Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917

Пехотная колонна состояла из одного стрелкового полка при одной полевой батарее под общим командованием полковника Тарановского, который впоследствии командовал русской экспедиционной дивизией в Салониках. Поскольку задача этой колонны была самой сложной, а также потому, что для стрелков этот бой должен был стать боевым крещением, я решил отправиться с этой частью своих сил. Вся кавалерийская дивизия выступила из Сувалков в ночь на 11 августа с намерением до утра пересечь границу. Пехотная колонна, к которой я присоединился незадолго до рассвета, должна была перейти на вражескую территорию через час после конницы, когда конные разъезды уже вошли бы в соприкосновение с неприятельской пехотой, охранявшей железную дорогу Маргграбова – Гумбиннен.
* * *
Вместе со стрелковой колонной я на рассвете пересек прусскую границу. Когда только стало светло, мы, к своему изумлению, заметили впереди множество пожаров, тяжелый дым от которых в спокойном утреннем воздухе поднимался в небо толстыми черными столбами. По положению этих дымных столбов я мог определить, что они согласуются с передвижениями трех высланных мной кавалерийских колонн. Естественно, первое, что пришло в голову, было то, что мои кавалеристы жгут окрестные фермы, уничтожая фураж и необмолоченное зерно. Поскольку это не входило в мои планы, я незамедлительно разослал нарочных с приказом прекратить поджигательство. Однако еще прежде, чем были доставлены ответы командиров колонн, я смог успокоить себя тем, что пожары не были делом их рук. Что явилось настоящей причиной этих пожаров, мы так никогда и не узнали. Однако по мере продвижения в глубь Восточной Пруссии мы часто видели подобную же картину. При приближении сколько-нибудь значительной русской воинской части из амбаров, полных фуража или соломы, начинали подниматься толстые столбы дыма. Как правило, это происходило на фермах, ближайших к голове наступающей колонны. Таким путем точное направление и скорость движения наших войск была видна с огромного расстояния. Естественно, что в подобных случаях нам оставалось только прибегнуть к каким-либо мерам карательного характера, хотя это и оборачивалось для нас множеством неприятностей. При малейших признаках нашего наступления местное население спасалось бегством в западном направлении, увозя на тележках свои наиболее ценные пожитки. Это явление было так распространено, что могло объясняться только скоординированными действиями германских властей. Единственными человеческими существами, которые время от времени попадались нам на глаза в покинутых поселках, были очень старые, едва способные волочить ноги мужчины и женщины. Довольно часто мы встречали, а еще чаще видели исчезающими вдалеке велосипедистов. Все они без исключения были мальчишками в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет.
Бегство жителей происходило с такой поспешностью, что часто наши наступающие войска находили в домах остатки недоеденных трапез или скот, привязанный к стойлам в хлевах и коровниках. Бывали случаи, когда на брошенных фермах скотина оставалась по нескольку дней некормленой и непоеной. Если нашим войскам случалось проходить мимо, бедные животные заглушали своим непрерывным ревом все звуки в округе. Естественно, русские солдаты выпускали их прямо в поля, имея в виду, что однажды, когда-нибудь позднее, они могут оказаться полезны для наших войск. Во всяком случае, если поджоги действительно предназначались для оповещения германцев о нашем приближении, они оказывались отчасти полезны и нам самим, поскольку указывали местоположение наших наступающих колонн гораздо быстрее, чем могли поступать соответствующие донесения. Таким образом я мог ясно видеть, как мои кавалерийские колонны примерно через два часа после пересечения границы вышли к железной дороге на расстоянии каких-нибудь пятнадцати – двадцати километров от нас. Очевидно, они вступили в бой, поскольку мы слышали артиллерийскую стрельбу. Спустя примерно два часа канонада усилилась, из чего я мог сделать вывод, что германцы отправили вместе с подкреплениями и артиллерию. Мы были тогда чрезвычайно скудно снабжены телеграфной и телефонной аппаратурой и связистами. Действительно, дивизионным штабам выделялось только по одному подразделению связи численностью примерно в шестьдесят человек. В полках также имелись свои обученные связисты, но у них не было никаких технических средств. К тому же эти люди не умели еще прокладывать линии со скоростью, необходимой для обеспечения связью движущихся колонн конницы.
 
В середине августа, когда кавалерийские части постоянно проходили по пятьдесят и более километров в день, организация связи была наконец приведена в порядок; используя германские телеграфные столбы и провода, наши связисты наращивали существующие линии либо снимали их для использования в другом месте. В результате наши колонны и штабы получали телефонную связь со своими тылами не позднее чем через час после прибытия на место, где они намеревались остановиться на ночлег.
