Тригон. Изгнанная (СИ)

Проклятая земля!
— Ямы не существует, — неуверенно начинает Тилия, хотя уже сама не верит в то, что говорит. — Это просто страшилки, которыми пугают малышей.
— Да неужели!? — с иронией в голосе отзывается Вара, бросая на неё насмешливый взгляд. — Откуда тебе знать, если ты никогда не выходила из своего каменного склепа? Яма не выдумка. Можешь сама убедиться… своими собственными глазами.
Тилия снова запрокидывает вверх лицо и потухшим взглядом пробегает по нескончаемой каменной гряде, граничащей лишь с бледно-голубым небом.
— Правда, что из неё нет выхода? — обращается она к Варе, мирясь с неизбежным.
— Ещё бы! Хотя… за барьером я не бывала. Шкура важнее. Все, кто пытался перебраться, тут же превращались в мертвяков. Знаю только, что за чертой тоже живут люди. Мы иногда встречаем наших соседей. Они говорят, что с другой стороны от их лагеря проходит ещё одна черта.
— Ещё один барьер?
Гоминидка кивает:
— И там тоже не пройти.
«Выходит, облучённые отрезаны друг от друга, — приходит к неутешительному выводу Тилия, бездумно переставляя негнущиеся от усталости ноги. — И, как и в Башне, каждый живёт в строго отведённом ему месте, социуме».
Если бы она не чувствовала себя так отвратительно, восхитилась бы задумкой создателя. Кем бы он ни был, благодаря ему эдикты Нового Вавилона проникли и в глубины Долины. То, что эти смертоносные барьеры были творением человечества, у неё уже не оставалось никаких сомнений: природа не создавала настолько ровных линий, да ещё к тому же способных убивать. Барьеры-убийцы определённо были созданы или для защиты, но если так, то не понятно от кого они защищали, или, вероятнее всего, не давали облучённым переходить на приграничную территорию.
Когда, наконец, деревья расступаются, и Вара выводит их прямо к лагерю, измотанная долгой прогулкой, Тилия от изумления застывает на месте, не в силах до конца поверить увиденному. Когда-то расчищенное от колючего кустарника пространство, на приблизительно равном друг от друга расстоянии, заполнено небольшими, удерживаемыми в воздухе хижинами из грубо отёсанных, плотно подогнанных друг к другу брёвен. Те, что стоят ближе к краю лагеря, выглядят немного светлее, и она готова поклясться, что их построили недавно — кое-где покрытое корой дерево ещё не успело почернеть от времени и непогоды. А это могло значить только одно — лагерь разрастался. Нечто подобное происходило и в Пекле. Лачуги, видимые ею с высоты птичьего полёта, и расположенные ближе к Башне, выглядели намного старее, чем те, что шли по краю.
— Добро пожаловать, — бросает через плечо Вара, шагая прямиком к стоящей в самом центре хижине, и Тилии остаётся лишь плестись следом, украдкой изучая местный быт.
Хижины, а их она насчитывает больше тридцати, удерживают на весу вертикально врытые в землю брёвна — по одному на каждый угол. Покатые крыши покрыты стройными рядами высушенной и связанной в охапки травы. К проёмам, плотно прикрытым деревянными перегородками, приставлены длинные, на вид хлипкие лестницы, отделяющие того, кто наверху от твёрдой поверхности земли.
Но не это поражает больше всего. В самом центре лагеря Тилия видит очаг, обложенный по кругу почерневшими от жара и копоти камнями, и медленно тлеющими внутри углями. Огонь — то единственное без чего не могут обойтись облучённые. В тёплые месяцы так необходимый для приготовления пищи, в зимние — для обогрева. Рядом стоит грубо-сколоченный стол, а поваленные брёвна вокруг выполняют роль доморощенных скамеек. Всё это чем-то напоминает столовую в Башне, только примитивную и на открытом воздухе.
Наконец, закончив беглый осмотр лагеря, Тилия переходит к его обитателям. Куда ни кинь взгляд, везде фигуры в одинаковых серых лохмотьях: на рукавах некоторых всё ещё красуются горизонтальные, белые полосы, лучше всяких слов говорящие о принадлежности этой одежды в прошлом. Она ожидает увидеть стариков, но большая часть облучённых в этом лагере примерно одного с ней возраста. Кто-то чуть старше, хотя из-за их увечий сразу и не разберёшь, но есть и дети — их можно по пальцам пересчитать — шумной стайкой бегающие вокруг. Болезни, словно, поставили свои печати на их телах — как та, что нестерпимо жжёт ей спину — лишили гоминидов возраста, делая моложе одних и отбирая годы у других.
