Игры с огнем (СИ)
В этот раз добиться аудиенции у наркома оказалось сложнее, чем я ожидал. Мышкин третий день обивал пороги приемной, но получал лишь уклончивые ответы. «Товарищ нарком на заседании… на совещании… в ЦК…» — стандартные отговорки, за которыми скрывалось нежелание секретариата пропускать посетителей с сомнительной репутацией.
А моя репутация, наверное, пошатнулась. Слухи о возможной связи промысла с «вредителями» расползались по коридорам наркомата со скоростью лесного пожара.
Еще вчера меня встречали как передовика производства, успешно запустившего производство стали, грузовиков, танка и нефтепровод в рекордные сроки. Сегодня на меня смотрели с опаской, а некоторые старые знакомые делали вид, что не замечают.
В конторе Головачев встретил меня с нескрываемым волнением:
— Звонили от Орджоникидзе! — выпалил он, едва я переступил порог. — Серго согласился принять вас. Сегодня в семь вечера.
— Откуда такая милость? — удивился я.
— Мышкин передал наркому записку, — хитро улыбнулся Головачев. — О том, что опасно держать все яйца в одной корзине. Надо уделить внимание новым объектам.
Я покачал головой. Мышкин знал, чем зацепить Серго. Угрозой стратегическим объектам. Теперь понятно, как удалось пробить эту встречу.
К зданию Наркомата тяжелой промышленности на Ильинке я прибыл за двадцать минут до назначенного времени. Массивное четырехэтажное строение из серого камня с колоннами у входа внушало трепет. Особенно теперь, когда НКТП превратился в один из ключевых наркоматов страны, руководивший всей индустриализацией.
Часовые у входа проверили мой пропуск, подписанный лично секретарем наркома. В просторном вестибюле с высокими потолками и мраморными колоннами стояла напряженная тишина, нарушаемая лишь редкими шагами сотрудников и приглушенными телефонными звонками.
Поднимаясь по широкой лестнице на третий этаж, где располагался кабинет Орджоникидзе, я мысленно прокручивал предстоящий разговор. Каждый аргумент, каждая цифра должны быть выверены до миллиметра. Серго не терпел приблизительных данных и пустых обещаний.
В приемной наркома теперь дежурили две секретарши — пожилая женщина с седыми волосами, собранными в строгий пучок, и молодая девушка в строгом темно-синем платье. Из-за двери кабинета доносились приглушенные голоса.
— Товарищ Краснов? — пожилая секретарша внимательно изучила мой пропуск. — Присядьте, товарищ нарком освободится через десять минут.
Я опустился в жесткое кресло у стены. Напротив, на длинной скамье, уже сидели трое посетителей с папками документов, судя по всему, руководители каких-то предприятий, вызванные на ковер к наркому.
Их напряженные лица говорили о многом. Встреча с Орджоникидзе в нынешние времена могла обернуться как стремительным взлетом, так и падением в бездну.
Ровно в семь дверь кабинета распахнулась, и оттуда вышли несколько человек в строгих костюмах. По их мрачным лицам я понял, что разговор с наркомом не удался.
— Товарищ Краснов, проходите, — кивнула секретарша, и я направился к высокой двустворчатой двери.
Я уже тут бывал. Кабинет Орджоникидзе был просторным, но не роскошным.
Массивный дубовый стол, несколько стульев для посетителей, шкафы с документами вдоль стен. На одной стене — большая карта СССР с отмеченными индустриальными объектами, на другой — портреты Ленина и Сталина. На столе — аккуратные стопки бумаг, телефонные аппараты, настольная лампа с зеленым абажуром.
Сам нарком стоял у окна, глядя на вечернюю Москву. Крупный, плотный, с характерной кавказской внешностью и густыми усами. На нем был простой темный костюм и белая рубашка без галстука. Услышав мои шаги, он обернулся.
— А, Краснов! — голос Серго, с характерным грузинским акцентом, звучал устало. — Садись, разговор есть.
