Варяго-Русский вопрос в историографии

С объективной точки зрения такой подход оправдан, поскольку выявляет, какая социальная группа, в конечном итоге, получала выигрыш от развития гуманистических идейных течений. Но он закрывает от нас те конкретные, субъективные импульсы, которые вызвали конкретные действия конкретных личностей, что и послужило толчком к появлению течения гуманизма с идеями возрождения славного исторического прошлого народа. А данный ракурс имеет непосредственное отношение к теме главы, поскольку показывает, что у истоков традиции возвеличивать историческое прошлое своего народа всегда присутствовали политико-прагматические цели, и данная связь наложила свой отпечаток на всё последующее развитие западноевропейской историографии вплоть до нашего времени. Рассматривая феномен гуманизма с этой стороны, мы видим, что повышенный интерес к античной культуре у итальянских гуманистов был ничем иным, как интересом к историческому прошлому своего народа. И именно его стремился возродить Петрарка в таких сочинениях как «О славных мужах» (жизнеописание великих политических деятелей от Ромула до Цезаря, а также их исторических соперников). Или Боккаччо в его монументальном трактате по древнеримской мифологии «Генеалогия богов». Смысл? Логичным может быть только одно объяснение: использовать позитивное изображение исторического прошлого как светоч для объединения соотечественников в обстановке деморализации общества. Это много позднее античность станет рассматриваться как общеевропейское достояние, а для Петрарки и Боккаччо древнеримская античность была историческим прошлым итальянцев. Исходя из вышеописанной реальной картины жизни общества в итальянских городах, можно понять и «антропоморфизм» гуманизма: для спасения разлагающегося общества необходимо было встряхнуть человека, показать, что он – существо с великим внутренним потенциалом и безграничными возможностями к совершенствованию, что его предназначение – служение высшим целям и общему благу.
Только представив себе конкретную обстановку всеобщей неукротимой страсти к стяжательству и поголовную куплю-продажу всех и всяческих должностей в итальянских городах, можно понять призыв гуманистов к тому, что человек должен добиваться славы и богатства благодаря личным заслугам и доблести, т.е. не через непотизм или взятки. В провозглашении человека центром мироздания также явно видится попытка спасти человека в человеке в условиях всеобщей развращённости и жестокости. Направленность идей итальянского гуманизма на подрыв господствовавшего теоцентристского мировоззрения становится тоже более понятной, исходя из жизненной конкретики итальянских городов XIV–XV веков. Всё у людей было: и экономический достаток, и пресловутая свобода, когда разнузданная толпа, состоящая из различных социальных слоёв, как «толстых», так и «тощих», могла устроить любое бесчинство в городах и тем самым влиять на смену властей. Процветала торговля, ремёсла, художники и поэты наполняли города великими произведениями. Худо-бедно, но продолжал реально существовать и древний центр Рим – средоточие духовной жизни всего католичества.
И тем не менее общество в итальянских городах разлагалось, одержимое безумной алчностью и беспутством. Одним из факторов такого деструктивного развития виделась гегемония римско-католической церкви, существовавшая не только в духовной жизни, но и в политике стран Западной Европы, сложившаяся в результате приоритета римско-католической церкви над государством и как следствия – безраздельной монополии религиозных догматов в мировоззренческой системе. Но монополия чего бы то ни было никогда не способствует здоровому поступательному развитию любой системы, поскольку механизм саморазвития должен быть дуален. В духовной жизни общества религиозному учению должна обязательно противостоять стройная светская идейная система. Вот эту-то светскую систему, как видно, и пытались отыскать Петрарка и Боккаччо, а потом их последователи, предложив новый тип гуманитарного образования studia humanitatis. Ядром новой образованности была сделана история собственной страны, её великое прошлое, на прославлении славных картин которого следовало начать воспитывать общество. При этом важно отметить и ещё один факт.
 
Безусловно, генераторами новых идей в Италии выступили представители творческих интеллектуальных кругов, но утверждение и распространение их в итальянском обществе (а позднее, и в других западноевропейских странах) происходило при активном участии и содействии итальянской политической верхушки, как светской, так и церковной. В этом смысле, сложившийся в науке классический образ ренессансного гуманиста, как «свободного художника», на досуге предающегося вольному обмену мыслей на высокие темы с подобными себе любителями уютной беседы и знатоками древностей, избегающих тянуть лямку службы[24], расходится с биографией многих реальных личностей, послуживших формированию и распространению идей ренессансного гуманизма. Решающую роль в проведении идей гуманизма в жизнь сыграли именно политические деятели. Одним из первых, кто облёк эти идеи в форму политических сочинений, был Колюччо Салютати, флорентийский политик, поклонник Петрарки и друг Боккаччо. В 1375–1405 гг. он был канцлером Флорентийской республики, т.е. главой её государственного органа управления и держал в своих руках нити внутренней и внешней политики. Естественно, он располагал реальными возможностями создавать условия для организованного внедрения в обществе воззрений, которые должны были оказать благотворное влияние на сограждан. Его собственный дом стал своеобразной школой для молодёжи, из числа которых вышли многие крупные политические деятели. В его трактатах и письмах красной нитью как раз и проходила мысль о том, что человек должен служить на благо своего общества и государства и что только это и возвышает человека[25]. Таким образом, Салютати чутьём политика прозрел в поэтико-философских произведениях Петрарки и Боккаччо социально-оздоровительное содержание, которое следовало использовать в гражданственно-воспитательных целях для приостановки деморализации флорентийского общества.
Эту же линию проводил флорентийский политический деятель следующего поколения Леонардо Бруни Аретино (1370–1441), один из тех, кто был выпестован в кружке молодёжи, собиравшемся в доме Салютати. Леонардо Бруни начал свою карьеру как секретарь папской курии, а в зрелые годы занял пост канцлера Флорентийской республики. И у него мы видим прагматическое преломление идеи возрождения античного наследия для воспитания гражданственности у соотечественников. Именно с его именем связано оформление новой системы гуманистического знания studia humanitatis – он впервые и использовал этот латинский термин, от которого пошло обозначение всего интеллектуального движения эпохи Возрождения как гуманизм[26]. Но он не был бы политиком, если бы ограничился только реформой системы образования. Для Бруни цель новой системы заключалась в том, чтобы поставить её на службу воспитания граждан и подготовки их к политической жизни[27]. Освоение античной философии молодыми итальянцами, согласно Бруни, должно было сочетаться с изучением творчества великих итальянцев Данте, Петрарки, Боккаччо, Салютати – только такое комплексное образование могло, по его мнению, подготовить подрастающие поколения для служения обществу[28]. Мысль, заслуживающая самого пристального внимания. Религиозное воспитание создавало чувство причастности к общеконфессиональному, т.е. интернациональному. Однако для правильного развития обществу необходимо и чувство национального. Вот эту непрерывность традиции национального и представил Бруни своим соотечественникам: у итальянцев было великое прошлое – античность, но значит есть и великое настоящее, ради чего стоит жить и творить. На мой взгляд, в работах ренессансоведов не была до сих пор вычленена эта целенаправленная работа итальянских политиков по выработке национальной светской идеологии, с помощью которой, вкупе с идеологией сакральной – христианством – они стремились создать здоровую духовную культуру для жизнедеятельности своего общества. Но именно данная часть гуманизма и оказалась самой жизнеспособной.