Долгая заря (СИ)

— Там уже! Ждет!
Ждал доктор физматнаук Киврин в лаборатории у «межпространственников». То есть, солидно сидел на столе, болтая ногами, и грыз яблоко.
— Здорово, шеф! — невнятно воскликнул он. — Какие проблемки?
— Главная моя проблема — это ты, — ответил я брюзгливо.
— Увы, она неразрешима! — глумливо ухмыльнулся Владимир, сочно хрупая.
— Да, легче прибить.
— Ше-еф! — жизнерадостно взвыл Киврин. — Это же не наш метод! Где человек — человеку?
Встав в академическую позу, он вытянул руку и разжал пальцы — огрызок спланировал в урну.
— Всё! Готов к труду и обороне.
— Ром, — кисло сказал я, оборачиваясь к хихикающему Почкину, — где данные лунных детекторов?
— Вот! — засуетился тот, подхватывая ворох регистрограмм. — Я всё свел уже, чтобы с дисплея читать.
— Ага… — не отрываясь от экрана, я нашарил рукою стул, и уселся. — Ага… Короче. У меня, наконец-то, руки дошли до одной… хм… проблемки. За что мы тут орденами увешались, помните? Как «прокол» схлопнулся? А теперь давайте посчитаем реальное энерговыделение при взрыве стандартного 30-килотонного плутониевого боеприпаса в «Дзете»…
— Уже, шеф! — картинно ответил Володька. — Больше двухсот килотонн.
Почкин выразительно хмыкнул:
— А не многовато ли?
— Рома! — голос Киврина обрел покровительственный тон. — Во-первых, плутоний распался в дзета-пространстве на все сто процентов, а не на треть, как это происходит здесь, у нас. А, во-вторых, в «Дзете» ядро Pu-239 при делении распадается не на два, а на четыре осколка, что высвобождает значительно больше энергии! Понимэ?
— Не верю! — театрально провозгласил Почкин.
— Ладно вам, актеры из погорелого театра, — забурчал я, излучая начальственную вредность. — Мне тоже без дела не сиделось. По моим расчетам, спецбоеприпас рванул с тротиловым эквивалентом в двести десять килотонн. Но! Я вас почему сегодня собрал? Вчера дозвонился Ванёк… э-э… контр-адмирал Гирин. Они, с генерал-майором Зенковым на пару, трясли с экрана армейской методичкой Зельдовича-Харитона, по которой и определили, что тротиловый эквивалент взрыва составил всего сто килотонн, но никак не двести десять! Вопрос знатокам: куда делись сто десять килотонн? Пропажа материи, однако, причем недостача существенная — пять грамм!
Я даже зажмурился от удовольствия, наблюдая, как у Володьки вытягивается лицо, а Ромкино плющится будто. Киврин глянул на меня с подозрением, глаза у него блеснули, и он пихнул Почкина локтем в бок:
— Ром… Шеф знает ответ. Но с нами не делится! С верными товарищами, с лучшими друзьями…
— Версии есть? — прищемил я хвост птице-говоруну.
— А как же! — браво хмыкнул Владимир. — Материя ушла в совмещенные пространства.
— Теплее, — мои пальцы перебрали воздух в неопределенном жесте.
— Но не в сопредельные… — медленно выговорил Роман, и заслужил мой одобрительный кивок.
— Горячо!
— Шеф…
Упруго встав, я прошелся к окну, выходившему на стоянку и сквер с памятником погибшим ученым.
— Не уверен, что мои суждения так уж истинны, тут еще пахать и пахать…
— Не прибедняйся! — фыркнул Владимир.
Полюбовавшись чистыми и незамутненными горизонтами, я сунул руки в карманы, и повернулся к коллегам.
— Помните, как мы под новый год спорили о структуре взаимопроникающих пространств?
— Еще бы не помнить! — воскликнул Роман. — Стоим, как дураки, с шампанским, а на часах уже полпервого!
— А я тогда додумался до сингонии миров… — вымолвил я с таинственным видом.
— Это по-каковски? — озадачился Киврин.
— А это я у минералогов нахватался, — хмыкнул я с долей ностальгии. — Сингония — это такая группа симметрии кристаллов. Какая у кристалла система координат… ну, там выбираются его оси симметрии или ребра… к такой сингонии он и принадлежит.
— Ух, ты! — неумеренно восхитился Почкин. — Великие Кристаллы!
