Ведьмоспас

– Спроси, спроси, как мы заклинание-то узнаем, – сказал Вася.
– Угу, – Середкин отколотил вопрос. Послышался ответный ритмичный стук. – Так, говорит, азбукой Морзе и расскажет – чего рисовать и чего говорить. Только, говорит, чур колдовать на вон тот угол, чтоб вместе деру дать.
– Само собой, – сказал Борисыч. – Мы ж не суки какие-нибудь, чтоб их на съедение оставить. Люба, верно говорю?
Люба молча кивнула.
Меж тем Середкин продолжал переговоры.
– Говорит, открой коробку. Открыла? Ступай в угол. Рисуй квадрат. Из углов – загогулины вроде запятых, – Середкин повел указательным пальцем, будто рисовал толстую гусеницу. – Теперь говори… господи, ну и хрень…
– Господи, ну и хрень, – послушно повторила Люба.
– Да не это! – воскликнул Середкин. – Говори: иззанн кленнории прааа иззасс кариллисс.
– Иззанн к… кленнории… – забубнила девушка под аккомпанемент волшебной мелодии, – чего там дальше… а! прааа иззасс… кариллисс!
Ничего не происходило.
– Черт! – выругался Середкин. Дмитрий Андреич снова забарабанил в стену. – Ну вот, а сразу не мог сказать? Говорит, заклинание надо произносить громко и четко, не сбиваясь, а то…
Люба завизжала. Выронила Боекомплект и снова истошно завизжала.
– Ты чего? – спросил Середкин и вдруг кувшин выскользнул из рук и, глухо звякнув, упал на покрытый соломой пол. – Фу ты, блин! Растяпа, – буркнул Середкин, потянувшись за глиняным «переговорным устройством». Когда пальцы почти коснулись кувшина, он обнаружил, что пальцев-то и нет, а есть когти в мягких подушечках и здоровенная лапа, покрытая коротким рыжим мехом в черную полоску. Еще Середкин с удивлением понял, что ему куда сподручней ходить на четвереньках, а вонючий подвал не просто вонюч, но каждый запах имеет свой смысл и значение. В данный момент, например, запахи просто кричали о том, что поблизости есть много еды и много тех, кто может эту еду отобрать. «Не хапать!» – хотел было крикнуть Середкин, но вместо этого из глотки вырвался устрашающий рев.
– Че орешь? – послышалось сзади. Середкин оглянулся. На него смотрели Вася и Борисыч – вечные друзья-соперники, оба мордатые, в одинаковую рыже-черную полоску. Только у Васи хвост стоял трубой, а у Борисыча мотался из стороны в сторону. – Че орешь, спрашиваю? – повторил Борисыч.
Середкин не ответил. Он обошел приятелей с тыла и тупо уставился на хвосты.
– У вас хвосты отросли, – сказал он, наконец.
Вася хмыкнул.
– Удивил, блин. Тоже мне новость. Ты тоже не с голым задом ходишь.
Середкин оглянулся и с чувством странного удовлетворения кивнул собственному хвосту, будто здороваясь.
– И среди тигров бывают тупицы, – прокомментировал Борисыч. – Ты что ж, гад, сразу не мог Любке сказать про «громко и четко»?
– Так Андреич…
– Андреич, Андреич, – передразнил Вася. – Хватай кувшин, стучи – узнавай, как обратно превратиться.
– Как же я его возьму? У меня рук нет!
– Черт, незадача! – Вася попытался почесать в затылке и вдруг взвыл дурным голосом – когти пропороли кожу.
– Господи, у кого-нибудь здесь есть руки?! – возопил Борисыч.
Они осмотрелись. Новая физическая оболочка имела один огромный плюс: позволяла видеть в темноте. Молодые послушники Андрюша и Артур тоже превратились в тигров. Они сидели в дальнем углу, таращась друг на друга совершенно безумными глазами. И только Люба сохранила человеческий облик. Она стояла, вжавшись в угол, и была так бледна, что выделялась в темноте белым пятном.
– Люба! – крикнул Борисыч. Девушка вздрогнула, зажмурилась. – Люба, хорош дурачиться. Отстучи этим уродам, чтоб расколдовали, а то у нас рук нет.
Девушка не отвечала. Она дрожала всем телам и тихонько поскуливала.
– Во дела, – сказал Вася, вовремя остановившись, чтобы снова не почесать макушку. – Может, ей мозги отшибло? Эй, Люба! – Он ткнулся носом девушке в руку. Люба взвизгнула.
– Черт! Она нас не понимает! – воскликнул Борисыч. – Мы ж теперь рычим, как в зоопарке. Она нас боится. Думает, мы совсем дикие стали. Середкин, хватит принюхиваться! Она тебя больше всех боится!
