Тригон. Изгнанная (СИ)

Стоит только Тилии пройти мимо импровизированной кухни, которую, помня наказ Вары, она эти дни старалась обходить стороной, как её тут же окутывают манящие ароматы трав, знакомые с детства: кориандр, мелиса, лук. Та самая группа гоминидов, что ещё недавно шумела за завтраком, теперь тихо переговариваясь, что-то увлечённо готовит. Она рассеянно скользит взглядом по облучённым и увиденного вдруг сбивается с шага. Эти доморощенные кулинары пользуются вполне приличными ножами!
Изумлённо переводя взгляд с рук одного облучённого на руки другого, насчитывает не меньше десятка знакомых с детства предметов. Всё ещё не веря собственным глазам, Тилия догоняет Руку, только теперь замечая на плече той тяжёлую на вид сумку-мешок.
— У них, что ножи!?
— Ну да, — отзывается гоминидка, бросая на взбудораженную Тилию удивлённый взгляд.
— Это же металл, откуда он здесь?
— Вымениваем железки у тех, кто по другую сторону барьера, — как ни в чём не бывало продолжает однорукая, и ловко выдернув из своего, доходящего до середины голени кожаного ботинка длинный нож с деревянной рукоятью и зазубринами с одной стороны лезвия, с гордостью демонстрирует. — Меняем на овощи, ягоды, но в основном на воду. У них с этим туговато.
— А у них они откуда?
— Думаю, у карателей в прошлом что-то пошло не так. Вертушка прилетела, сбросила сеть, но улететь уже не смогла… разбилась на той стороне барьера. Все каратели-уроды сдохли, а железяка осталась. Наши соседи от неё отдирают куски и делают вполне приличное оружие: копья, ножи, даже стрелы. Ну и нам кое-что перепадает в обмен на воду.
Тилия так и не решается спросить, против кого вооружаются гоминиды по ту сторону барьера. Забивать себе голову всякими ужасами, а потом бояться собственной тени — это меньшее, что ей сейчас было нужно.
Когда впереди показывается уже знакомая поляна, она с опаской озирается по сторонам. Два дня в Долине, а кажется, что прошла целая вечность! Рука останавливается только тогда, когда до хищно чернеющей на изумрудной траве полосы остаётся не больше пяти шагов. Ещё совсем недавно на этом самом месте в предсмертной агонии корчилась светловолосая. От воспоминаний по телу бегут мурашки.
«Она спасла мне жизнь, — напоминает себе Тилия и на секунду сердце замирает от дурного предчувствия. Заслоняя ладонью глаза от яркого солнечного света, и обеспокоенно озираясь по сторонам, она пытается понять, не совершила ли самую большую ошибку в жизни, оставшись один на один с этой непредсказуемой гоминидкой. — Что она задумала?»
Со всё возрастающим волнением Тилия разглядывает прямую спину спутницы, когда неожиданно вдалеке показывается едва различимая фигура. Приглядевшись, она понимает, что это мальчик лет семи. На первый взгляд он кажется вполне нормальным: никаких дефектов скелета, никаких поражений кожи, не считая россыпи красных пятнышек на шее и чумазом лице. Должно быть, паразиты сильно одолевают малыша-гоминида. Всё то время, пока он вприпрыжку двигается по направлению к барьеру его тонкие, как прутики ручонки непрерывно чешут зудящую кожу.
Стоит только ему увидеть Руку, как его личико тут же светлеет, и уже не остаётся никаких сомнений, что эти двое знакомы.
— Привет, Заячья Лапка! — отзывается однорукая, оглядывая мальчика с ног до головы. Между ними не больше десяти шагов, но они непреодолимы — их разделяет чёрная полоса-убийца.
— У тебя новый д-д-друг? — заикаясь, он грязным пальцем тычет в застывшую позади Руки Тилию.
— Я пока ещё не решила, — небрежно бросает гоминидка, даже не удостоив спутницу взглядом. — Как твои дела?
— Есть хочу, а так ничего, — небрежно пожимает малыш хрупкими плечиками, но по его жадному, ищущему взгляду, который он то и дело бросает на мешок гоминидки, становится понятно, насколько он голоден. Рука с усмешкой кивает, мол, знаю я это твоё «ничего» и стаскивает с плеча тяжёлую ношу. Как только на свет появляются местные фрукты, наполненный до краёв кожаный мешок с водой и пара кусков сомнительного на вид мяса, глаза ребёнка загораются. Судя по всему, для него это самое настоящее пиршество.
 
