические расклады. Невольно задумаешься – а не пошел ли я на мизер, имея в прикупе пару тузов?
– Не будем спешиться, – наконец сказал герр Эрих. – Через месяц я буду готов обсудить вашу просьбу подробнее. А теперь, прошу меня извинить, мне пора. Я увлекся и потратил слишком много времени. Auf Wiedersehen, herr Meinze!
Эх, мне бы Серегины таланты – я б уже все знал наперед.
– Bis Bald, herr Erich, – всетаки иногда и разговорники оказываются полезными. – И вот еще что, пожалуй… Мне будут интересны и другие документы, имеющиеся в вашем архиве. В основном о людях, здешних, в бундесе, по всему миру. Гарантирую хорошую оплату и обещание, что ни один из ваших сотрудников не пострадает от моего распоряжения этими документами. А самых трудолюбивых я готов трудоустроить в своих организациях – от Японии до Майами. Подумайте!
Он уже ступил ногой на первую ступеньку, но оглянулся и устало кивнул:
– Я подумаю, подумаю.
За ним еще не закрылась дверь, как на пороге нарисовался Лу со своим помощником.
Теперь мне нужно было быстренько вернуться в Лондон – со дня на день ожидалось появление нашего дорогого Юрия Юрьевича. Да и папаша собирался навестить блудного сына, поделиться впечатлениями от общения с новыми правителями «империи зла».
Уже в самолете, глядя на горящие в ночи под крылом огни огромного города, Луиджи спросил:
– Зак, ты чтото от меня скрываешь?
– О чем ты, старина? – я перебирал в памяти состоявшийся разговор и не сразу сообразил, о чем задумался мой телохранитель.
– Откуда ты знаешь русский? Или это был польский? Или болгарский? Откуда?
– Грехи юности, Лу. Мы все учились понемногу. Стихи на нем я написать не смогу, но чтото сказать и понять собеседника – вполне. Для общения достаточно, а больше мне и не нужно. Разве есть грех в знании тысячидругой иностранных слов?
– Но не русского же!
– Лучше бы это был китайский?
Он отвернулся к иллюминатору, пару минут молчал, потом, как будто переступая через чтото внутри себя, сказал:
– Знаешь, у меня ощущение такое, будто за нами приглядывали после встречи со стариком. Не стал говорить на земле, потому что не очень уверен.
– Забудь, Лу. Мы возвращаемся в Лондон, – ответил я. – Кстати, я подумал – а не купить ли нам такой самолетик? Вроде шустрая машинка и летает далеко. Узнай, пожалуйста, ситуацию по таким штучкам, ок?
– Хорошо, Зак, я узнаю, – пообещал мне Луиджи.
– Спасибо, Лу. Что бы я без тебя делал? – пробормотал я, откинул спинку кресла и моментально уснул, убаюканный ровным гулом пары Garrett'ов.
 
 Глава 4. 
  
Папаня здорово подобрел и залоснился. Если раньше он выглядел образцовым кандидатом наук из провинции, то теперь через холл ко мне шел некто из высших кругов. Костюмчик от Вилли Фиораванти, туфли ручной работы Берлутти, бриллиантовая заколка в строгом синем галстуке, невесомая оправа Air Titanium от Lindberg – вроде в таких же щеголял весь королевский двор Дании – прямо ходячая выставка дорогих брэндов. В руке портфельчик Dunhill, на запястье часы – чтото космическое от RADO. Розовые щеки и пшеничные ухоженные усы – надо же, отрастил усы! Двадцать лет грозился и вот отрастил! – ни дать ни взять «чрезвычайный и полномочный»!
Про усы я, кажется, понял: единственный сдерживающий фактор их роста – мать – осталась гдето далеко, и теперь можно стало расслабиться. Но надо признать, отрастил он их не зря – солидности прибавилось. Или это все же Фиораванти с Линдбергом постарались?
– Здравствуйте, мистер Майнце, – сохраняя торжественное выражение на лице, папаня протянул мне руку.
– Очень рад вас видеть, доктор Майцев, – в тон ему ответил я и подумал, что хорошо, что уродился я больше похожим на мать, чем на него. Иначе вся наша конспирация летела бы сейчас в тартарары.
Мы прошли в мой кабинет и только там позволили себе обняться – от отца пахнуло какимто легким парфюмом. Впрочем, продолжались эти объятия недолго – Майцевстарший отстранился, едва не оттолкнул меня и показательномелочно разгладил лацканы пиджака:
– Достаточно, Захарий! А то помнешь драпчик, – и рассмеялся счастливо, чего раньше за ним не водилось: всегда погруженный в работу, сосредоточенный, он и улыбалсято редко, а уж смех его я и не помнил вообще.
– Отец, что с тобой? – мне и в самом деле его новые манеры показались странными. – Что за легкомысленность?
– Эх, Захарка, Захарка, – он упал на кожаный диван, раскинул по его спинке руки, – я только теперь начинаю понимать, как нужно жить. Молодцы вы с Сергеем. Такое закрутили…
Он замолчал, закрыв глаза и мне показалось, что он засыпает.
– По существуто чтонибудь скажете, доктор?
– Не бери в голову, парень, – встрепенулся папаня, – это просто довольство во мне колготится. Четверть века я просидел на одном месте и думал, что делаю чтото нужное…
– Оно и было нужное!
– Конечно, – он улыбнулся, – иначе бы я там не сидел. Но масштабы, Захарка, масштабы! Потрясающе! Когда я уезжал из… страны, я думал: поеду, осмотрюсь, может, пригожусь на что. И знаешь что? Это, оказывается, самое главное – быть комуто нужным. Не родным и близким, хотя это тоже важно, нет, другим, кому нужны твои слова, твое мнение, твоя жизненная позиция. Ни деньги, ни слава, ни… ничто не заменит этой нужности, понимаешь?
– Как сказал ктото из отечественных классиков практического коммунизма: «власть крепче водки, слаще бабы»?
Он снял свою бесценную оправу и внимательно посмотрел на меня:
– Такое ктото говорил? Не слышал.
– Пап, не играй со мной в эти игры. Я не пациент, окей? Расскажи лучше, как поездка? Есть чтото полезное?
Сергей Михайлович Майцев с чувством потянулся, добыл из недр портфельчика сигару, виновато пожал плечами:
– Вот, пристрастился. Помогает думать. Не против?
Я молча достал из шкафа пепельницу, что была припасена для таких случаев. Поставил перед ним на низкий квадратный столик. Подкатил к дивану свое рабочее кресло:
– Виски, коньяк, ром, водку?
– Коньяка плесните, мистер Майнце. Немножко – сигару запить, – он растянул губы в самой обаятельной улыбке, на какую был способен.
Когда все требования были выполнены и под потолок вознеслось первое облако сожженного кубинского табака, отец наконецто разродился:
– Помнишь, какими были раньше московские чиновники? Спесивые, важные, вечно занятые? Не поверишь – нынешние носятся как электровеники. Ты им еще ничего не сказал, а они уже полны энтузиазма и готовы отдаться. Конечно, если чувствуют, что за тобой стоят доллары. Красотища. Их бы энергию да в мирных целях… Чуют, суки, что времена настают интересные, мутные, самый срок для проявления деловых качеств. Такое бы настроение им лет двадцать назад – уже бы точно при коммунизме жили. В общем, приехали мы в Москву вдвоем с мистером Ландри…