— Стоп! — вскинул руку Володя, заговорив напряженным голосом: — Я, кажется, понял… «Альфа», «Бета» и «Гамма» — это сингония? А «Дельта»?
— Дельта-пространство тоже синхронное, поскольку у него с нашими мирами единое время. В «Дельте» лишь немного иная гравитационная постоянная. Поэтому тамошнему человечеству и не повезло — актинидный планетоид протаранил Луну на встречном курсе. Даже что-то вроде иерархии просматривается… Наше пространство только зовется «Альфой», но эталонным миром следует все же признать «Бету» — тамошние константы и размерности максимально близки к идеальным… Ну, это так, для общего развития. Ром, мне нужно, чтобы ты исследовал все данные лунной установки…
  
— Все⁈ — не поверил Почкин.
— Все, — хладнокровно подтвердил я. — Подумай сам, как из кучи индексов вычленить те, что прямо или косвенно указывают на связи Сопределья с иными пространствами, и каков характер этих связей.
— Ла-адно… — протянул Роман, потихоньку загораясь. — Надо придумать новые инструменты, новые детекторы… Четырехмерный преобразователь пространства очень неизбирателен! «Эпсилон», «Дзета», «Эта», «Тэта», «Йота», «Каппа»… Мы нащупали уже шесть миров, а что они такое — понятия не имеем. — Его губы повело в кривую усмешку. — Лучше всего изучено дзета-пространство!
— Вот и тебе задание, товарищ Киврин, — хищно улыбнулся я. — Подумай, покумекай над пятимерным ПП. Вопросы есть? Вопросов нет.
Пятница, 18 июля. День
Севастополь, борт ТАВКР «Новороссийск»
«Море хихикало», — подумал Гирин, перефразируя Горького. Севастопольский рейд переливался блеском мелких волн, в ясном небе плыли раздернутые облачка, а легкий бриз сдувал духоту.
— Вира! — Командир «Новороссийска» даже в синей робе выглядел щеголевато. — Помалу, помалу…
Могутный плавучий кран как будто поднатужился, и плавно поднял в воздух боевой хроноинвертор «Перун». Кольчатые кабели бессильно свисали с него, болтаясь, словно корневища.
«Выдрали…», — с неудовольствием подумал Иван, вспоминая, как лично «высаживал» эту самую установку на место артиллерийской спарки… Когда это было-то? Так и тянет сказать: «В молодости»! Не дождетесь…
…В начале лета американцы подсуетились — зазвали в Нью-Йорк не только русскую делегацию, но и немцев из ГДР, англичан, французов, даже японцев с итальянцами — всех, кто имел или мог создать инверсионное оружие. И все дружно подписали международный договор о его запрещении…
Главком флота тогда успокоил Гирина. Вертя в пальцах бокал с дорогущим шампанским, он сказал, пародируя Сталина: «Ви, товарищ контр-адмирал, не волнуйтесь — свято место пусто нэ будет, нам есть, чем замэнить эти дорогие игрушки!»
Хроноинверторы и впрямь стоили немало, да и энергии на них не напасешься. А на флотские склады уже завозили сверхсекретные ракеты «Циркон» — гиперзвуковые…
Иван стянул промасленные верхонки, и протянул руку командиру корабля.
— Дальше уж вы сами! — скупо улыбнулся он.
Лощеный капдва смущенно отзеркалил его улыбку.
— Спасибо, Иван Родионович! А то я боялся, думал, что до выходных прокопаемся…
— Жалко? — Гирин кивнул на развороченную палубу.
— Да как сказать… — затянул командир «Новороссийска». — Нет, тогда, у Гвинеи… у Экваториальной Гвинеи… «Перун» нам здорово помог — мигом смахнул в океан парочку «камикадзе». Слух прошел, что за штурвалы старых «сушек» усадили самых настоящих зомби! Ну, не знаю, зомби там или не зомби, а «Си-4» в фюзеляжах хватало… — Он пожал плечами. — Наверное… Нет, не жалко. Сколько раз бывало — щупаю кабели, а они горячие! Не-е… Без инверторов спокойнее! Знаете, небось, как матросы «Перуна»… того… переиначили?
— Догадываюсь! — рассмеялся контр-адмирал.
Пронзительно закричали драчливые чайки, свиваясь рассыпчатым облачком, а из Севастопольской бухты, словно видение из детства, выплывал белоснежный барк «Товарищ». Море улыбалось…
Тот же день, позже
Севастополь, проспект Гагарина