Объятье Немет (СИ)

Меддем Зарат встретил его наверху сходней. Безличным кивком, таким непохожим на утреннюю ярость — и настолько же чистым от дружелюбия. Надежда, наивно зародившаяся у Ати, разбилась. Бальзамировщик вовсе не прощал его, ни на мгновение, ни частицей души. Он вынужден был предпринять это путешествие, по причинам, которые совсем не хотелось узнать. И пусть решение, безусловно, принадлежало Зарату, сознание, что тот не оставил бы дел из праздного любопытства, отзывалось виной пополам со страхом.
Связанный двумя этими чувствами, Ати постарался, чтобы его присутствие не доставило, по крайней мере, никаких новых хлопот. В своем намерении, впрочем, едва не достиг обратного.
Мир на палубе речного корабля был непохож на мир за его пределами, а корабли, на палубу которых Ати ступал раньше, не походили на этот. Жизнь, кипевшая вокруг, требовала привычки. С третьей попытки только удалось ему найти в ее бесконечной стремнине тихий остров.
Островом тем оказался шатер, разбитый в конце палубы. Внутрь этого шатра унесли вещи Ати, когда он поднялся. Внутри же, полускрытый пологом, он сел на ковре. И тогда, наконец, осмотрелся.
Холмы Фер-Сиальце проплывали мимо: корабль развернулся и пошел против течения реки через город. Вечерний ветер обдувал спины гребцов, почавших долгие часы работы. Команда состояла из свободных людей, но лишь часть их была местными. Наречие, впрочем, слышалось только одно: то, на котором говорили в порту все. Ати понимал половину и еще сколько-то мог угадать. Но вряд ли испытал бы затруднение, попробовав объясниться.
Кое-где на берегу уже зажглись огни, и, как всегда, это как будто толкнуло время вперед. Когда последний холм остался позади, оказалось, что в город проникли тени, а вода почернела. Раийя, в это время года прозрачная насколько возможно, блестела густеющей темнотой.
Река повернула, и Фер-Сиальце скрыли деревья. Тогда, наконец, двое мальчишек наперегонки взобрались наверх. Минута — и красной волной хлынул парус. «Осенний цветок» был наряден, как все корабли Силаца, — и, возможно, несколько сверх того. Еще стоя на пристани, Ати оценил яркие зеленые глаза на его бортах, резьбу носовой фигуры. Парус же, наполнясь ветром, стал рыже-алым. И все же это был неновый корабль, который на своем веку пережил многое.
Со своего места Ати мог видеть Меддема Зарата и иногда Карраш. Та не стояла на месте и минуты, и то и дело исчезала в трюме. Что вез корабль и вез ли хоть что-то, Ати не знал. Зато понял, что бальзамировщика связывает с капитаном «Осеннего цветка» давнее знакомство. Зарат, сложив руки на груди, все говорил и говорил с ним, не торопясь, как со старым другом. Глядя на прямую спину в синем халате, Ати гадал, насколько умиротворяющ такой разговор, не станет ли бальзамировщик чуть добрей и к нему.
Кого он не видел, так это слуг, и невольно этому радовался. В дорогу с хозяином отправились четверо, но все они расположились позади шатра, на корме. Предвидь Зарат опасность, оставил бы рядом с собой хоть одного. Но на этом корабле он опасности очевидно не ждал.
Солнце село, и на палубе разожгли светильники. Смоляное небо отступило под их светом, и пространство ночи стало огромным, как никогда. Тут Ати, наконец, взаправду ощутил, что начал самое долгое в своей жизни путешествие.
Прежде его мысли, хоть и вращались вокруг того, что он видел вокруг, то и дело устремлялись к дому. И беспокоиться было о чем. Поймет ли, прочитав письмо, отец? Все ли Ати объяснил управляющему? Что подумает мать, что потом скажет? Но теперь Ати, наконец, направил мысли в будущее. И будущее это, хоть и полное неизвестности, манило. Манило и пугало, но первое — больше.
Он в первый раз спокойно подумал о том, что его покойный дядя ушел куда-то. Попробовал представить почему и куда. Но незнание было заманчивей знания, и старался Ати не слишком. Если суждено узнать им ответ, они его узнают. В Доше или в другом каком месте.
Увидит ли он еще Лайлина? Жив ли тот — или только немертв? Признает ли, выпади встреча, племянника?
 
От этих размышлений его отвлекла Карраш.
— Хорошо сидится?
Ати вдруг понял, что корабль замедляет ход. А еще — что ноги у него затекли.