Я расположился на стуле напротив его стола. Орджоникидзе тяжело опустился в свое кресло и внимательно посмотрел на меня:
— Ну, рассказывай, что у тебя там за война с Главнефтью? Студенцов уже два раза прибегал, требует твою голову на блюде.
— Товарищ нарком, все началось после запуска нефтепровода, — начал я, открывая портфель. — Наш промысел вышел на полную мощность, и конкуренты забеспокоились.
— Конкуренты? — Серго усмехнулся. — Ты что, в Америке живешь? У нас социалистическое хозяйство, какие конкуренты?
— Простите, товарищ нарком. Я имел в виду руководство Главнефти, которое видит в нашем промысле угрозу своей монополии.
Орджоникидзе откинулся в кресле, постукивая пальцами по столу.
— Промысел-то работает хорошо, нефть дает?
— Превосходно работает, — я положил перед ним папку с документами. — Вот результаты за последний квартал. Добыча сто десять процентов от плана. Себестоимость тонны нефти снизилась на двадцать три процента после запуска нефтепровода. Рентабельность производства выше, чем на бакинских промыслах.
Серго перелистал документы, хмыкнул одобрительно:
— Неплохо, неплохо… А качество нефти?
— Об этом отдельный разговор, — я достал еще одну папку. — Наша нефть уникальна по составу. Высокое содержание серы, которое раньше считалось недостатком, на самом деле открывает новые возможности. Мы разработали технологию очистки, которая позволяет получать высококачественные нефтепродукты. Вот заключение профессора Ипатьева.
Упоминание имени знаменитого химика заставило Орджоникидзе поднять брови:
— Ипатьев? Он до сих пор участвует в ваших работах?
— Да, товарищ нарком. Руководит научной частью.
— Хм, серьезно, — Серго внимательно изучил документы. — И что, эта ваша технология уже работает в промышленном масштабе?
— Первая установка запущена месяц назад. Результаты превосходят ожидания. Особенно по выходу бензиновых фракций.
Орджоникидзе встал и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Я знал эту его привычку, так он лучше думал.
— Студенцов говорит, что у тебя финансовые махинации, — внезапно произнес он, резко развернувшись. — Прямые договоры с поставщиками в обход централизованного снабжения, какие-то странные схемы закупок оборудования, валютные операции.
— Все наши финансовые операции абсолютно законны, — твердо ответил я. — Мы действуем в рамках постановления о хозрасчете. Нестандартные решения принимаем только когда нет другого выхода. Например, когда срывались централизованные поставки труб для нефтепровода. Мы должны были останавливать строительство и ждать полгода? Или найти альтернативного поставщика и договориться напрямую?
— Альтернативного? — прищурился Серго. — Это какого?
— Коломенский завод. У них внеплановое производство труб для железнодорожного ведомства. Мы договорились на часть партии с соответствующей компенсацией.
— Компенсацией? — Орджоникидзе заинтересовался. — Какой еще компенсацией?
— Мы поставили им специальную сталь для изготовления инструментов. Завод крайне нуждался, а у нас свой металлургический цех.
— Бартер, значит, — Серго хмыкнул. — При том, что Коломенский тоже под тобой находится. Из одного кармана в другой, получается? Ох, Краснов… А в отчетности как оформляли?
— По трудовому соглашению, — ответил я, чувствуя, что вступаю на скользкую почву. — Мы привлекли рабочих завода как временных специалистов, они получили зарплату, на которую официально приобрели нашу сталь.
— Ловко, — в глазах наркома мелькнула искра то ли одобрения, то ли осуждения. — Но в Госплане такие схемы не любят. Они разрушают централизованное снабжение.
— Заводы любят, — возразил я. — Потому что получают необходимые материалы без волокиты. А главное — промысел работает, нефть течет, план перевыполняется.
Орджоникидзе вернулся к столу, сел, задумчиво потер подбородок:
— Значит, Студенцов хочет свернуть ваш эксперимент и передать промысел под управление Главнефти?
— Да, товарищ нарком. Но дело не только в административном подчинении. Они хотят свернуть все наши новые методы работы, все технологические эксперименты. Для них это угроза привычной схеме управления.