Зверь в тени
Отец мне соврал. Он вовсе не стремился защитить меня и Бренду. Предательство самого близкого, самого родного человека отозвалось нестерпимой болью в груди. На меня нашла оторопь. Я не смогла даже взглянуть на отца.
– Что бы ты себе ни надумала, твои глаза сыграли с тобой злую шутку, – продолжил Нильсон. – Ты меня слышишь? Да, у меня была вечеринка, но абсолютно невинная. Вот и все. А сейчас мне нужно, чтобы ты вспомнила все, любые мелочи, которые помогли бы мне выяснить, что произошло с твоими подругами.
– Вы же говорили, что уверены в самоубийстве Морин, – произнесла я, выделяя каждое слово.
– Я и сейчас думаю, что она бросилась в воду сама, – пожал плечами шериф. – Но раз пропали три девушки – а две из них были в твоем ансамбле, смею добавить, – я был бы идиотом, если бы не приехал сюда с вопросами. Если ты, Бренда и Морин сговорились совершить групповой суицид, знай: это глупо. Глупее не придумаешь. Смерть есть смерть. Это не принесет вам ни денег, ни славы. А там, – он поднял глаза вверх, – не нужно ни то, ни другое. По ту сторону вообще ничего нет.
«Вряд ли отец Адольф одобрил бы подобное утверждение», – подумала про себя я. А вслух отчеканила:
– Морин себя не убивала. Бренда не могла покончить с собой. И я не собираюсь себя умерщвлять.
Перед глазами встали таблетки, прихваченные у миссис Хансен. Я поспешила выбросить это из головы.
Несколько секунд шериф Нильсон пялился на меня с непроницаемым выражением лица.
– Если ты припомнишь что-нибудь, что могло бы мне помочь найти Бренду, – наконец проговорил он хриплым голосом, – скажи отцу. А он передаст мне. Вместе с тем я хочу поставить тебя в известность: я планирую поручить полицейским обыскать мой дом, причем сам при этом присутствовать не буду. Не хочу, чтобы кто-нибудь думал, будто мне есть что скрывать. Стоит только допустить, и твой дом по камушку разнесут. Я не позволю вам, детки, разрушить то, что я создал. Ты поняла?
Я только посмотрела на шерифа, отказав ему в удовольствии услышать свой свое согласие.
Я повела себя самоуверенно и дерзко.
Я тогда еще верила, что Бренда вернется домой.
***Толчок, встряска, гул. Смех. Окрик.
Так много мужчин над ее головой. По меньшей мере пятеро. И они не такие, как те, которых он приводил с собой раньше. Те мужчины ступали осторожно, их голоса звучали напряженно и резко, они словно выстреливали словами. Те мужчины приходили по приглашению, но они также понимали, что им не следовало здесь быть. А этих, что находились сейчас наверху, явно не заботило приглашение. Их шаги были широкими, уверенными. Что это были за люди? Полицейские? Или, может, военные?
Бет от них отделяли лишь считанные метры воздуха, несколько балок да половых досок. И разговаривали пришельцы достаточно громко, чтобы ей удалось уловить в их речи каждое шестое слово.
«Девушка… поиски… живая…»
И что-то еще, похожее по звучанию на «додо».
Но если Бет их слышала, они должны были услышать и ее. Надо было только открыть рот.
«Помогите! Я Элизабет Маккейн, меня похитили. Я здесь, внизу!»
Вот что прокричала бы Бет, если бы могла.
Он застал ее врасплох. В который раз. Он был зверем, диким зверем, который все вынюхал, пока она спала. А может быть, в ее темнице имелся глазок, смотровое отверстие – где-то вверху, где она не смогла его обнаружить. И в этот раз она не оставила лампу зажженной, когда он удумал прокрасться внутрь. Так что, если дело было не в волшебных очках ночного видения, ему чертовски повезло застигнуть ее спящей.
Либо его привела к ней вынужденная спешка.
Возможно, он узнал, что эти люди придут.
Да, наверное, так и было. Чем больше Бет размышляла об этом, чем сильнее напрягала свой измученный жаждой и голодом разум, тем очевидней ей казалась эта версия. Он ведь не пришел, как обычно, чтобы надругаться над ней. Он ворвался в комнату, заломил ей руки за спину, связал скотчем, а потом залепил его полоской рот. Звук рвущейся липкой ленты подействовал на Бет угнетающе, словно ток пробежался по коже.