— Да. — Сменив позу, он поморщился покалывающей немоте в ступнях. — Мы останавливаемся ночевать?
Кара прыснула со смеху.
— Ночевать? Нет, какое. Еще рано. Я тут, пожалуй, с тобой посижу… На время остановки.
Почему — скоро стало понятно. Корабль не успел еще стукнуться о причал, а гребцы уже повставали, и на палубе поднялась суматоха. Куда большая, чем перед отплытием из Фер-Сиальце. Ати не мог видеть, что происходит на берегу, но оттуда донеслись голоса и по сходням стали поднимать тюки. В обратную сторону потек поток служивших прежде балластом мешков.
Заинтригованный, Ати расправил полы одежды и поднялся. Как мог, стараясь не привлечь внимания. Но дела до него никому не было: команда слишком занята работой, Зарат и капитан — слишком заняты, надзирая за ней.
Где они находятся, Ати не представлял. Причал был старый и темный, только где-то за деревьями горели окна. Грузили недолго, четверть часа — и «Осенний цветок» двинулся дальше. Но еще до этого Ати под пристальным взглядом Карраш сел обратно. Во влажном ночном воздухе остался витать запах специй и чего-то еще. Кажется, лисской амбры.
— Утолил любопытство? — Карраш не спешила уходить. — Не погнушаешься дальше с нами поплыть?
— О чем ты?
Но она только фыркнула. А в следующий момент вскочила на ноги: ее позвал Зарат.
Ати снова остался один. Потер начавшие слипаться глаза и обхватил руками колени: дневное тепло уходило все больше. Наконец, он понял, что имела в виду Карраш. Для этого ему пришлось вспомнить ходившие о Зарате слухи. Еще ни разу в жизни он не сталкивался с контрабандой. Слышал рассказы о ней, но рассказы те были сродни сказкам: так же далеки.
И еще сколько-то времени прошло, прежде чем Ати сделал второе открытие. Зарат не снаряжал корабль для плавания в Дош, «Осенний цветок» отправился бы и так. В этом понимании было облегчение, но и немного разочарования тоже. Однако Ати выбрал впустить в сердце первое, не заметив второго. Не ему жаловаться на подлог.
Успокоенный, он сидел и смотрел, как свет ламп, и без того колеблющийся, пляшет на телах гребцов. Те подавались вперед — и склонялись к тени, откидывались назад — и были озарены огнем. Разговоры стихли: усталость наступала. Навалилась она и на Ати, хоть он и сидел эти часы неподвижно. Закрыл глаза один раз, вздрогнул и очнулся. Закрыл другой — и провалился в сон, неожиданно крепкий.
Разбудили его не слова, а ощущение. Еще не подняв век, Ати почувствовал, что перед ним Зарат. Бальзамировщик откинул полог и вошел в шатер. Карраш нырнула следом.
— Ты можешь спать здесь, с нами, или спуститься на берег. Или выбрать что-то еще. Как больше хочешь, — ровным голосом объявил Зарат из глубины шатра. — Но постелено тебе сейчас тут.
Ати оглянулся: оказалось, корабль стоит, а гребцы оставили свои скамьи. Кто-то из них укладывался на палубе, кто-то раскатисто переговаривался на берегу. Лампы погасли все, кроме двух. Идея спать рядом с Заратом смутила Ати, но он был слишком сонным, чтобы куда-то идти. Так что перебрался на место, которое указала Карраш.
— Я останусь.
Место это было отгорожено расписанной птицами ширмой. Скрывшись за ней, Ати размотал пояс, скинул верхнюю одежду и минуту спустя снова спал. Сквозь этот сон он сперва слышал тихий разговор, а после не слышал уже ничего.
Снились ему хруст и звон, расцвеченные всполохами. Круговерть эта была волшебной. То замедляясь, то вновь пускаясь в пляс мелькали зарницы, и мелкий, переливчатый смех их напоминал звук систра. Потом все стихло, и Ати понял, что стоит на носу корабля. Это был и «Осенний цветок», и не он в то же время, все корабли мира и ни один из них. Пламя в жаровне трепетало под порывами ветра, а ночь молчала, как молчит в самый темный свой час.
И тут как будто огромные крылья распахнулись во тьме. Ати не видел их, но чувствовал яснее, чем если бы мог потрогать руками. Воронье-черные, своим размахом они едва не задели звезды. Охваченный холодящим восторгом, он смотрел сквозь пламя, — а мгновение все длилось и длилось.