Бангкок - темная зона
Пятью минутами позже я понял, почему сержанту требовался настоящий внедорожник. Ведущие к пропускным погранпунктам новые дороги с хорошим покрытием — это явно для слабаков. Полицейский рванул по изрытой колее прямо через густые джунгли. И меньше чем через пять минут мы пролетели сквозь сломанный забор из армированной колючей ленты и, не обращая внимания на предостерегающий против незаконного пересечения границы череп с перекрещенными костями, устремились к пропускному погранпункту по кхмерской территории. Одновременно с нами на своем (только сером «металлик») спортивном «лендровере» туда прибыл офицер тайской иммиграционной службы. Он тут же определил, что причина неприятностей — я, и бросил на меня сердитый взгляд. А затем отправился на сопредельную территорию в кхмерский погранпункт. Мы поспешили за ним и увидели, что он склонился над столом и кричит на кхмерском на камбоджийского пограничника. И снова мой перевод основывается исключительно на интуиции.
Офицер тайской иммиграционной службы.Немедленно выдайте нам его обратно. У нас проблемы.
Камбоджиец.А не пошел бы ты. Нам заплатили, мы проштемпелевали его паспорт.
Таец.Это фальшивый паспорт.
Камбоджиец.А то я не знаю. За что бы он иначе дал нам взятку?
Таец.Ты что, не понимаешь? Это может угробить всю нашу шарагу.
Камбоджиец.Тебя — да. Но нас это мало волнует. На твое место придет другой, не честнее.
Таец.Ну, пожалуйста.
Камбоджиец задумчиво смотрит в окно на «лендроверы».
Таец.Какой тебе больше нравится?
Камбоджиец.Оба.
Таец.Как же мы попадем обратно?
Камбоджиец кивает на два мопеда, стоящих неподалеку от внедорожников, и улыбается.
Таец.Фаранг способен идти?
Камбоджиец (после паузы).Мы вас подбросим.
Мы вышли на улицу, и я увидел, как в один из внедорожников грузят раздолбанные мопеды. Затем из какого-то сырого подвала привели Бейкера. Понадобилось два человека, чтобы поддерживать его на ногах, но и тогда его голова пугающе болталась из стороны в сторону и свешивалась на грудь. Под глазом ярко синел фингал.
— Чертовы камбоджийцы, — буркнул мне офицер тайской иммиграционной службы на классическом тайском.
Но и камбоджиец понимал этот язык.
— Это они его так уделали, — показал он на тайцев.
— Ничего подобного. — Таец ткнул пальцем в фингал. — Ваша работа. Мы пользуемся телефонными книгами, которые не оставляют следов. Только варвары могут так разукрасить человека.
— А почему в таком случае, когда вы его привели к нам вчера вечером, он не мог идти? Вы же знали, кто он. Значит, вы его колошматили только для того, чтобы вытрясти больше денег.
Когда Бейкера уложили на переднее сиденье внедорожника, я проверил его пульс, который оказался на удивление сильным. Другие жизненно важные показатели также позволяли надеяться, что все обойдется, и мне невольно пришло в голову, уж не участвует ли он сам в розыгрыше с далеко идущими целями. Может, его здоровье не так уж плохо, как он пытается демонстрировать?
— Лежи тихо, пока мы отсюда не выберемся, — шепнул я ему.
Мы поехали той же дорогой и вскоре оказались у заднего входа в тайский полицейский участок. Бейкера вытащили из машины, прислонили к стене и поддерживали в таком положении, пока выгружали из внедорожника мопеды. У тайцев был кислый вид, когда их машина унеслась по другую сторону границы.
Внезапно сержант встряхнулся.
— Забирайте его отсюда. Но вам придется заплатить за такси. Транспорта у нас нет. — Он уныло покосился на мопеды.
Я окинул взглядом американца, оценивая, сумеет ли он выдержать двенадцатичасовой путь до Крунг-Тепа.
— Найдите болеутоляющее, — обратился я к сержанту. Тот фыркнул, и я пригрозил снова позвонить Викорну.
