Русская пятерка. История о шпионаже, побегах, взятках и смелости

Было такое ощущение, что в своей любви его купал весь Детройт – город работяг, который так напоминал ему о его родном Воскресенске, где жителей хоть и меньше, но они не менее трудолюбивы и так же обожают свою хоккейную команду. Они хотели, чтобы он остался, пусть даже ненадолго. Они просили его еще об одном танце.
Игорь Ларионов стоял в одиночестве в центре сцены, склонив голову. Внезапно он почувствовал себя незащищенным и неподготовленным к такой ситуации.
– Выходишь на сцену без клюшки, без шлема, без коньков и стоишь перед тысячами болельщиков, а тебе надо им что-то сказать, – вспоминает Ларионов. – Понимаешь, что они любят команду и хотят, чтобы мы играли так еще несколько лет, а потому они начинают скандировать: «Останься еще на год!» И вот я стою там, а сзади меня руководство клуба. И что мне делать? Мне хотелось сказать фанатам: мол, вот с кем надо разговаривать.
Вспоминая эту ситуацию, он показывает пальцем себе через плечо и смеется. Но он был прав. Остаться в команде он мог лишь в том случае, если этого хотело руководство. Возможно, в ту минуту Игорь Ларионов и влюбился в Детройт безумно, по-настоящему. И уже не мог представить себе, что уйдет куда-то еще. В тот момент это было просто немыслимо. Да и потом, наверное, тоже. Он не имел ничего против этого чувства, как и болельщики не имели ничего против побед, тем более таких красивых, изящных и ярких, какими они были, когда в составе команды играли Ларионов и его товарищи.
– Я тогда был в команде где-то полтора года, и болельщики хотели, чтобы я остался. Радостно, что тебя ценят, что ты часть их жизни, – продолжает он. – Раз уж я затронул сердца этих людей своей игрой и вкладом в победу… Это было очень приятно. Это особенный и удивительный момент – вот так принять любовь болельщиков.
Ларионов уже оценил значимость того, что он играет в Детройте – городе с богатой хоккейной историей, где местную команду широко освещают в прессе. О нем практически сразу заговорили в каждом доме, и не только в Детройте. Когда «Ред Уингз» приезжали в Финикс, Лос-Анджелес и Флориду, на аренах было полно людей в атрибутике «Крыльев». И они тоже знали его имя.
Он был благодарен болельщикам за то, что они разделяют политику и спорт, что они понимают разницу между СССР и русскими людьми и ценят, что пять легионеров из ЦСКА выкладываются на полную катушку, играя за их команду.
– Когда пашешь каждый день, в каждой смене и в каждом матче, люди придут на тебя посмотреть, они это ценят, – считает Ларионов. – Ты стремишься сделать для них все, потому что хочется, чтобы они снова пришли на трибуны. Это мое мнение. Ты должен их развлекать. Должен играть в свой хоккей. А все остальное придет само. Мне было очень приятно, что меня так приняли. Хотелось не остаться перед городом в долгу. Мы показали, что считаем это честью и гордимся тем, что играем за «Детройт Ред Уингз». И добились определенного успеха. На параде мы видели разные плакаты. На одном, например, было написано: «Хочу назвать своего сына Игорем!» Это было приятно.
В руководстве клуба всё прекрасно поняли на параде. А то, что Ларионов немного понервничал при той овации, скорее всего, накинуло ему пару баксов на трехлетний контракт, который он затем подписал с «Детройтом». Впрочем, летом 2000 года Игорь в качестве свободного агента перешел во «Флориду», где воссоединился с Павлом Буре. В начале карьеры Ларионова в НХЛ они уже играли вместе за «Ванкувер» – Буре тогда был новичком. Обстоятельства не сложились, и «Пантеры» обменяли Ларионова обратно в «Детройт», где он провел еще два с половиной сезона и в 2002 году помог «Крыльям» завоевать еще один Кубок Стэнли. Последний год карьеры он сыграл в «Нью-Джерси», где не так давно его друг и бывший партнер по «Ред Уингз» Слава Фетисов работал помощником главного тренера.
