Будет только хуже (СИ)

— Но получилось так, что это именно я? — наконец уточнил он, хотя спросить хотелось о чём-то другом. — Именно от меня зависит, вернётся ли этот мир в норму, а не от кого-то другого, так?
Влад хотел рассмеяться, но от этого только сильнее болело в груди.
— Так.
— Это странно. Почему именно я?
— А почему нет?! — всплеснул руками Ставицкий. — Как будто ты первый, кто задаёт себе эти вопросы. Так получилось! Так бывает! Ты думаешь, я себе не задавал этот вопрос? Как будто я просто так решил упиться до смерти.
— Так! Давайте заканчивать приготовления, а то я прямо ощущаю как разваливаюсь на составляющие, — неожиданно твёрдо произнёс Алексей. Он поднялся, опираясь на приборную панель, на которой остались кровавые отпечатки его ладоней.
И они продолжили заниматься подключением генератора, тем более, что им действительно становилось всё хуже и хуже.
Влад наблюдал за приготовлениями Ставицкого, который щелкал тумблерами на панели управления, переключал что-то на щитках, переставлял кабели из одного гнезда в другое, потом задумчиво смотрел на стрелки приборов, и снова принимался за настройку.
Несколько раз свет моргал, а однажды вообще погас, и работать пришлось в свете электрических фонариков, тихо матерясь и проклиная проводку, или что там ещё могло гореть, так как в помещении явственно запахло жжёным пластиком и резиной.
Господи! Да сколько лет этому оборудованию, думал в тихом ужасе Влад, и его спутники, за исключением разве что Ставицкого, были такого же мнения. Ни тебе ни одного ЖК-монитора, ни одного сенсорного экрана. Всё, буквально всё было лампово-аналоговым. Да как они вообще могли воздействовать на материю пространства с такими-то агрегатами!
На все эти немые восклицания в голове сам собой всплыл образ Николы Теслы и его экспериментов. Мол, на, получи и распишись. Человек и не такое делал и без всяких там микрочипов. Ну, ладно.
— Ну что там? — кричал в темноте Алексей, обращаясь в Ставицкому.
— Надо заменить предохранители и перебросить питание! — отвечал учёный.
Влад и Павел таскали детали и катушки с проводами, обжимали их и закручивали клеммы там, где указывал Ставицкий.
Несмотря на первоначальную неприязнь к Ставицкому, вызванную первым впечатлением от встречи, теперь Влад даже восхищался учёным, которому нравилось своё дело.
Фонарь выхватил его напряжённое, уставшее, но на удивление, увлечённое лицо с отвёрткой в зубах, когда он переключал очередные тумблеры.
— Так! — выдохнул Ставицкий, и налобный фонарик дрогнул. Все замерли, глядя на учёного, который одной рукой держался за рубильник, а другой упирался в стену от усталости. — Либо сейчас, либо никогда.
Влад обратил внимание, как Павел снова мельком перекрестился. Вроде, о какой вере может быть речь, после того, что они пережили и увидели, а Павел, судя по всему, видел гораздо больше Влада, но человек всё равно надеялся на какие-то высшие силы. Может быть, в его жесте и было больше суеверия, чем веры, да только какое, по большому счёту, имеет значение.
— Не томи уже! — выдохнул, кашляя, Алексей. Выглядел он всё хуже и хуже.
Ставицкий почему-то тянул.
— Ну, — подал голос Павел.
Но учёный вместо того, чтобы уже опустить рубильник, словно замер, а потом рванул с места и, сильно хромая, выбежал в коридор в соседнюю комнату, из которой вернулся Алексей. Влад даже удивился такой прыти. Послышалось какое-то лязганье и щелчки, и минуту спустя Ставицкий вернулся.
— Я должен был проверить, — не уточняя, что именно он должен был проверить, пояснил он.
— Ну, теперь-то всё? А то мы скоро сдохнем, так и не запустив установку, — не выдержал Влад. — Каждая минута на счету.
Ставицкий посмотрел на него немигающим взглядом и выдал:
— Время не имеет значения.
Его рука резко опустилась.
Раздалось размеренное гудение, а помещение и коридоры осветились тёплым светом древних ламп накаливания.
Горелым не пахло. По крайней мере, не сильнее, чем до этого. Свет не мигал. Разве что появился запах, как после только что прошедшей грозы.
 
— Пахнет озоном, — отметил Влад.