— Опиум подойдет? Больше у нас ничего нет.
Я пожал плечами. Сержант скрылся в доме и через несколько минут принес длинную трубку с маленькой медной чашечкой, порцию черного опиума между двумя прозрачными квадратиками и несколько таблеток парацетамола. Сержант размял таблетки и смешал с опиумом, чтобы наркотик был не таким вязким, затем поместил капельку состава на стенку чашки и нагревал огнем газовой зажигалки, пока он не зашипел и не запузырился. Потом затянулся сам и передал трубку Бейкеру, и тот с неожиданным энтузиазмом присосался к мундштуку. Он еще долго изображал хворь и только после пятнадцатой трубки больше не мог скрывать, что вознесся на вершину блаженства.
— Все, готов к поездке, — кивнул я полицейскому, и мы вдвоем задвинули американца на заднее сиденье такси.
Когда мы приехали на станцию, американец уже погрузился в глубокий наркотический сон, и мне пришлось заплатить шоферу, чтобы тот помог дотащить его до вагона и свалить на полку в купе первого класса. Поезд тронулся, и я с облегчением закрыл шторки на двери. Прошло несколько часов, но не было никаких признаков, что Бейкер покидает опиумный рай и возвращается в наш стерильный земной уголок, поэтому я принялся внедрять в его спящее сознание имя Дамронг, медленно и отчетливо нашептывая это слово ему на ухо. Внезапно он открыл глаза, и в них было столько света, сколько ни у одного белого с шестидесятых годов. Он заговорил:
Ее краса не блекнет от годов;Привычкой исчерпать невозможноВ ней дивного разнообразья чар,И между тем как женщины другие,Питая, и насытить могут страсть,Царица лишь усиливает голод,Чем более желает утолить.В ней гнусное становится прекрасным;Степенные жрецы — и те ееПри всем ее беспутстве прославляют. [17]— Школьная постановка, — добавил он, самодовольно улыбнувшись. — Я играл Энобарба. — И закрыл глаза.
Высокая вода наркотического блаженства начала спадать, лишь когда мы въехали в пригород Крунг-Тепа. Бейкер стал тереть фингал под глазом и другие пострадавшие части тела. Но мозг отвлекло нечто более сильное, чем боль, и он начал повествование о своем внутреннем путешествии.
— Монохромия, оттенки серого, белый пол из гигантских плиток величиной не меньше сотни квадратных метров, посреди чернота, как на гигантской шахматной доске. На каждом квадрате ведущая на серую платформу серая винтовая лестница. Она — цвет в основном золото с зеленью, разноцветное сияние шелкового платья: красное, малиновое, оранжевое; она делает шаг в пустоту. Переход на новую клетку. Снова винтовая лестница, но на этот раз выше. Все то же самое: она — единственный цветной объект, сходит с платформы в пустоту. И так далее, до бесконечности — лестница за лестницей, каждая выше предыдущей. Дамронг за Дамронг, всегда в новом платье, неужели ты не видишь? И каждый разделает шаг в пустоту. — Он схватил меня за руку. — Она приходит ко мне каждую ночь в золотисто-зеленом мареве. Управляет моим членом, оргазмом, всем. Может сделать так, что он длится часами, буквально всю ночь! — Бейкер вцепился в меня ногтями. — Я хочу прыгнуть вместе с ней в пустоту, но не хватает решимости.
Я заранее позвонил, и Викорн выслал за нами на вокзал Хуаламфонг полицейский фургон.
14
Мы крохотные фигурки — брелоки на браслете вечности. Когда износятся эти тела, мы перейдем в другие. Кем я буду в следующей жизни: лудильщиком, портным, тигром, мухой? Демон, Будда, гора, вошь — все вещи равны во внутренне присущей им пустоте. Но будет ли через пятьдесят лет такая планета, на которой стоило бы жить? «Чарт на» значит «следующая жизнь», и если человек буддист, ему небезразлично, какой она будет. И не только его, но и Земли, потому что и она живое существо со своей кармой. И наши кармы тесно переплетены с ее.