Одна откровенная ночь (ЛП)

— Она поговорит с тобой, когда будет готова, — произносит он тихо, но с предупреждением в голосе, — если вообще будет готова.
Миллер поворачивается ко мне, его губы на моих волосах. Дышит он глубоко. Успокаивает меня. Таким образом говорит, что мне не нужно делать то, чего не хочу. И я очень сильно его за это люблю.
— Но мне надо поговорить с ней сейчас, — в ее тоне решительности хоть отбавляй, — она должна знать…
Миллер тут же выходит из себя.
— Разве она выглядит, как человек, готовый поговорить? — рычит он, от чего я вздрагиваю в его руках. — Ты бросила ее!
— У меня не было выбора, — дрожащим голосом произносит мать.
Ее эмоции очевидны. Однако я не сочувствую. Может, потеряла человечность? Бессердечная. Нет, сердце как раз у меня есть. И оно бьется внутри меня, напоминая о поступках матери, совершенных много лет назад. В моем сердце нет места для Грейси Тейлор. Оно заполнено Миллером Хартом.
— У всех есть выбор, — заявляет он. — И я свой сделал. Я пройду все круги ада ради этой девушки. Да, все. А ты нет. Это делает меня достойным ее любви. Поэтому я заслужил ее.
Из-за его признания снова начинаю рыдать. От осознания того, что он любит меня, пустота внутри заполняется чистой благодарностью. Эмоции переполняют меня, когда я слышу, что Миллер говорит о том, что достоин моей любви.
— Ты самодовольная задница, — кипит Грейси. Кровь Тейлоров бурлит в ней, наружу вырывая фамильную дерзость.
— Грейси, дорогая, — вмешивается Уильям.
— Нет, Уилл! Я ушла, чтобы уберечь ее от той порочности, в которой сама погрязла. Переезжала из страны в страну в течение восемнадцати лет. Тот факт, что я не могла находиться рядом с дочерью, убивал меня каждый день. Я не могла быть мамой! Будь я проклята, ведь он пытается втянуть ее в то болезненное дерьмо, с которым мне приходилось иметь дело все эти годы!
Это громкое заявление прорывается сквозь мою мучительную агонию. Ее боль? Ее, черт возьми, боль? От желания выпрыгнуть из объятий Миллера и дать ей пощечину у меня на мгновение кружится голова. Я в гневе. Но Миллер делает долгий, ровный вдох и обнимает меня за талию, отвлекая от намерений. Он прекрасно понимает, что ее слова делают со мной. Кладет ладонь мне на ногу и тянет в знак того, что я должна ответить, так что обхватываю бедрами его талию в знак признательности, а может быть, назло матери.
Это все, что мне сейчас необходимо. Он не бросает меня, а я не отпускаю его. Даже ради матери.
— Она моя, — холодно, спокойно и уверенно постановляет Миллер. — Даже ты не сможешь украсть ее у меня. — Его почти неразумное обещание наполняет меня надеждой. — Брось мне вызов, Грейси. Только, блядь, попробуй.
Он поворачивается и выходит из «Сообщества». Я обвиваюсь вокруг него, как туго завязанный шарф, который никогда не будет развязан.
— Отпусти меня, — шепчет Миллер, когда мы подходим к машине. Но я только крепче прижимаюсь, — Оливия, ну же.
Утираю слезы и отрываю мокрое лицо от шеи Миллера. Взгляд прикован к влажным следам на белой рубашке. Макияж тоже отпечатался. Тушь и розовые румяна впитались в дорогую ткань.
— Рубашка испорчена, — вздыхаю я.
Мне не нужно смотреть на него, чтобы знать — Миллер кривит лицо.
— Все в порядке, — в голосе смущение, что подтверждает мою предыдущую мысль, — давай, спрыгивай.
С его помощью встаю на ноги. Не в силах смотреть на Миллера, знаю, он в замешательстве. Потребует объяснений по поводу моей беспечности. А я не хочу объясняться. Никакие требования не поменяют мое мнение. Поэтому проще избегать его любопытного взгляда.
— Поехали за Нан, — практически пою я и разворачиваюсь.
Сажусь на пассажирское сидение, оставив Миллера в полном замешательстве. Плевать. Проще сделать вид, что ничего не произошло.
Захлопываю дверь и быстро пристегиваюсь. Умираю, как хочу уже увидеть Нан и забрать ее домой. Начну помогать ей с выздоровлением.
