Другой путь. Трилогия (СИ)

Его привел ктото из доверенных людей – высокий мужчина лет сорока, в джинсовом костюме и с зонтом, владевший, как оказалось, безупречным английским.
– How do you do, mister Meinze? – поздоровался Мильке и протянул слабую, немного трясущуюся, ладонь. Его произношение было ужаснее того, которым я блистал в средней школе.
Я пожал его руку, но мне показалось, что я здорово ошибся, возлагая на эту встречу так много надежд – глава «Штази» был уже совсем не тот гроза западных разведок, обложивший всех и вся своими агентами.
Он чтото сказал на немецком, и переводчик вступил в разговор:
– Герр Эрих предупреждает, что времени на встречу у него не очень много и если нет на то какойто особой необходимости, ему хотелось бы пренебречь официальной частью. Тем более, что о вас, герр Майнце, он немного знает – по земле уже ходит множество очень правдивых слухов.
Мильке кивнул и взялся за кружку, сказав еще одну трескучую фразу.
– Насколько оправдано присутствие этих двух уважаемых джентельменов? – перевел его спутник, показывая глазами на Луиджи и Берндта.
– Ни на сколько, – ответил я порусски с самым сильным акцентом, на который был способен. – Если товарищу Эриху мешают эти люди, они уйдут. Только тогда нам обоим лучше отказаться от услуг перевода. Чтобы правильно понимать друг друга.
Переводчик изобразил на лице недоумение и для убедительности развел руками, показывая начальнику, что ничего не понял из моей речи.
Мильке снял очки и вынул из внутреннего кармана костюма клетчатый платок – в тон жилетке. Полминуты думал, протирая стекла, потом отрывисто чтото сказал спутнику. Немец поднялся, извинился почемуто на немецком – entsсhuldigen sie mir bitte – и вышел наружу.
– Лу, возьми с собой Берндта и покурите там вместе с этим…
– Окей, Зак, я осмотрюсь, как там снаружи. – Луиджи почувствовал, что чтото пошло не по его сценарию, но сделал вид, что подобное ожидалось.
Едва за ними закрылась дверь, Мильке сказал на очень хорошем русском:
– Откуда вам известно, что мне знакомый этот язык?
– Пятьдесят лет назад Вы читали лекции в школе Коминтерна в Москве одному моему хорошему знакомому из числа американских коммунистов. Он о вас помнит и до сих пор тепло отзывается.
Мильке недовольно скривился, всего лишь на миг, но я заметил.
– Хорошо, допустим так. А откуда этот язык узнали вы?
– Это важно?
– Это важно, – отрезал министр безопасности.
– Бабушка с русскими корнями, колледж, Толстой, Достоевский…
– Я вам не верю, мистер Майнце. Вы говорите слишком правильно. Не как в школе правильно, а как говорят русские. И говорите вы на том русском, что был в ходу во времена Достоевского.
Старый шпион замечал все, и, наверное, на самом деле было глупо, неосмотрительно и самонадеянно решить, что смогу долго валять перед ним дурака. Однако ж, если он приехал и сидит передо мной, следует донести до него свою мысль.
– Давайте сделаем вот как, герр Эрих. Я вам расскажу о целях, которые надеюсь достичь этой аудиенцией, и если мы добьемся взаимопонимания, то с радостью поведаю вам о корнях своих филологических познаний. Ведь если мы не договоримся – мне нет никакого смысла открывать перед вами свои тайны. Не так ли?
– Резонно, – Мильке водрузил на переносицу свои тяжелые очки. – Итак?
– Итак. Безусловно, вы навели справки обо мне, иначе бы вас здесь не было. Вы знаете, что я коечего стою, и разговор для вас может быть интересным и полезным. Отталкиваясь от этих посылок, я задам вам вопрос… Вы, конечно, смотрите иногда телевизор?
– Я даже иногда там выступаю.
– Тогда вы видели сегодняшний репортаж из Афганистана о начале вывода советских войск?
– Ja.
