Блеф (ЛП)

— А тебе-то какое дело?
Ах, да. А вот и упрямая девушка. Та, что прячет свою боль за бравадой.
— Мне есть дело.
— Да, точно. — Она закатила глаза. — Ты даже не знаешь меня. То, что мы видели, как пуля разрывает сердце женщины, еще не значит, что мы друзья.
Черт, у этого ребенка была хорошая усмешка. Лучше, чем у большинства взрослых. Она была рассержена. Она была унижена тем, что я застала ее в момент слабости. Я подняла руки.
  
— Хорошо.
— Неважно. Я в порядке. — Еще раз закатив глаза, она засунула руки в карманы и пролетела мимо меня, направляясь в противоположном направлении к мотоциклу.
Я ждала, наблюдая, как она пристегивает рюкзак и заводит мотоцикл. Затем она умчалась прочь, даже не взглянув в мою сторону.
— Подростки, — пробормотала я. Как они могли вложить столько злобы в «неважно»? «Неважно». Я попыталась скопировать тон Саванны, возможно, для своей собственной матери, но у меня ничего не вышло.
Когда шум двигателя мотоцикла стих, я продолжила путь к себе домой. Мой указательный палец завис над клавиатурой. Должна ли я кому-нибудь сказать? Саванна сказала, что с ней все в порядке, но это было не так.
Убрав руку с двери, я вздохнула и направилась в галерею. Дверь звякнула, когда я вошла, и моим глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к тусклому освещению.
— Здравствуйте. — Миниатюрная женщина, сидевшая за угловым столом, улыбнулась и поправила очки. — Могу я вам чем-нибудь помочь?
— Э-э-э… — слова исчезли, поглощенные окружающими произведениями искусства, которые требовали моего пристального внимания.
Ух ты. Каждое произведение завораживало, и ни одна картина не вызывала большего влечения, чем следующая. Стоя среди его работ, я впервые увидела мужчину, который был со мной в постели, и это было гораздо более интимное зрелище, чем секс. Теперь его татуировка обрела смысл. Она была отражением его творчества. Смелая и красочная, без четких линий.
Пейзажи были написаны короткими мазками, густо и тяжело нанесенными на холст. Горы на одном из полотен были такого яркого цвета индиго, что словно врастали в небо. Животные, которых он нарисовал, были выполнены в том же стиле. Волк с мягким на ощупь бело-серым мехом собирал снег на свой черный нос. Радужная форель с коричневыми пятнышками на брюшке и розовато-голубым отливом на боках изгибалась, плывя вверх по течению. Среди деревьев прятался олень с рогами, окрашенными в тот же карамельно-золотой цвет, что и пшеничное поле.
Искусство Хакса не было похоже на то, что я видела раньше. То, как он сочетал грубые мазки с мягкими линиями, придавало картинам очарование. Он придал им жизнь и объем. Он придал им остроту.
Свою остроту.
В правом нижнем углу каждого из них черное пятно портило яркие цвета. Это был отпечаток большого пальца? Я наклонилась поближе, чтобы рассмотреть один из них, и обнаружила следы высохшего отпечатка. Он был… его. Меня нисколько не удивило, что он отказался от написания своего имени, когда простым прикосновением большого пальца можно было назвать его своим собственным.
— Эта одна из моих любимых. — Женщина за стойкой появилась рядом со мной. Сложив руки перед собой, она уставилась на ту же картину, что и я. Бизон.
Бизоны не были моими любимыми животными с тех пор, как мы с Люси встретили стадо этих угрюмых тварей в Йеллоустонском национальном парке. Мы отправились в поход и приняли бизонью тропу за туристическую. Животные были огромными и чертовски пугающими. Возможно, кто-то сказал бы, что они величественны. Я предпочитала называть их сумасшедшими. Даже прекрасная картина Хакса не могла скрыть угрозу в их черных глазах-бусинках.
Гребаный бизон.
Хотя стычка не закончилась полным провалом. В тот день Люси познакомилась с Дюком. Он спас нас от неминуемой гибели и направил в правильном направлении.
В Каламити.
— Вы покупаете для дома или в подарок? — спросила она.
— Вообще-то, я ищу Хакса. — Я холодно еще раз взглянула на бизона. — Он здесь?