 
– Из пакета вкусно пахнет, – виновато сказал Середкин, едва сдерживаясь, чтоб не облизнуться. Чтобы чем-то занять себя и отвлечься от мыслей о еде, он сел и принялся вылизывать себе брюшко.
– Середкин, отставить! – рявкнул Борисыч. – Совсем сдурел? Веди себя как человек.
В коридоре послышался шум. Прошаркал туда-сюда старый кавлан.
– Слушайте, мы ж тигры! Может, они тигров не едят? – выпалил Середкин.
– Дурак, – сказал Борисыч. – А еще азбуку Морзе знает. Ну не едят они тигров, и что? Зато из тигра можно коврик сделать или чучело, или китайское снадобье от импотенции. На худой конец в цирк или в зоопарк отправить. Хочешь всю оставшуюся жизнь провести в клетке?
– Люба! – испуганно завопил Середкин.
Люба молчала. Было видно, что она держится из последних сил и вот-вот хлопнется в обморок.
Борисыч сел. Его хвост шуршал в соломе как целое стадо откормленных мышей.
– Надо же, расклеилась. Такая смелая девка, и вот на тебе. Любка, держись, сейчас что-нибудь придумаем.
– Знаю! – завопил вдруг Середкин. Он подскочил к Артуру и Андрюше. Те сидели на прежнем месте и, судя по всему, чувствовали себя почти так же скверно, как Люба. Чтобы ободрить их, Середкин отвесил обоим по оплеухе, потом произнес короткую прочувствованную речь. Все трое поднялись на задние лапы и, положив передние на спину впереди идущему, двинулись вдоль стены, пытаясь изобразить что-то вроде Летки-енки.
Люба следила за ними, затаив дыханье.
– Во зажигают! – восхищенно выдохнул Вася. – Здорово придумали! Только я вот что думаю: Любу-то мы успокоим. А кто будет в стену стучать? Она не знает морзянки, а мы не можем ей объяснить, что делать.
– Погоди-ка, – сказал Борисыч. Путаясь в четырех ногах, он подковылял к тому месту, где Середкин устроил телеграф, продел хвост в ручку кувшина и попытался поднять. Ровно секунду кувшин висел в воздухе, потом шлепнулся на солому.
– Блин! – с досады Борисыч совсем по-кошачьи несколько раз дрыгнул задней ногой. После он попытался поддеть кувшин передней лапой. Лапа не пролезала в ручку. Когти до того противно скребли по обожженной глине, что Борисыча передернуло. Кувшин снова оказался на полу.
Борисыч фыркнул и растерянно огляделся по сторонам. И вдруг увидел Любу. Девушка уже пришла в себя. В свете фонарика ее лицо еще казалось бледным, но взгляд стал твердым и «скорпионий хвост» в нижней губе воинственно топорщился.
Люба подобрала кувшин, постучала им в стену и громко сказала:
– Братья, вы меня понимаете? Отзовитесь!
Тигры застыли, уставившись на девушку.
– Понимаете или нет, черт возьми!
Борисыч первым догадался кивнуть и сказал «да» («ЫРРР» – услышала Люба).
В коридоре снова поднялся шум. Заскрипела какая-то дверь. Послышался громкий протестующий визг. Коротко ухнула дубинка, визг оборвался. Что-то поволокли.
– Кто из вас Середкин? – сказала девушка, не обращая внимания на шум.
Тигр-Середкин браво отдал честь правой лапой. Люба почесала его за ухом.
– Отлично. Значит так: сейчас я скажу тебе несколько слов, а ты отстучишь их по полу – хочешь лапой, хочешь хвостом. Я повторю. Если получилось – киваешь, и я стучу в стену этим. Понял?
Середкин кивнул, а Борисыч замурлыкал, уважительно глядя на Любу.
Середкин оттарабанил фразу азбукой Морзе. С третьей попытки девушка воспроизвела ее. И вот за стену ушло первое кувшинное послание.
– Тук-туктук… – сразу же послышалось в ответ.
– Повторяю, – начал Середкин. – Нарисуй ру… – и вдруг замолчал, пораженный дикими звуками, вырвавшимися из его собственной глотки. – Мужики, я ж рычу, – сказал он, таращась на других тигров. Что делать?
– Проклятье, – простонала Люба. И добавила, вспомнив любимое присловье Гиллигилла, – Драконьи потроха!
Повисло молчание – лишь слышно было, как копошатся в соломе крысы. Все уставились на кувшин, будто решение проблемы крылось именно в нем.