 
Но что больше всего поражает Тилию, так это то, что, не считая самых маленьких, ни один не слоняется без дела. Кто-то перебирает уже знакомые ей хамповые сети, упрямо борясь с тугими узлами, превращая их в мотки толстой верёвки, что горой лежат рядом. Видимо, конопляные волокна, из которых делали сети — единственное, что без опасений оставляли в Долине милитарийцы, не считая самих гоминидов. Кто-то увлечённо вырезает посуду или фигурки из дерева, явно предназначенные для детских игр, кто-то прямо на земле неторопливо плетёт корзины. И каждый, при появлении новенькой, как по команде вскидывает голову.
— Подожди здесь, — вторгается в её мысли хрипловатый голос Вары, и Тилия с облегчением опускается на перекладину хлипкой на вид лестницы. Хоть какая-то передышка измученным конечностям. Солнце теперь в зените и с каждой минутой становиться всё жарче, и обессиленная событиями этого утра, опасается, что ещё немного, и она просто свалится замертво.
Вот уж все вокруг порадуются!
Девчонка из Термитника и дня не выдержала на солнце!
Время в этом месте тянется невыносимо долго. В памяти тут же всплывают давние уроки отца, когда он рассказывал ей, маленькой, как Первые Люди определяли время с помощью подручных средств. В Башне часы были в каждом жилом блоке, на каждом этаже, и проблем с этим не возникало. Хотя так было не всегда.
До того, как Обитель объединила разрозненные города-спутники, колонистам приходилось туго. Не было достаточно ни угля, ни мяса так необходимого человеку, ни исправной техники. Сейчас же всё это с завидным постоянством поступало из соседних городов, в обмен на богатства Теплиц. Здесь, в Долине было другое дело — и придётся многое вспомнить из того, чему учил её отец или, что она сама почерпнула из запрещённых книг.
«Знала бы, что пригодиться, слушала бы внимательнее», — с досадой думает про себя Тилия, уже, наверное, в сотый раз, длинным рукавом утирая пот с лица, а завидев приближающуюся с противоположной стороны лагеря Вару, тут же с готовностью поднимается с неудобной перекладины. Если бы сегодня утром кто-то сказал, что она будет так рада видеть одну из облучённых, рассмеялась бы прямо в лицо.
— Идём. Тебе обработают рану… потом поешь.
Услышав слова о еде, Тилию тут же передёргивает. То, что раньше она слышала о предпочтениях гоминидов, тут же заставляет пустой желудок болезненно сжаться от дурного предчувствия, рождая в голове тошнотворные образы мелких грызунов и рептилий, так полюбившихся жителям Пекла. Даже подумать страшно, какую дрянь придётся есть, чтобы выжить.
Не дожидаясь повторного приглашения, Тилия вслед за Варой карабкается по ступеням хлипкой лестнице и те жалобно постанывают под её весом. Всего-то с десяток перекладин, но и они даются с трудом. От резких движений боль в лопатке вспыхивает адским пламенем, и только оказавшись в прохладе полутёмного помещения, ей удаётся перевести дух.
Тилия на секунду прикрывает глаза и с наслаждением тянет носом. Удивительно, но запах диких, с не изменённым генотипом трав сразу же напоминает о матери. А ещё она чувствует слабый аромат полыни, знакомый с детства. Внутри просторно и чисто — насколько это возможно в подобных условиях. Сквозь узкие щели в стенах просачиваются тонкие лучики света, и видно, как невесомые пылинки медленно пляшут в разогретом воздухе. Плетёные из прутьев коврики, устилают дощатый пол, почти полностью заглушая шаги. По углам разложены веточки той самой, не изменённой генотипом полыни. Единственного средства от вредителей: начиная от невидимых глазу клопов и вшей, до гигантских мутировавших крыс, по вентиляционным тоннелям пробирающихся даже на самые верхние уровни. В центре стоит кособокий стол, но как только Вара жестом указывает на него, Тилия понимает: это подобие медицинской кушетки, которые ровными рядами занимают всё свободное помещение лазарета Башни.