Приятная улыбка женщины исчезла, и она искоса посмотрела на меня.
— Он разговаривает по телефону.
— Нет проблем. — Я пожала плечами. — Я подожду.
Она поджала губы.
— И как мне вас представить?
— Эверли Кристиан.
Ей потребовалось несколько неловких мгновений, чтобы начать двигаться. Подозрительно оглядев меня с головы до ног из-за очков в черной оправе, она повернулась и исчезла в коридоре в дальнем конце комнаты.
— Ооокееей, — протянула я, растягивая слоги. — Обслуживание клиентов — три звезды.
Пока я ждала, прошлась по выставочному залу, пытаясь выбрать свою любимую картину. Когда я увидела ее, у меня перехватило дыхание.
Саванна.
Это был единственный портрет в галерее, он висел в дальнем конце зала и был помечен как «Только для показа. Не продается.». Я прижала руку к сердцу, чтобы оно не вырвалось наружу. Хакс мог прятаться за этой суровой внешностью, но не было никаких сомнений в том, что он рисовал это от всей души.
На этой картине Саванна была моложе, возможно, двенадцати или тринадцати лет. Цвета на ее лице были бледными и приглушенными. То же самое можно было сказать и о ее волосах, почти белых с отливом, который придавал ей неземное сияние. Они выделялись как нимб на сером и черном фоне.
Но то, как он запечатлел ее фиалковые глаза, было настолько ярким, что картина не нуждалась в дополнительном цвете. Они были ярко-синими, как цвет электрик (прим. ред.: электрик — цвет, определяемый как голубовато-синий или синий с серым отливом). В ее глазах была та боль, которую я увидела сегодня в переулке.
Ее губы были бледно-розовыми. Она собиралась улыбнуться или нахмуриться? На ее лице не было никаких эмоций, кроме тех, что были в глазах. В этих одиноких синих глазах, которые так глубоко проникли в мое сердце, что у меня задрожали колени.
— Эверли?
Я оторвала взгляд от картины и втянула воздух, когда Хакс появился в коридоре, а за ним по пятам следовала его ищейка-секретарша.
— Привет. Извини за беспокойство. Не могли бы мы поговорить наедине?
В его взгляде промелькнула паника, но он коротко кивнул мне и дернул подбородком, чтобы я шла за ним по коридору, из которого он только что вышел.
— Спасибо, Кэти, — сказал он, проходя мимо нее.
Она улыбнулась ему и бросила на меня еще один косой взгляд.
Отношение — две звезды.
Хакс провел меня по коридору в кабинет и отступил в сторону, чтобы закрыть дверь за нами. Его плечи были напряжены, а позвоночник прям, как стальной прут.
— Я только что наткнулась на Саванну, — сказала я, сразу переходя к делу. — Она плакала в переулке за моим домом. Подумала, что тебе следует знать.
— О. — Он расслабился. — Черт. Она собиралась зайти после школы и поздороваться. Она сказала что-нибудь?
— Что ее мать — стерва.
— Потому что так и есть.
— В любом случае, как я уже сказала, я подумала, что ты захочешь знать.
— Да. — Не дожидаясь, пока я уйду, он достал из кармана телефон и позвонил Саванне. — Привет. Просто проверяю, как дела. Ты зайдешь?
Каким бы ни был ее ответ, он нахмурился. Но голос на другом конце провода был слишком тихим, чтобы его можно было расслышать. Она не выкрикивала ругательств, так что, наверное, это было хорошо. Хотя, если Саванна была чем-то похожа на меня, ругательства не были настоящим признаком того, что что-то не так.
Это была тишина.
Не желая пялиться, я перевела взгляд на кабинет, осматривая пространство. Все было неорганизованно и хаотично. Как и ожидалось. Я не могла представить Хакса, поддерживающего порядок в своем офисе. С бумагами, разбросанными по его столу, и другими, скомканными, валяющимися на полу рядом с мусорным ведром, этот кабинет стал бы личным кошмаром моей мамы.
— Ты уверена? У тебя все в порядке? — Хакс нахмурился еще больше, услышав, что сказала Саванна, затем убрал телефон и сунул его обратно в карман. — Она говорит, что с ней все в порядке.