– Две недели назад в Польше демонстрация «Солидарности»? И наш Конгресс официально выделил в помощь их лидерам миллион долларов. Месяц назад, нет, уже полтора, в Чехословакии массовая антикоммунистическая демонстрация? В Союзе официально основана еще одна партия – демократическая госпожи Новодворской? Зимой в Сибири студенческие забастовки против военизации университетов? Постоянные националистические выступления по всей территории Большого Брата. Вы понимаете, что это значит?
 
– Продолжайте, – Мильке демонстрировал абсолютную невозмутимость.
– Это значит только одно – запущен процесс демонтажа социалистической системы. Вы понимаете последствия этих событий? В той части, в которой они касаются Германии?
– Соединение с весси? Этого не будет. Мы уже слишком разные! Уже выросло два поколения…
– Будет, герр Эрих. Непременно будет. Наш старик Ронни год назад не зря призывал Горби разрушить вашу стену – он знал, что говорил, все просчитано. Хотя сказать честно, для наших политиков это самый большой кошмар – сильная Германия в центре Европы. Гораздо худший, чем две враждующие между собой Германии. Но объединение Германии на условиях упразднения социализма – это очень сильный символ, которым нельзя пренебрегать. Рейган знал, что Горби послушается, вернее, у него не будет выбора, не будет силы и возможности противодействовать. Посмотрите на Россию – они ищут расположения Запада изо всех сил, потому что уже очень скоро им не на что будет содержать свои танки и нечем кормить свой народ. Берлинская стена будет разрушена – слишком велик соблазн для толпы, для политиканов. Несмотря на все достижения СЕПГ вроде тотальной социальной справедливости и самых высоких в мире студенческих стипендий. Вам ли не знать, как просто управлять толпой? Ни вы, ни ваш друг и начальник Эрих не готовы залить кровью половину Берлина. И значит, вы проиграете. СССР падает, а ваша маленькая Германия не удержится одна в центре Европы. Вокруг NATO. И в отличие от стран Варшавского договора, тоже не ангелов, но…
– За подобные разговоры совсем недавно у нас посаживали в тюрьму. Надолго. А некоторым и рубили головы.
– Перестаньте, герр Эрих, уже лет двадцать никто никому не рубит головы. Мы с вами в Западном Берлине, не так ли? Это, скорее, моя территория, чем ваша. Странно слышать такие угрозы. Но даже встреться мы в Потсдаме, я сказал бы то же самое. Никто уже не рубит головы, особенно за такие разговоры. На любой кухне Берлина только об этом и говорят. Вы многое знаете о Западной Германии, об Америке, говорят, даже прослушиваете телефоны герра Коля, но о том, что происходит у вас под носом, вы просто не желаете знать. Остался годдва, потом станет поздно чтото делать! Очнитесь!
Мильке поднял кружку, стоявшую перед ним, отхлебнул, причмокнул губами и внимательно посмотрел на меня:
– Допустим так, что все обстоит так, как вы мне здесь обрисовали. Не хочется верить, но вы во многом правы. Я не пойму одного – какой есть ваш интерес в этих событиях? На что вы рассчитываете? Разве объединение Германии сможет вам дать больше, чем вы имеете уже? Вы же баснословно богаты уже сейчас? Коекто считает, что даже самый богатый человек на свете. И зачем вам я и моя бедная Германия? Купить меня не выйдет даже за все те деньги, которыми вы обладаете. Да и не стою я столько.
Кажется, до него все же чтото дошло. Хотя, откуда мне знать, что творится в его мозгах? Ведь вряд ли я открыл ему глаза на действительность? Каким бы фанатиком коммунизма он не был, но он не слепец. Та информация, что к нему стекается, дорогого стоит. Глава одной из сильнейших разведок не знает, что творится у него под носом? Не смешите меня. Так не бывает. Знает, только почемуто не хочет бороться. И не хочет уйти, оставив место тому, кто будет бороться. Нет никого в окружении достойного? Может быть. Вряд ли ему заплатили – Серый рассказывал, что восточнонемецких лидеров Объединенная Германия судила. Они позволили объединиться стране и их судили, а наши развалили империю – и никто против них даже не вякнул, будто так и должно быть. Наверное, немцы были честны со своим народом и неподкупны для внешних сил – потому и судили. Когда случается наоборот, главная сволочь обычно становится героем. Вроде «лучшего немца всех времен».