И тысячу лет спустя. Ладожская княжна (СИ)

Красная лента, повязанная на лоб. Коса, обвивающая талию при повороте тела. Белый сарафан с красными лебедиными рукавами и языческими узорами на груди. Новые ботиночки из свежей сыромятной кожи.
Невеста. Слово, сложенное из двух. «Не» и «веста», где «веста» значит «ведующая», «знающая». Как забавно теперь звучало это слово для Марны, которую кликали за спиной «ведующей», покуда «невеста» значило совершенно обратное.
Свадьба, где «сва» — небесный, небо, «дь» — деяние, а «ба» — боги и благословение. Но так ли оно? И благое ли это деяние?
Марна подошла к берегу Волхова, где уж давно все собрались. Не было видно только Олега. Общие свадебные гуляния среди славян было делом частым, и теперь во всю шла подготовка. Сегодняшний день был назначен днем сватовства. Место выбрали чуть поодаль от крепости, среди берез и молодой травы, чтобы мягко было ногам и весело глазам водить хороводы. Девицы плели венки (каждая по два), распевали одну и ту же песню, смеялись, поглядывали на женихов, что стояли в сторонке, и краснели. Сегодня они станут женщинами. Сегодня они отдадут долг своему роду и им же будут благословлены. Наступил день, ради которого они были рождены.
— А в лужках, лужках девки гуляли, э-ой, девки гуляли, — начала первая, та, что постарше и побойче.
— Девки гуляли, цветы собирали, — подхватила вторая.
— Цветы собирали да веночки вили,
— Веночки вили, на Волхов пускали…
— Кто мой венок достанет — того я буду…
Одна из девиц подошла к Марне, которая, не желая принимать участия в гуляньях, подпирала плечом березу.
— Отойди-ка! Мне рубаху бы сюда повесить! — весело пробормотала девчушка лет двенадцати. — Эта береза тут самая видная!
— Зачем это? — с любопытством поджала губы Марна и всмотрелась в совсем детское, но по-взрослому уставшее личико будущей невесты.
— А я вот хочу, чтобы Тихомир ее украл! Пусть возвращает мне только после того, как я дам свое согласие быть его женой.
— А если же не украдет? — Марна снисходительно улыбнулась, как взрослый улыбается ребенку, и уступила девчушке дорогу — та долго подбирала ветку, на которой рубаха будет висеть покрасивше. — Или вовсе не вернет?
— Пусть только попробует! Он на меня всю зиму и весну посматривал! Коли к другой подойдет — я его такими травами опою, что полжизни отниму! Вот так вот ему! — бойко заявила девица и притопнула ногой. — А ты кого присмотрела?
— Я?.. — Марна не смогла сдержать ухмылку. — Тебе ли не знать, кто я?
— Ты Олегова жена? — поморщилась девчушка, пытаясь сообразить. — А я думала, того рыжего неотесанного чудака-христианина.
— С чего это вдруг? — Марна чуть не поперхнулась собственной слюной.
— Потому что смотрит и никак не пересмотрит. Все глаза выглядел. У нас многие девчушки хотели ему венок сплести, но он весь месяц тобой и был занят.
Марна ничего не ответила. Ее сердце пропустило удар. Затем еще один. А потом будто и вовсе перестало биться. Марна отошла от девчушки и, дожидаясь Олега, продолжила наблюдать за остальными невестами и женишками. Тут же был и Николка, чья сестрица была принесена в жертву и чьему отцу-кузнецу вспороли брюхо. Марне стало не по себе. Она до сих пор чувствовала себя виноватой. Калейдоскоп эмоций не переставал вращаться. Одни мысли сменялись другими. Порой она забывалась, заслушивалась песней, которая была похожа на музыкальный приворот, — так чисто, сильно и глубоко звучали их голоса, сливаясь воедино. Затем, вдумываясь в смысл, Марна морщилась, отводила взгляд в сторону, и улыбка пропадала с ее лица.
«Кто венок мой достанет — того я буду…»
Едва Марна начинала привыкать к новому миру, искать в нем схожести со своим, как случалось что-нибудь, что возвращало ее назад, и целая огромная пропасть разверзалась меж ней и остальными женщинами. Как можно не замечать их малодушия, узколобия, глупости, слепой жертвенности? Как можно простить им их слабость и податливость? Как не сделаться подобной им? Как не стать жертвенным барашком? И разве уже этого не случилось, если она стоит теперь в свадебном наряде с красной лентой на голове и ждет, когда Олег спросит, почему она не сплела венки?
