И тысячу лет спустя. Ладожская княжна (СИ)

— Я не могу, — не соглашался он. — Я делаю это все только ради того, чтобы забрать твоего сына, а затем забрать тебя с собой. Но я все думаю, нужно ли это, Марна? Если ты любишь своего мужа, так зачем тебе отправляться со мной в Ирландию? Я могу добраться туда сам и сделать то, что положено.
Марна задумалась.
— Потому что я должна быть уверена в том, что это случится.
А затем она вспомнила свои видения, которые пришли к ней, когда она съела тот гриб, предложенный Бьерном.
— Следуй за Райаном, а Райан будет следовать за тобой…
— Нет, я солгала, — снова сказала она Райану. — Я хочу быть с тобой в Ирландии, — и снова она солгала. Она хотела увидеть свою мать. Разве не это обещал ей Рузи Кара?
Вдруг голова Марны закружилась, и она на хромой ноге отошла от Райана и села на пол, прижавшись к холодной каменной стене. Слишком много лжи. И как скоро она станет такой же, как Ефанда, которая мечется между двумя сторонами? Чего на самом деле хочет Марна? Что может воистину сделает ее счастливой? Отчего ее помыслы и желания меняются, как погода в мае?
— Эй, все хорошо? — Райан сел рядом с ней и предложил девушке фляжку с водой. Она пригубила совсем немного.
— Возьми меня с собой. Я не вынесу этого, если останусь здесь и буду томиться в неведении. Мой сын и мои друзья в опасности. Я не могу сидеть и ничего не делать.
* * *
Паук и часть Олегова войска уже какой день были в засаде, выжидая, когда прибудут варяги, их драккары или произойдет хоть что-то. Они сидели в лесах на другом берегу Волхова, где обычно не бывало никого. Оттуда обзор на крепость был хорошим.
— Быть может, их и вовсе нет в крепости? Быть может, нам лучше пойти туда, пока не поздно? — уговаривал Паука какой день Светозарик, который решил, что он теперь часть войска, и поскольку Паук забрал сироту к себе, учился всему, что видел.
— Угомонись, юнец! — дергал его за рукав Паук и тянул обратно к земле, в кусты, в которых Паук сидел уж какой час, разглядывая крепость. За несколько дней никто ее не покидал и никто в нее не приходил. Не было видно ни Иттан, ни Глеба, ни других дружинников.
— Неладное что-то…
Светозарик ничего не ответил и только ушел исподтишка, ничего не сказав Пауку. Он хотел показать себя перед новым отцом, иль дядькой, возомнил себя сильным и особенным (не зря ж он единственный выжил в деревне!), и потому мальчуган поплыл через реку, чтобы подкрасться поближе к крепости и разузнать про нее все.
— Ах ты ж глазопялка любопытная… — проворчал Паук, когда увидел Светозарика уж на другом берегу реки. — Божедурье глуподырое… Остолбень кворолобый… Мордофиля, а не Светозар! — Паук плюнул себе под ноги, а сам сделался бледным от беспокойства за парнишку. Главное, чтобы у него мозгов хватило не говорить о войске в засаде, если же его поймают.
Светозарик обогнул крепость с другой стороны, затем по этому же пути вернулся. Обратно он бежал сломя голову, будто увидел кабана. Или еще хуже — самого волколака. Светозарик ловко переплыл реку, никто за ним не гнался, и все же от Паука он получил два подзатыльника.
— Ты мог подставить все войско, дурень!
— Там головы! Десятки голов! — запыхавшись, рассказывал Светозар.
— Головы?
— Отрубленные, висят за волосы подвешенные, по всему боковому укреплению крепости, над главными воротами…
— Чьи же головы, лободыр несчастный?
— А я почем знаю? Разве знаю я ваших? Я вообще из кривичей!
— Женщины? Женщины были там?
— И женщины, и дети, и старик один был…
Сердце Паука пропустило удар. Он глянул на крепость, и глаза его сделались влажными. И не мог он ничего поделать, поскольку людей у него было слишком мало и повел бы он их на верную смерть.
— Ждем драккары, — объявил он свое решение, чтобы не говорить о том, что случилось. — Они должны приплыть. Варяги без драккаров не варяги. А значит, и подожжем мы их, пока эти гадюки будут внутри.