С сожалением должен сказать, что в тот период связь между штабами крупных войсковых частей была еще налажена недостаточно. За мной всегда следовал взвод беспроволочной телеграфии, но я мог пользоваться их аппаратами только во время остановок на ночлег, причем только для связи со штабом армии, поскольку пехотные армейские корпуса тогда еще не получили станций беспроволочного телеграфа.
Зная о передвижениях наших кавалеристов по занимающимся пожарам, пехотная колонна, в которой находился я сам, медленно наступала, встречая только вялое сопротивление маленьких германских пехотных дозоров и продвигаясь в направлении озерных перешейков, по которым были проложены щебеночные дороги, ведущие в Маргграбову. Я должен был ускорить наступление пехоты, так как опасался, что слабые кавалерийские колонны, каждая из которых располагала только пятьюстами активными саблями, окажутся не в состоянии достаточно долго продолжать бой с германской пехотой, высланной из Маргграбовы. Кроме того, существовала опасность, что по окончании боя эти пехотные части вернутся в Маргграбову и займут позиции на перешейках либо усилят заслоны, которые там уже выставлены, тем самым препятствуя или, по крайней мере, затрудняя мое вступление в городок. Моей главной целью являлся захват в Маргграбове телеграфа и почтовой конторы со всей корреспонденцией, из которой мы надеялись почерпнуть очень ценные сведения о неприятеле.
Мои планы оказались отчасти удачными; возвращение германской пехоты и артиллерии, отправленной, как я и предполагал, из Маргграбовы, было затруднено разрушением железнодорожного полотна и действием небольших оборонительных застав нашей кавалерии. Это задержало движение германцев на несколько часов, а местами, возможно, даже на целый день.
Когда наша пехота приблизилась к перешейкам, то обнаружилось, что они удерживаются маленькими отрядами пехоты и самокатчиков (как мы позднее выяснили). Их численность установить не удалось, поскольку большая часть велосипедистов отступила на запад и юго-запад от городка, бросив на дороге около шестидесяти велосипедов. Ими немедленно завладели наши стрелки, а отчасти даже и кавалеристы. Пока продолжался бой за перешейки, я приказал ближайшей к нам кавалерийской колонне присоединиться ко мне. В этот отряд входили уланский и драгунский полки, так что, когда стрелки захватили перешейки и закрепились, обеспечив пути отхода, вперед двинулись два кавалерийских полка с конноартиллерийской батареей. Они должны были захватить Маргграбову и занять железнодорожный вокзал, почту и станции телефона и телеграфа, чтобы полностью уничтожить эти объекты. Я помню, что один из офицеров, двумя днями ранее отстраненный мной от командования эскадроном драгун, получил приказ захватить железнодорожную станцию. Во главе полуэскадрона он выполнил поставленную задачу наилучшим образом, быстро и ловко. Менее удачлив оказался другой наказанный мной офицер – тот, что командовал гусарским эскадроном. Во время боя, который вела другая наша колонна, он пошел в наступление впереди своего подразделения и был убит. Он оказался первым офицером, которого потеряла дивизия. После получасового боя стремительная атака стрелков выбила германцев с перешейков, что позволило нам войти на окраину городка. К этому времени на подходе были наши уланы. Когда они прибыли, стрелки уже были на перешейках. Я спешил эскадроны и приказал им в рассыпном строю занять ближние подступы к Маргграбове. Когда я к ним подъехал и сошел с коня, эскадронный командир улан штабс-ротмистр Македонский доложил мне, что всего несколько минут назад со стороны городка к ним приблизился германский автомобиль, снабженный эмблемами Красного Креста. Ехавшие в нем предложили уланам свои услуги на случай, если у них есть раненые. Но еще прежде, чем Македонский успел ответить, нуждаются ли раненые в помощи, водитель машины, воспользовавшись тем, что дорога в этом месте была достаточно широка, развернулся и быстро умчался в направлении города. Я объяснил Македонскому, что этот «санитарный автомобиль» не столько хотел оказать нам медицинскую помощь, сколько помочь разведчикам германских частей, оборонявших подступы к Маргграбове, и посоветовал ему впредь подобные машины задерживать и отсылать под охраной в мой штаб. К этому времени вся Маргграбова, расположенная на склоне, обращенном к озеру Олечко, находилась у меня перед глазами.