Одна откровенная ночь (ЛП)

— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. — Выпиваю весь стакан и резко выдыхаю, а потом наполняю его снова.
Напряжение в комнате можно резать ножом. Мельком замечаю осуждение на лице на Миллера. Опрокидываю второй стакан и с громким звуком ставлю на стол, заставляя своего мужчину вздрогнуть. Хочу, чтобы он почувствовал то же, что чувствую я. Хочу сломать эту его стойкость. Сейчас только этого.
— Я имею в виду, — уверенно начинает София, глядя на меня и слегка кривя свои красные губы, — что ты влюблена в него и думаешь, что способна его заполучить. Только ты не способна.
Я не отрицаю.
— Потому что ты хочешь его.
— Он и так мой.
Миллер не спорит с ней и не ставит на место, да и не собирается это делать. Я не могу найти в себе достаточно здравого смысла, чтобы убедить себя, что на это должна быть веская причина, поэтому наливаю еще одну рюмку водки и неторопливо подхожу к нему. Он стоит как статуя у двери, засунув руки в карманы, и явно раздраженный до предела. Миллер взирает на меня с той невозмутимой эмоциональной красотой, которая покорила в нем в первую очередь. Это обычное дело. Его защитный механизм включен. Останавливаюсь перед высокой, неподвижной фигурой и смотрю вверх, отмечая выдающиеся желваки на его темной, заросшей щетиной челюсти.
— Надеюсь, ты счастлив в своей темноте.
— Не дави на меня, Оливия. — Его губы еле шевелятся, слова едва слышны, но они полны угрозы… которую я игнорирую.
— Еще увидимся. — Захлопываю за собой дверь, быстро шагаю по лабиринту коридоров и, обнаружив лестницу, перепрыгиваю через две ступеньки. Опрокидываю третью рюмку водки, и мне не терпится добраться до бара, чтобы сохранить бесчувственность, вызванную алкоголем.
— Ливи?
Поднимаю глаза и вижу Тони и Кэсси, стоящих на верхней ступеньке лестницы. Они хмурятся, глядя на меня. Мне нечего сказать им, поэтому обхожу их и поворачиваю за угол, направляясь в основной клуб.
— Ливи, — зовет Тони, — где Миллер?
Разворачиваюсь и обнаруживаю, что выражение их лиц сменилось на беспокойное. И я понимаю почему.
— В своем офисе, — произношу, пятясь назад, чтобы не задерживать побег, — с Софией.
Тони ругается, а Кэсси выглядит искренне обеспокоенной, но я не трачу время на выяснение причин их состояния. Непреодолимая потребность заявить о своих правах никуда не делась, как и желание причинить Миллеру боль после всего случившегося. Я в курсе, что это не так, он в курсе, что это не так. Однако его невозмутимость и воспоминание о том, как Миллер говорит, что скучал по ней, распаляет меня.
Пробираясь сквозь толпу под мощные биты «Prituri Se Planinata» группы NiT GriT, атакующие мои уши, я добираюсь до бара и с громким стуком опускаю пустую рюмку и двадцатку.
— Водку с тоником, — требую я, — и текилу.
Заказ и сдачу приносят быстро, и я немедленно опрокидываю в себя текилу, а затем сразу водку. Жидкость обжигает все на пути к желудку, отчего я зажмуриваюсь и кашляю. Но это меня не останавливает.
— Повторите, — кричу я, как только бармен заканчивает с парнем рядом со мной. Онемение всего — моего разума, моего тела, моего сердца — усиливается с каждым глотком алкоголя. Отчаяние быстро ускользает. Мне это нравится. Появляется некая отстраненность.
Прислоняюсь к барной стойке и осматриваю клуб. Неторопливо скольжу взглядом по толпам людей, прижимая напиток к губам, но не отпивая. Неожиданно задаюсь вопросом, является ли отсутствие поспешности, которая заставила меня затеряться в толпе и посеять хаос в здравом уме моего джентльмена, моим подсознанием, предупреждающим не быть опрометчивой, перестать пить, собраться и хорошо подумать о том, что происходит и почему.
Возможно.
Скорее всего.
Несомненно.
Вероятно, впадаю в пьяный ступор, но я все еще способна оценить этот спящий, безрассудный ген, который заставил меня охотно искать клиентов своей матери и опуститься до уровня, который не в силах вынести. Ощущая знакомые взрывы внутреннего фейерверка, оглядываю клуб уже не так небрежно, скорее панически. И тут замечаю, как Миллер направляется ко мне.
 
Ох, черт. Предположение, что в сложившейся ситуации он не станет контролировать меня, только что разбилось на куски. Выглядит мой мужчина как убийца, и очевидно, я — единственный источник его гнева. Его губы сжаты, глаза потемнели. Он подходит и вырывает напиток из моей руки.
