Временная мама (СИ)

— Ты не торопись, ковыряйся спокойно, я дня через три заберу.
Без ужина, чая и прочих радостей мама нас не отпускала. Лидка торопилась, Никитка в садик не собран, только все равно выехали позднее, чем рассчитывали. Сестрице моя идея поехать с ними не пришлась по вкусу. Она уличила момент и зашипела на меня:
— Оставайся здесь. Будешь там одна в четырех стенах торчать, дергаться, я тебя знаю.
— Здесь я стану дергаться ещё больше.
А когда я притоптывая замерла у их машины – торопятся же – Лидка вздохнула:
— Садись уж. Один фиг, ни с нами, так на такси умчишься.
В машине Лидка повздорила с мужем. Вернее, как повздорила, отчитала его, что тот вздумал свернуть на объездную, в это время там пробки, все в город рвутся. В ответ Коля побурчал «светофоры собирать», имея ввиду городские окраины, коими желала добираться супруга и затих. Особо он с Лидкой не спорил. Никогда.
Естественно, мы угодили в пробку. Лидка словно этого и ждала, и принялась тихонько, по нарастающей зудеть. Я уже планировала сделать ей прямо при муже замечание, но она поняла сама – перегибает и заткнулась. А может, ей просто надоело. Затор действительно непроходимый. Двигались мы едва-едва, Коля приподнимал зад от сидения и все пытался высмотреть, что там впереди. А впереди фары, красным горят – стемнело.
— Встречка идет с перебоями, там по-любому что-то стряслось, — попытался оправдаться Николай. Лидка рукой махнула.
Я покосилась на Никитку – уснул в кресле, и сама прикрыла глаза: ещё немного и ерзать начну, мне бы успокоиться.
— Ну, вот, как я и думал – авария, — сказал в какой-то момент Коля и проворчал: — Регулируют они, соберут вечно поток в три километра…
Я уставилась в окно. Старалась смотреть разом и в лобовое, и в боковое. Покореженная иномарка перегородила нашу полосу, перед ней стоял сотрудник ГИБДД в отражающем жилете и командовал кому и когда проезжать. Мигающий сигнал на карете скорой помощи и ещё один на машине сотрудников, приткнувшихся у обочины, еле-как позволяли разглядеть картину. Свет преломляющийся, как на дискотеке, нервозный. Черепашьим шагом мы приблизились и тогда я увидела вторую машину, отечественную, которую вынесло с дороги. Вид она имела плачевный, ужасающий. Вокруг неё грязно, утоптан снег, валялись какие-то предметы, запчасти и тряпье. Служивых толпилось больше, один подсвечивал большим фонарем. Луч фонаря скользил туда-сюда, короткой траекторией, а я, как сомнамбула, следила за ним. Мы уже поравнялись с регулировщиком, когда я заметила её.
Сердце заколотилось, как бешеное.
— Стой! — закричала я. — Стой! Остановись!
— Тихо ты, угомонись, Никитку разбудишь! — шикнула на меня Лидка. — Чего ты, аварий никогда не видала?
— Да, остановись, ты! — стукнула я по Колиному плечу и, кажется, завыла: — Куртка! Там куртка! Я её сама Славику покупала…
 Глава 16 
 
Коля обогнул покореженную иномарку и приткнулся у обочины, сразу после скорой. Я буквально выпала из машины и, зачерпывая ботинками снег, бросилась туда. Туда, где возле обломков отечественной тачки, я увидела куртку. «Похожая, она просто похожая», — ныло внутри меня, а я, не разбирая дороги, неслась. Ноги вязли в снегу, не слушались,брела, пока мне не преградили вытянутой рукой путь.
— Женщина, сюда нельзя! — скомандовал голос. Я оттолкнула руку в сторону и бросилась вперед:
— Пустите!
— Да, стойте вы! — схватили меня за пуховик цепкие пальцы.
— Куртка, там куртка, — взмолилась я, протягивая руки, дернулась, упала и поползла.
К нам подскочил ещё один мужчина, говорил, ругался, прибежала Лидка, что-то объясняла ему. Смысл их разговора миновал мое сознание, я барахталась в снегу, меня пытались поднять, но я не давалась. Я видела цель. Если мне не дают дойти, я доползу до неё.
Подействовала сестрица или же они сами поняли, что проще пустить меня, но мне дали преодолеть эти оставшиеся метры. Я подхватила куртку, прижала к носу, вдыхая запах, и тогда увидела рюкзак... Славкин рюкзак.
 
