И тысячу лет спустя. Ладожская княжна (СИ)

Олег только поджал нижнюю губу, изображая что-то вроде улыбки, но улыбка та вышла совсем печальной.
— Не старуха… то есть… — Марне стало стыдно за обидное слово, но она не могла найти другого.
— Когда я брал Алинку в жены, она была здоровой и сильной. А это главное для рождения наследника. Но затем неизвестная хворь привязалась к ней, и ни один знахарь не смог помочь. Она увядала на глазах. Если бы не тот случай на болотах, она все равно бы вскоре умерла, только в муках…
— Мне очень… грустно, — вздохнула Марна, устыдившись своей первой реакции. — Ты ее…
Она не знала, как говорить о любви на славянском, и потому просто коснулась своего сердца ладонью и повторила вопрос.
— Ты ее?..
— Жалею ли я ее?
— Нет. Сердце… Она… твоя лада?.. — пробормотала Марна, пытаясь объяснить то самое чувство.
— Жалеть, — повторил уверенно Олег и положил ладонь теперь и на свое сердце. — Жалеть. Если я говорю тебе, что я тебя жалею, значится, ты в моем сердце, ты моя лада…
— А мы говорим: я люблю тебя!
— Я люблю тебя, — шепотом повторил Олег и посмотрел на вёльву голубыми глазами, в которых играли огоньки. Она знала, что повторил те слова Олег не просто так.
Сердце Марны пропустило один удар. Она снова отвернулась от Олега и всмотрелась в золотое солнце, пробивающееся сквозь розовый туман.
— Нет, Алинка не была моей ладой, как я думал прежде. Но я всегда относился к ней с уважением, как и она ко мне. Когда ты пришла из воды, мы с Алинкою уже были как брат и сестрица.
Марна не могла на этот раз не согласиться. То, с каким открытым сердцем и душевной простотой Алинка ухаживала за чужестранкой, зная, что чужестранка эта теперь по нраву Олегу, не было похоже на поступки ревнивой женщины. Алинка всегда была ласкова, честна, и, несмотря на то что ей так и не удалось стать матерью, от рук ее исходило самое настоящее материнское тепло.
— Что же за хворь была? — Марна накрыла руку Олега своей.
— Она жабу съела, — серьезно ответил Олег, и на этот раз Марна, осторожничая, не стала смеяться. — Жаба вся ее выела изнутри и душила Алинку. Алинка кровью кашляла каждый день, задыхалась и горела.
— Названье только сменили с одного животного на другое, а в нашем мире до сих пор от этой хвори мучаются, — пробормотала Марна. Она догадалась, что Олег говорил о раке, еще неизвестном словенам.
Олег вынул ладонь из-под руки Марны, взял ее пальцы в свои и медленно, будто с опаской, поцеловал.
— А ты? Тоскуешь по нему? По своему мужу?
— Нет, — ответила Марна уверенно.
— Жалеешь ли?
— Жалела, но муж мой оказался нехорошим человеком. Ему дороже было серебро, чем я. А может быть… — она вдруг засомневалась. — Может быть, он и был все же хорошим. Просто не для меня.
Марна соскочила с травы, и Олег выпустил ее руку из своих пальцев. Когда Марна признавалась, что была замужем, она ждала иного исхода. И хотя, признаваясь, Марна делала Олегу больно, она делала это не из мести, скорее — из честности и собственной выгоды. Во-первых, сын новгородского князя заслуживал правды. Во-вторых, она надеялась, что Олег откажется от нечистой невесты.
Но теперь она стояла здесь, встречая рассвет с еще более тяжелым сердцем, чем прежде. Олег не только не отверг ее, но и открылся. Этот благородный хитрец заставлял ее менять свои чувства каждый раз, когда Марна была на пороге важного решения или поступка.
Олег встал следом за Марной, разгладил подол кафтана, поправил рукава, волосы, меч за поясом.
— Я бы не перестал любить тебя, даже если бы мне предложили целый град, построенный из серебра и железа.
— Олег, — Марна посмотрела на будущего мужа серьезно. — Наш брак — лишь сделка. Если таков закон и если то нужно, чтобы сохранить Райану жизнь… но я не могу сказать тебе то же самое, я не могу поклясться тебе в любви. Как ты сможешь с этим жить, Олег? Зачем тебе с этим жить?