Паук не прогадал. И хотя пришлось ждать еще четыре дня, все же на пятый день десятки прекрасных драккаров показались в утреннем весеннем тумане.
 
— Ох, Перун! — восклицал Светозар, и тогда глаза его блестели так, что оправдывали имя мальчишки. — Жалко жь! Какова красота! Любо-дорого смотреть!
— Эй, ты, смотритель, бери стрелу и поджигай, — Паук толкнул его в бок кончиком своей стрелы, и Светозар обидным тоном завопил.
Два десятка других воинов выстроились в одну шеренгу в лесах, занимая положение. Каждый воин вставал напротив того драккара, что собирался уничтожить.
— Готовьсь… — Паук поднял руку. — Вперед!
Стрелы, стрелы, стрелы… свистели в воздухе. Полыхало красиво. Варяги ныряли в Волхов прямо с драккаров, и уже без надежды спасти свое добро, тут же плыли на противоположный берег, чтобы поймать и расчленить своих обидчиков.
— Стреляйте по головам! — велел Паук, и тогда воины скрипели луками и рукавами, меняя положение стрелы. Немногие попали в цель, а какие-то тут же потухли в воде и пошли ко дну. Варяги плыли, ныряя поглубже в воду, чтобы нельзя их было отследить. И все же плыть им было тяжело, снаряжение и мечи тянули в глубину.
Светозарик спрятался за спину Паука, когда один дан все же оказался на берегу, и тут же отряхнувшись от воды, словно пес, оскалился, схватился за меч и побежал на воеводу. Паук тут же метнул три стрелы подряд, а дан никак не хотел умирать.
— Вот же зараза! — тогда воевода оттолкнул мальчишку и обнажил свой меч. — Продолжайте стрелять! — велел он своим воинам, а сам бросился в бой.
Светозарик, переживая за своего приемного дядьку, подкрался к дану сзади и разбил тому череп большим камнем.
— Ах ты ж морковка! Ну иди сюда, — Паук позвал к себе мальца и потрепал его за волосы. — Да ты не Светозар будешь, а настоящий Храбр.
Языки пламени пожирали ладьи, и казалось, драконы на их носах оживали и сами метали этот огонь из своих пастей. Выглядело то зловеще прекрасно. И хотя Паук, его двадцать воинов и Светозар сожгли драккары и утопили тех варягов, что были в них, они бы не одолели тех врагов, что были в крепости. Викинги, проснувшись от бушующего пожара, который вот-вот мог перекинуться на деревянную крепость, кое-где уже перестроенную Марной, тут же схватились за мечи, с которыми спали и бросились вон из крепости, чтобы уничтожить врага. Паук и его воины бежали через те тропы, что подготовили заранее — везде на них были охотничьи ловушки и ямы, дабы замедлить преследователей.
* * *
Несмотря на все невзгоды и беспокойства о сыне и друзьях, Марна была счастлива выполнять этот долг. Она облачилась в мужские одежды, выбрала одного из самых проворных коней в стойле Мстислава, с грустью вспомнив о подарке мужа, которому так и не дала имени. И все же, напоследок, она совершила проказничество или причинила добро, как говорят. Марна выпустила из темницы Ефанду, сжалившись над ней, помогла ей выйти из города под покровом ночи, туда же привела Ингвара и велела бежать им, куда глаза глядят, а лучше уж — в Ладогу, к ее горячо любимому мужу и к врагу Марны.
— Зачем ты сделала это? — спросил ее Райан в недоумении, которому она велела караулить ворота, чтобы из стражников никто не увидел ее шалости.
— Мне это так напомнило тот день, когда мы искали Линн. Помнишь? — с грустной улыбкой спросила в ответ Марна и скинула с себя капюшон мантии. — Не знаю. Наверное, потому что я женщина и понимаю ее. А еще, потому что я воин, и как только Ефанда окажется между Рёриком и Синеусом, междоусобицы не миновать. Не на руку ли это нам?
— Харальд отказался от нее.
— Только вот Ефанда носит дитя, — лукаво улыбнулась Марна. — И я велела ей, если же она доберется до Ладоги, говорить конунгу и ярлу о моем милосердии, чтобы те задумались, прежде чем навредить моему сыну. Что-то в них должно быть хоть немного от людей…
— Боже, ребенок от Харальда? — с презрением поморщился Райан, будто унюхал тухлую рыбу. — Как у них это получилось через решетку темницы?