По лицу Ставицкого расползлась довольная улыбка, и Влад заметил, что у того нет двух зубов, а дёсны имеют нездоровый цвет. Автоматически Влад языком потрогал свои зубы — даже так он ощутил, как они шатаются.
— Это хорошо! — произнёс Ставицкий. — Это значит, что генератор работает. Мы сможем сгенерировать новую волну, которая пересоберёт этот кусок пространства-времени.
— Всё будет, как прежде?
— Должно быть, — он пожал плечами. — Мы никогда так раньше не делали.
Со своего стула поднялся пошатываясь Алексей, а за ним встал, сидящий на полу Павел, который буквально опирался на стену, чтобы не упасть от истощения.
— Хватит тогда сопли жевать, — прохрипел капитан, закашлялся, и из его рта полилась кровь. Он вытер рот рукавом и посмотрел на перепачканную одежду. — Времени у нас п-почти не осталось. П-пошли в камеру.
Он махнул рукой, приглашая за собой. Точнее попытался махнуть, но жест получился совсем уж слабый, рука лишь слегка дёрнулась. Они поплелись по направлению к очередной металлической двери, которая больше всего напоминала люк на подводной лодке — такой же штурвал и запорный механизм. Над дверью горела зелёная лампочка.
Павел с Алексеем стали вдвоём крутить «штурвал», который, если и поддавался, то с большим с трудом. Ещё бы, столько лет механизм не смазывали и вообще никак за ним не следили.
Втроём там делать было нечего, и Влад, почесав голову и обнаружив в руке клок волос, решил поговорить со Ставицким.
— Вы…ты не пойдёшь с нами?
Измученное лицо учёного изобразило искреннее непонимание.
— Зачем?
— Ну, чтобы помнить.
— Ты серьёзно? Это ты должен туда зайти, это ты часть пазла мироздания, без которого континуум не примет нужную структуру. А мне это на хр@н не сдалось.
— В смысле? Ты же исчезнешь. Точнее, останешься, но будешь совсем другим.
Ставицкий откинулся в кресле, которое от такого обращения издало жалостливый скрип, положил руку на пульт, готовый нажать кнопку «пуск» в любую секунду.
— А оно мне надо, Влад? Ты что, думаешь, что я хочу это всё помнить? Благо у меня не было ни детей, ни жены, — он скривил губы в ехидной усмешке, — разве что кроме бывшей. Но друзей я здесь всех потерял. Всех знакомых. Родителей своих, понимаешь? Я вот сейчас сижу и распадаюсь у тебя на глазах от зашкаливающей дозы радиации…
Он пошевелил губами, двигая языком во рту, и выплюнул на пол очередной зуб.
— Во! Круто! — весело шепелявя, воскликнул он, глядя на подскочивший от удара о пол зуб. — И ты хочешь, чтобы я всё это помнил? Нет уж спасибо-спасибо! Мне такого счастья не надо. И не вздумай там ко мне подходить и что-то такое рассказать. Хотя не факт, что я вообще поверю. В такое, если сам не переживёшь, поверить будет сложно.
Потом на секунду-другую ушёл в себя, о чём-то размышляя. Потом полез во внутренний карман куртки и извлёк оттуда увесистую фляжку, которая, суд по звукам, была практически полной. И ведь тащил же всё это время с собой!
— С другой стороны, там будут люди, которые наверняка тебе поверят, а они убедят меня… — Ставицкий, отвинтив колпачок, сделал глубокий глоток виски. — Короче, как хочешь, я всё равно ничего не вспомню, но лучше не надо. Ты, Влад, лучше постарайся свою жизнь устроить. Считай это вторым шансом. А второй шанс, он, как это пелось, не получка, не аванс. Выпадает только раз.
Он снова сделал глоток.
— Хотя, кому-то и первого не выпадает, — вздохнул он.
— Неужели тебе не хотелось бы вернуться в горы Памира? Вспомнить всё как было? Или сюда, но только в другой реальности всё запустить так, как и должно работать?
— А ты знаешь, как оно должно быть? Или как оно было в горах Памира? Хочу ли я туда возвращаться, Влад? Сам подумай! Ты думаешь, что я вот просто так бухаю, потому что я алкоголик? Я, Влад, держался, очень долго держался. А потом вот это всё! И это к тому, что было, и с чем я боролся. Нет, спасибо, мне хватит тех проблем. Уж лучше, я всё забуду, как будто ничего и не было. Мне хватит моих проблем из той реальности.