— Все просто. Ради своего любимого человека мы готовы жертвовать всем, что у нас есть. Ровно как и ты. Пожертвовала собой ради трэлла. И если у меня был выбор жить без тебя или жить с тобою, выбор мой здесь очевиден. Пусть я буду наполовину счастлив, чем несчастлив совсем.
 
— А у меня этого выбора не было, Олег. Ты ведь знаешь, что будет со мною, если Райан погибнет. Или не женится на другой. Кстати… как он? Могу я хотя бы об этом знать?
— Все трется возле твоего учителя-монаха. Они, кажется, нашли общий язык. Живут вместе в одной избе на краю града.
— Они христиане, — снисходительно улыбнулась Марна, будто объясняя Олегу очевидные вещи. — Теперь у Райана есть хоть кто-то, кто разделяет его веру. Странно, что Димитрий мне ничего не сказал…
— Христиане… — повторил эхом Олег. — Они одержимы своим богом. Надеюсь, мне не выйдет боком то, что я допустил Димитрия учить тебя. Еще и ты… жена христианина.
— Бывшая жена христианина, — Марна тактично поправила его. — Да, одержимы. Как и язычники. Разница только в количестве богов.
— Во что веришь ты сама? В каких богов? — Олег скрестил руки на груди и прищурился, будто проверяя свою будущую жену.
— Я не… — Марна не договорила.
Скажи она о своем атеизме, о вере в науку ли, Олег не поймет ни слова и начнет задавать еще больше вопросов. Скажи она, что христианка, отвернет его от себя. Язычница ли? Марна вдруг улыбнулась и, наконец, повернулась к нему лицом. Лучший ответ уже был готов и крутился на языке.
— Варяги назвали меня вёльвой. Димитрий назвал бы мойрой, если бы знал, кто я такая. Ну а ты? Как назовешь меня ты? Путешествующую сквозь время и воду? Знающую уготованную тебе судьбу наперед? Чаровницей? Провидицей?
«Богиня. Сама богиня», — тут же пролетело в голове у Олега, но он ничего не ответил.
— Олег, я не могу отпустить Райана в Ирландию одного, — прошептала она и посмотрела на него вопросительно. — Как же мне быть, если теперь я буду твоей женой?
— Женой, а не рабыней… Я обещаю, что как только ты станешь моей, я сам поведу ту ладью. А пока, как ты и велела, изо всех сил стараюсь вставлять ему палки в колеса. Никто не соглашается отправиться с ним в море. Да и каждый боится. Что там, за этим морем? Снова варяги?
— Очень много варягов, — покачала головой Марна. — А еще христиане, англы и саксы, ирландцы… бескрайнее море и зеленые поля, каких ты не видывал.
— Что же, надеюсь, твой венок будет самым красивым. Как эти самые поля, до которых мы обязательно доберемся, — прощаясь, Олег кивнул Марне и оставил ее совсем одну на зеленом холме.
Он ушел, и Марна поднялась следом, взошла на самый край холма, с которого виднелся весь Новгород и Волхов, сияющий за городом. Машинально она положила свои холодные пальцы на дирхам, что висел у нее на шее, и вдруг окликнула Олега. Он обернулся. Марна тяжело дышала, думала, пыталась решиться и, наконец, решилась.
— Давай вернем твоего брата к жизни.
— О чем ты, Марна? — Олег заговорил вполголоса и пошел обратно к вёльве.
— Подойди ко мне ближе…
Он подошел, и Марна взяла руку княжеского сына в свою и положила его ладонь на свою грудь. Олег застыл в нерешительности.
— Быть может, я не люблю тебя, как мужа, но все же… ты дорог мне. Ты мне друг. Ты знаешь мою тайну о воде, и я хочу открыть тебе другую.
Олег тяжело задышал и сжал губы. Слова Марны одновременно ранили его, а затем, словно кошкин язык, облизывали ту самую рану, помогая ей зажить.
— Этот дирхам на моей груди… Если же ты войдешь с ним в воду, то он отнесет тебя к человеку, которого ты любишь.
— Но ты уже здесь, — прошептал Олег, а затем горько посмеялся сам над собой.
— Да, но… Глеба здесь нет. Если в твоем сердце найдется истинная братская любовь, дирхам поможет тебе.
Марна знала, что очень рисковала. Ей нельзя было нарушать наказ Рузи Кара. Нельзя было передавать дирхам. Нельзя было ставить на кон свою судьбу и судьбу Райана ради Олега и его брата.
— Но прежде, чем ты войдешь в воду, обещай мне кое-что…
— Что угодно, лада, — Олег нахмурился.