Не медля больше ни секунды, гоминидка перекидывает через барьер сначала мешок с водой, а после и всё остальное. И видя, с каким остервенением детские зубы вгрызаются в мясо, Тилии становиться стыдно за свои прежние мысли. Кто знает, как бы она себя повела, окажись в такой ситуации — не иметь возможности есть по часам и пить вдоволь.
«Интересно, остальные знают, что она таскает ему еду?» — гадает Тилия, по-новому взглянув на свою угрюмую соседку, когда к ней с набитым ртом вдруг обращается мальчик-гоминид.
— А я тебя в-в-видел! Я прятался в-в-вон за теми камнями, когда тебя с остальными сбросили, — грязным кулаком, с зажатым в нём надкусанным красным плодом, он указывает себе за спину, где горой громоздятся огромные серые валуны, бывшие когда-то частью стены. — Всегда так делаю, когда слышу вертушки. И как одна из вас стала удирать и сделалась мертвячкой я тоже в-в-видел… Ну и рожа у тебя была! — продолжает он, посмеиваясь. — Ничего смешнее в жизни не видал! Как тебя зовут?
— Её зовут Бледная, — опережает её Рука и опускается на землю буквально в трёх шагах от черты-убийцы. — А ты хватит болтать… подавишься ещё.
Но тот лишь вызывающе хмыкает.
Спустя пару минут, когда мальчик, наконец, расправляется с едой, Рука снова подаёт голос:
— Рассказывай, что ещё видел в тот день?
— В-в-вертушка зависла, сбросила паутину и улетела.
— На этот раз не шныряла по Яме?
— Неа, — качает головой ребёнок, с трудом выдёргивая пробку из мешка с водой. Его собеседница больше не торопиться с вопросами, давая ему напиться.
— Почему ты расспрашиваешь его? — воспользовавшись моментом пока мальчик жадно пьёт воду, всё ещё не решаясь подойти ближе к барьеру, спрашивает Тилия.
— У меня с Като договорённость.
— Като?
— Так меня зовут, — тут же встревает мальчишка, утирая рот рукавом грязного балахона, явно с чужого плеча, — но все зовут меня Заячья Лапка!
Гоминидке достаточно лишь короткого предостерегающего взгляда, чтобы маленький мальчик тут же захлопнул набитый рот. Тилия готова признать — её новая соседка и здесь пользовалась безусловным авторитетом.
— Каждый раз, когда случается что-нибудь странное, он должен рассказывать мне.
— И что же может случиться?
— Кто его знает, что затевают каратели, — отзывается гоминидка, неопределённо пожимая плечами.
— Но я думала, что их дело всего лишь забирать таких, как мы и сбрасывать в Долину?
Рука игнорирует очередной вопрос Тилии и снова обращается к малышу:
— На той стороне ничего необычного?
— Неа, — мычит тот, пытаясь откусить от фрукта кусок побольше, отчего ароматный сок прозрачными ручейками устремляется по чумазому подбородку. — Таны только ещё злее стали. По ночам в-в-воют, как бешеные… спать, сволочи, мешают!
Удовлетворённая ответом, облучённая поднимается с земли и отряхивается:
— Ладно, давай назад, к своим.
— Когда принесёшь ещё? — выжидающе смотрит малыш на однорукую, прижимая к впалой груди недоеденный фрукт. Он такой чумазый и тощий, что Тилия ловит себя на мысли, что ей хочется забрать его с собой: отмыть, накормить, как следует.
«И защитить», — добавляет она мысленно, но тут же одёргивает себя. Что с ней такое? Единственное что ей сейчас нужно — это попытаться не умереть и уж точно не заниматься спасением гоминидов, какими бы они маленькими и жалкими не выглядели.
— Принесу как обычно, — такой ответ вполне удовлетворяет маленького гоминида, и он, перекинув обратно пустой кожаный мешок, убегает прочь, сверкая голыми пятками.
 
— Почему ты приходишь сюда? — как только они остаются одни, вновь решается заговорить Тилия.
— Разве не ясно? — нехотя отзывается Рука, закидывая на плечо порядком опустевшую сумку. — Мальчишке нужна еда.
— А к чему эти расспросы?
— Просто хочу быть в курсе.
— Почему мальчик такой худой, и голодный? У тех, кто живёт за барьером, что совсем нечего есть?