Кажется, мне принесли нашатырь, потому что, запах ребенка улетучился. А может это снег или мороз сшибли его с кончика носа, едва уловимый, но знакомый до боли…
— Пассажирка погибла мгновенно, водитель до прибытия скорой, — услышала я и повернулась.
Тот, который ругался, а может и не он вовсе, говорил с Лидой. Мальчик? Я прослушала, он уже сказал про мальчика?! Я потянулась к ним вся, вся в слух обратилась, Лидка что-то неразборчиво уточнила, наверняка, нарочно шептала, чтобы я не поняла, но ответ я услышала.
— Его по воздуху, на медицине катастроф эвакуировали.
— Куда? Куда?! — задыхаясь, потребовала я.
— В семерку скорее всего, — повернулся ко мне мужчина. — Детскую, городскую.
Лидка выскочила за мной. Колю отослала домой, укладывать Никитку. Мы долго носились вокруг огромного корпуса больницы, безрезультатно долбили в различного калибра двери, пока не наткнулись на приемный покой. В тамбуре вертушка, охранник за стеклом.
— Вы куда? — строго спросил он и зевнул.
— К вам мальчика на вертолете сегодня привезли, после аварии…
— А вы ему кто? — недослушал он.
Опять преграда. Сонная, скучающая, равнодушная к нашей боли. Вот как ему объяснить? Бывшая мачеха, кто я?
— Мама! — рявкнула Лидка, но не проняла, моментально нам вход никто не открыл. Он указал на стулья, за нашей спиной, повторно зевнул и поднял трубку. Лида усадила меня и шепнула: — Звонит кому-то, сейчас, сейчас к нам придут.
Она мельтешила туда-сюда, а я сидела и стискивала до бела пальцы. Медсестра спустилась нескоро, я поглядывала на охранника в надежде, что он задремлет. Мы обе подскочили, выпрямились.
— Кто мама? — спросила она. Лида толкнула меня в спину, девушка кивком позвала: — Идемте.
— А мне можно? Я тетя, — пискнула Лидка.
— Бахилы только наденьте. И верхнюю одежду снять!
Мы бросились к автомату. Монеты нашлись, как ни странно, у меня, в кармане пуховика. Шли длинным, гулким коридором, свернули, дальше ещё одним. На лифте поднялись на третий этаж. Молча, не проронив ни слова. Я боялась спрашивать. В коридоре отделения, медсестра ненадолго остановилась:
— Куртки сложите здесь, на кушетке. Я вам сейчас халаты принесу.
Вернулась с одноразовыми халатами, провела нас глубже, к посту. Сесть нам предложила напротив, у стенки, сама расположилась за столом и раскрыла журнал. Поначалу вопросы был легкие, а потом началось…
Не знаю я болел ли он ветрянкой! И про аллергии ничего не знаю! И где его чертов папаша, у которого полис, тоже!
— Вы мне скажите, что с ним? — приложила я руку к груди. Медсестра подняла на меня глаза и проигнорировала вопрос. Так же, как и я её только что. Взгляд её выражал усталость, а ещё раздражение немного. Она щелкнула два раза ручкой и повторила:
— Ну, так что там у нас с ветрянкой?
— Понимаете, она не совсем мама, — покаялась Лидка. — Она временная мама.
— В смысле? — хмыкнула медсестра и глаза её впервые выражали неподдельный интерес.
Сестрица принялась что-то объяснять, путано, жалостливо. Мне было все равно, пусть хоть всю мою подноготную выложит, только выяснит уже, что со Славкой.
— И всё равно, девочки, врача нужно ждать, идет операция, — шепнула она, наконец, и предупредила: — Но я ему сообщу, что вы ненастоящая, а там пускай сам решает. В общем, насколько я знаю, множественные ушибы, в том числе головы, сломанное ребро и разрыв селезенки. Никаких прогнозов не дам, ждите специалиста. Если что, я вам ничего не говорила.
 
Я судорожно пыталась вспомнить, где у человека находится селезенка и за что она отвечает. А спросить не решалась, вдруг прогонит.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Медсестра велела нам ждать в тамбуре, у входа в отделение. Мы вернулись туда, где оставили свои вещи, сели. Лидка тут же подскочила, ходила из угла в угол, рассматривала памятки, висящие на стенах, нервировала. Я раскачивалась вперед-назад и даже не замечала этого, пока сестра мне не сказала.