Игнорирую пронзительный взгляд Миллера, когда он забирается в машину. Тянусь к стерео, чтобы включить музыку. Улыбаюсь, когда слышу «Midnight City» от M83. Идеально.
 
Проходит несколько секунд, а он все еще не завел машину. Наконец набираюсь смелости и смотрю на него. Улыбаюсь ярче.
— Поехали уже.
Он едва не дергается, но удерживает себя на месте.
— Ливи, их…
Тянусь и прижимаю палец к его губам, затыкая.
— Никаких их, Миллер, — начинаю, передвигая палец ниже к горлу, когда окончательно убеждаюсь, что он не перебьет меня. Кадык Миллера дергается. — Только мы, — улыбаясь, произношу я.
Он хмурится и медленно качает головой. Затем улыбается в ответ и берет мою ладонь в свою, нежно целует.
— Мы, — подтверждает он, а я улыбаюсь шире.
Киваю, выражая благодарность. Возвращаю ладонь к себе на бедра и удобнее устраиваюсь на кожаном сидении. Взгляд направлен на панель управления. Все усилия бросаю на то, чтобы сконцентрироваться на одной единственной мысли.
Нан.
Видеть ее прекрасное лицо, слушать смелые слова, чувствовать мягкость ее тела во время крепких объятий, и наслаждаться временем, которое я проведу с ней, пока она выздоравливает. Это моя работа. И только моя. Никто не заберет это удовольствие. Только я. Она моя.
— Пока что мне хватит такого ответа, — произносит Миллер и заводит двигатель.
Кошусь на него и замечаю, что он делает то же самое. Смотрю вперед, игнорируя его слова и взгляд, который говорит мне, что к этому разговору Миллер еще вернется. Да, знаю это. Но сейчас у меня есть прекрасное отвлечение, в которое могу окунуться с головой.
В больнице очень жарко и много людей. Но по какой-то странной причине это место успокаивает. Решительно шагаю вперед. Ноги будто идут сами, помогая моему телу с планом по отвлечению. Миллер молчит с того момента, как мы отъехали от «Сообщества». Он оставил меня наедине со своими мыслями, блокирующими все, что может расстроить. Ощущаю только восторг от скорой встречи с бабушкой. Ладонь он держит у меня на затылке, мягко впиваясь кончиками пальцев в кожу. Люблю его осведомленность о том, что мне нужно. Только он. И Нан. Никто больше не нужен.
Сворачиваем за угол, входим в отделение для престарелых, и я сразу же слышу отдаленное кудахтанье Нан, отчего восторг, который поддерживает мою жизнедеятельность, увеличивается. Ускоряю шаг. Я в нетерпении. Мы входим в палату и видим ее, сидящую на одной из коек. Каждая частичка меня загорается и встает на место. Нан сидит в своем кресле, одетая в выходное платье. Саквояж стоит у нее на коленях. Бабушка смотрит телевизор и заливисто смеется. Расслабляюсь под прикосновением Миллера. Просто стою и смотрю на нее до того момента, пока она не отрывается от экрана и не обращает взгляд своих голубых глаз на меня. Вижу слезы от смеха. Нан утирает их.
Ее улыбка исчезает, взгляд становится рассерженным. От этого мой восторг затухает, а счастливое сердце учащенно бьется уже из-за тревоги. Она знает что-то? Неужели у меня на лице все написано?
— Ну, наконец-то! — пронзительно восклицает бабушка и выключает телевизор.
Суровость тут же пропадает, уступая место счастью. Мои страхи исчезают. Она никогда не узнает. Не могу рисковать ее здоровьем.
— Мы приехали на полчаса раньше, — говорю я и хватаю Миллера за запястье, чтобы посмотреть время на его часах. — Сказали же в четыре.
— Ну, я сижу тут и жду уже час, — фыркает бабушка. — Ты подстриглась?
— Подровняла немного. — Тянусь к волосам и поправляю их.
Нан встает, и Миллер тут же забирает у нее сумку, предлагая руку. Она замирает и смотрит на него, ее раздражение сменяется озорной усмешкой.
— Какой джентльмен, — замечает бабушка, кладя морщинистую руку в ладонь Миллера. — Спасибо.
— Не за что, — отвечает Миллер, нагибаясь, чтобы помочь ей. — Как вы себя чувствуете, миссис Тейлор?
— Замечательно, — без тени сомнения отвечает Нан, стараясь стоять ровно.
Совсем не замечательно. Она немного шатается. Миллер оглядывается на меня, чтобы взглядом дать понять, что он тоже заметил.