 
Мирослава уже не была Мирославой. Но Марна все же еще не стала Марной.
Мужчины и женщины водили двойной хоровод. Юноши шли по солнцу, а девицы — против него. Такова была игра. Кто столкнется спинами — того, значит, столкнула сама судьба. Марна с интересом наблюдала за той девчушкой, которая возилась прежде с рубахой, и вскоре смогла найти Тихомира, ибо девчушка эта то и дело оглядывалась через плечо, дабы подстроить со своим возлюбленным то самое столкновение, и намеренно уворачивалась от остальных, что не были милы ее сердцу.
— Какая глупость… — ухмыльнулась Марна вслух.
Невеста сорвала со своего лба красную ленту и помчалась со всех ног в град, чтобы, наконец, отыскать Олега, что был сам не свой, и поговорить с ним, как вдруг столкнулась с незнакомым мужчиной.
— Ай! — простонала она и, согнувшись от боли, почесала лоб.
Мужчина обошел Марну со спины и поднял красную ленту, что девушка прежде выбросила.
— Вы обронили, — его неместный акцент заставил Марну обернуться.
Марна давно знала, что ильменские словене никогда не акают, а только тянут каждую гласную и помещают каждый слог под ударение. И когда незнакомец сказал «абранили» вместо «оо-броо-нили», она догадалась, что мужчина издалека, скорее с юга. Так ее учил Димитрий.
Мужчина протянул ей влажную распахнутую ладонь, на которой лежала красная лента. Нет. Не славянин. Варяг. Скандинав. Не иначе. Но откуда ему знать словенский язык? Почему он говорит по-южному? Его длинные русые волосы были заплетены в косы и уходили к затылку. Виски сбриты. Но что поразило Марну больше всего — так это синяя татуировка во весь лоб. Кажется, это был орел с широко распахнутыми крыльями. Он что-то держал в клюве, и за его крыльями, похожими на треугольники, находился красный круг — видимо, закатное солнце. Марна не стала разглядывать детальнее, чтобы не смутить незнакомца.
— Благодарю, — Марна с осторожностью взяла красную ленту из его теплой сухой ладони и неуклюже сунула ее за пояс.
Мужчина едва улыбнулся: уголки его губ слегка дрогнули под длинной русой бородой. Марна не могла пошевелиться, будто взгляд незнакомца приковал ее пятки к земле. Так оба стояли несколько секунд и смотрели друг другу в глаза, пока одна из девчушек, танцующих в хороводе, случайно не толкнула мужчину в плечо. Тот опомнился, осмотрелся, а затем, будто увидев что-то опасное, быстрым шагом оставил лужайку и скрылся в лесной чаще.
Марна еще долго смотрела вслед его широкой спине. В ножнах был меч. Значит, мужчина — путник, или ожидает какой опасности. Никто из местных не носил меч при дневном свете и уж тем более на гулянках в сваточную неделю. Его сапоги были истоптаны и грязны, а июнь нынче был совсем сухим и теплым — никто не видел дождя уже несколько недель. А его кожаные штаны забавно скрипели, когда он уходил. Среди них был лазутчик, и стоило рассказать об этом Олегу немедленно.
Марна покачала головой, будто проснулась, еще раз потерла лоб, на котором уже росла шишка, и направилась в терем. В главном зале у очага она столкнулась с Ефандой, когда та намывала полы.
— Все никак не подохнет, — прорычала вдова себе под нос, не зная, что Марна теперь говорила на славянском.
— За что ты так ненавидишь меня?
Марна спорить не стала. Ей не нужен был еще один враг. К тому же она искренне сочувствовала Ефанде, потерявшей сестру и мужа, дом и спокойствие. Ефанда остановилась и повернулась к вёльве, стоявшей по другую сторону от очага. Она и не знала, что сказать, лишь смотрела растерянно, стыдясь того, что была поймана.
— Есть мужчина, который жалеет тебя до глубины души, — продолжила Марна, чтобы растопить холодное сердце Ефанды. — Жалеет так, как никогда не жалел конунг Рёрик.