— Никогда больше не обслуживай эту девушку, — рявкает он через мое плечо, не отрывая от меня глаз.
— Хорошо, сэр, — доносится сзади робкий ответ.
— Убирайся, — выдыхает Миллер мне в лицо. Он едва сдерживает себя. Быстрый взгляд назад подтверждает, что София на другом конце клуба болтает с мужчиной, но безотрывно наблюдает за нами. И вид у нее очень заинтересованный.
Мои плечи непроизвольно распрямляются, и я забираю свой напиток из-за спины.
— Нет, — шепчу я, прежде чем сделать глоток.
— Я уже попросил.
— А я уже тебе ответила.
Миллер снова тянет руку к моему стакану, но я отстраняюсь и пытаюсь убежать, ныряя мимо него. Не успеваю далеко уйти, как он хватает меня за руку, останавливая.
— Отпусти.
— Не устраивай сцен, Оливия, — говорит он, забирая напиток из моей руки, — ты не останешься в моем клубе.
— Почему? — интересуюсь, не в состоянии остановить Миллера, чтобы не толкал меня. — Потому что вмешиваюсь в твои дела?
Меня резко останавливают и разворачивают. Миллер так близко приближает лицо к моему, что уверена, со стороны выглядит, будто он целует меня.
— Нет, потому что у тебя есть гребаная отвратительная привычка позволять другим мужчинам пробовать себя, когда ты злишься на меня.
Его взор опускается к моему рту, и я знаю, он борется с желанием самому попробовать меня на вкус. Горячее дыхание на лице гасит часть моего гнева, уступая место другому жару. Но лицо Миллера становится суровым, он отстраняется и отступает от меня на шаг.
— И я не стану долго раздумывать, прежде чем сломать их пополам.
— Я действительно злюсь на тебя.
— Так же, как и я.
— Ты сказал, что скучал по ней. Я слышала это, Миллер.
— Как? — Он даже не отрицает это.
— Она позвонила мне по телефону.
Его дыхание тяжелеет. Я вижу это и слышу. Меня хватают и разворачивают, грубо подталкивая.
— Доверься мне, — шипит он, — мне нужно, чтобы ты доверяла мне.
Миллер грубо толкает меня через толпу, пока я отчаянно пытаюсь сохранить веру в него. Ноги неустойчивы, а разум и того хуже. Люди наблюдают за нами, уступают дорогу, бросая на нас любопытные взгляды. Я не трачу времени на изучение их лиц… пока не натыкаюсь на знакомое.
Фокусируюсь на мужчине, медленно поворачивая голову, чтобы не отрываться от него, пока мы проходим мимо. Он мне знаком и, судя по выражению узнавания на его лице, я ему тоже. Он улыбается и двигается нам навстречу, не оставляя Миллеру иного выхода кроме как остановиться.
— Эй, не стоит выпроваживать молодую леди, — заявляет он, протягивая напиток Миллеру. — Если она слишком пьяна, я с радостью позабочусь о ней.
— Уйди, — угрожающе цедит Миллер, — сейчас же.
Парень слегка пожимает плечами, не впечатленный, либо просто проигнорировавший угрозу, исходящую от его слов.
— Я просто избавлю тебя от хлопот.
Под его пристальным взором опускаю глаза и напряженно размышляю. Откуда он мне знаком? Но затем вздрагиваю и отступаю, ощущая, что с моими волосами играют. Холодные мурашки, ползущие по шее, сообщают, что это не Миллер. Это незнакомец.
— Ощущаются так же, как и много лет назад, — задумчиво произносит он. — Я бы заплатил только за удовольствие снова вдохнуть их аромат. Никогда не забуду эти волосы. Все еще работаешь?
В легких заканчивается весь воздух, когда осознание сосущим чувством отдается в животе.
— Нет, — задыхаюсь я, отступая назад и врезаясь в грудь Миллера.
Исходящие от него жар и дрожь указывают на психопатическое состояние. Однако эта опасность затмевается безжалостными воспоминаниями. Теми, которые у меня получилось спрятать в глубине сознания. Этот мужчина пробудил их, и они с грохотом понеслись вперед. Они заставляют меня хвататься за голову, дрожать и кричать от отчаяния. Они не уйдут. Они атакуют меня, заставляют быть свидетелем мысленного повтора встреч из моего прошлого, с которыми я так долго сражалась в темном, тайном месте на задворках сознания. Теперь их освободили, и ничто не может помешать броситься вперед. Воспоминания безостановочно мелькают, обжигая мне глаза.