За 14 сезонов в НХЛ Ларионов провел 921 матч, забросил 169 шайб, отдал 475 передач и набрал 644 очка. Помимо этого, он набрал 97 очков в 150 матчах плей-офф и выиграл три Кубка Стэнли в составе «Детройта». В его резюме также 12 лет в советской лиге, где он провел 457 матчей. В 2008 году его включили в Зал хоккейной славы.
 
После завершения карьеры Ларионов не сидел без дела. В КХЛ он некоторое время проработал директором хоккейных операций в СКА из Санкт-Петербурга. Также профессионально занимался виноделием, разработав серию марок с названиями «Хет-трик», «Щелчок» и «Тройной Овертайм» (Hattrick, Slapshot, Triple Overtime) – в честь своей победной шайбы в третьем овертайме третьего матча финала Кубка Стэнли-2002.
Сегодня он – уважаемый хоккейный агент. Постоянно живет в Детройте. Он стал одним из нас.
* * *
Слава Фетисов стоит у своего шкафчика в раздевалке «Детройта» и тихо переодевается после тренировки. Он невольно прислушивается к разговору у соседнего шкафчика, и его лицо постепенно краснеет, как лого на груди его сетки. Он не говорит ни слова, но с каждой секундой становится все злее и злее.
Сейчас, когда я об этом вспоминаю, сцена кажется даже жестокой. Но я был американским спортивным журналистом, а соседний шкафчик принадлежал Майку Рэмзи – он играл в защите той самой олимпийской сборной американских студентов, которые сенсационно обыграли могучую сборную Советского Союза на Олимпиаде 1980 года в Лейк-Плэсиде. Рэмзи находился на льду в последние секунды матча, отбивая навал советской сборной, в то время как комментатор Эл Майклс кричал в микрофон: «Вы верите в чудеса? Да!»
Для Фетисова это не самая приятная тема для разговора. Он был в составе проигравшей команды в одном из самых сенсационных матчей в истории мирового спорта.
– Да им повезло, черт возьми, – бурчал Фетисов, не в силах совладать с гневом.
Жизнь – забавная штука. Спустя пятнадцать лет, в сезоне 1995–1996, Майк Рэмзи и Слава Фетисов периодически выходили в одной паре в составе команды, которой многие пророчили Кубок Стэнли. Они сошлись во мнении по нескольким пунктам: скажем, если бы та американская сборная сыграла еще 100 матчей против той советской команды, то русские наверняка выиграли бы их все. Так что да, все согласны. Эл Майклс был прав. Это чудо.
В Советском Союзе, понятное дело, то поражение восприняли как немыслимый позор. Фетисов часто рассказывал о том, как перед Олимпиадой советских спортсменов принимали в Кремле.
– Хоккеистам говорили, что можно проиграть кому угодно, кроме американцев, – вспоминает Фетисов. – Это была шутка. Все смеялись.
И тут вдруг поражение в Лейк-Плэсиде, которое следует за Фетисовым тенью, куда бы он ни пошел. Он тогда был молодым человеком, занимался спортом и доминировал на площадке так, что это олицетворяло силу и мощь Советского Союза. Матчи национальной сборной были фактически отражением советского могущества в мировом сообществе. Игроков, большинство из которых служили офицерами Красной армии, зачастую встречали как героев войны, а их подвиги были главным предметом советской пропаганды в то время, когда страна подвергалась критике во всем мире за вторжение в Афганистан.
Поэтому, как утверждает Фетисов, тот матч против сборной США с политической точки зрения, возможно, был самым важным в истории олимпийского спорта. Да и та советская команда должна была легко разделаться с американскими студентами. Фетисов считает, что это вообще была лучшая сборная СССР за всю историю.
Американцы победили со счетом 4:3 на фоне спорного решения советского тренера Виктора Тихонова. После первого периода он посадил на скамейку легендарного вратаря Владислава Третьяка. Тихонов потом не объяснял и не защищал свое решение.
– Все игроки задавались этим вопросом: «Зачем он это сделал?» – рассказывает Фетисов. Но еще более непонятно было – по крайней мере, игрокам, – как Тихонову удалось сохранить свой пост после катастрофы в Лейк-Плэсиде. Тем более при возросших ожиданиях со стороны высших эшелонов советской власти.
– Это самая большая и темная тайна, – утверждает Фетисов. – Возможно, во всей истории мирового спорта.