Потом он отпихнул ее в самый угол, как будто хотел лучше спрятать, шепнул на ухо «Сиди тихо!» и торопливо удалился, заперев за собой дверь. А минут через двадцать появились эти люди, так уверенно топающие наверху.
«Думай, Бет, думай!»
Почему он ее связал? Был не в духе? Чего-то опасался? Бет не научилась угадывать его настроение. Она знала ловко притворявшегося мужчину, который всегда садился в ресторане за ее столик – самоуверенного и откровенно заигрывавшего с ней, даже после того, как Бет попыталась его осадить. Она также знала мужчину, который приходил и насиловал ее – эту тупую, фыркавшую обезьяну, раба своих похотливых желаний. Он всегда приходил и уходил очень быстро.
А была еще и третья версия – мужчина, который опорожнял ее ночной горшок и наполнял ведро свежей водой в первые дни ее заточения. Тот, который оставлял ей хлеб. Этот мужчина давно не появлялся.
«Не забывай подкармливать зверей в зоопарке, дружище».
Бет засмеялась, но почти тут же одернула себя. Когда он впервые ее связал, Бет совершила ошибку, попытавшись высвободить руки. Напряженные усилия спровоцировали приступ кашля, от которого у нее заложило нос. С заклеенным ртом она чуть не задохнулась. Ей стоило последних крох самообладания, чтобы успокоить разум, а затем сердце и дыхание.
«Нет, не так», – сказала себе Бет.
«Я не собираюсь умереть вот так, сукин сын», – повторила она ему.
Она могла бы замычать, завыть, чтобы привлечь внимание тех мужчин наверху. Но это бы не сработало, Бет была уверена в этом. Она уже попыталась издать хоть какой-то звук ртом, залепленным скотчем. Звук получился жалким.
Похоже, пришло время сдаться.
Спасение так близко и так недостижимо далеко…
Но ведь он выглядел встревоженным? Разве нет? Да, именно обеспокоенность была заметна на его лице в его последний приход. Бет только сейчас это осознала. Те шаги наверху что-то значили. Они дали ей надежду.
Шаги и извлеченный ею костыль, который он не заметил.
Перед тем как заснуть, Бет спрятала свою находку у дальней стены – у той самой стены, к которой он отбросил ее, ворвавшись в темницу. И теперь Бет держала его в руке и из последних сил терла о него липкую ленту, связавшую ее запястья.
Глава 40
Следующие полчаса я запомнила смутно. Джуни, разбуженная шумом, спустилась по лестнице вниз. Нильсон выскочил из дома. Отец скрылся в своем кабинете, а я застыла, онемевшая. Джуни уселась перед телевизором и стала смотреть последний фильм по Си-Би-Эс.
Отец вскоре вышел из кабинета – в костюме. Он прошел на кухню, вытащил из холодильника клейкую запеканку и отправил ее в рот. Не знаю, почему он вообще продолжал возвращаться домой – этот человек, изображавший из себя хорошего отца и мужа, этот изменник и обманщик.
Он погладил по голове Джуни, сидевшую на диване, поцеловал в щеку меня, стоявшую рядом, и уже был на полпути к двери, когда я осознала, как мне плохо.
– Останься дома, – взмолилась я.
– Что? – На лице отца отобразилось изумление.
Он не заметил, что Джуни спустилась вниз с макияжем на лице, слегка размазанным, потому что нанесла его перед тем, как лечь спать. Он не справился о маме, которая уже месяц не выходила из дома. И не поинтересовался тем, каково было мне после гибели Морин, а теперь и исчезновения Бренды.
– Пожалуйста, – пробормотала я, удивившись нежданному всхлипу. Выпущенные на волю, слезы потекли по щекам горячими струйками. – Пожалуйста, не оставляй нас сейчас. – Меня уже не волновало то, что отец был не тем человеком, которым я его считала.
Я понимала только одно: если он уйдет, я умру.
Отец уже собирался подхватить свой дипломат, но вместо этого поспешил ко мне, притянул к себе и крепко обнял.
– Джуни, ты тоже хочешь, чтобы я остался?