Хоум-ран!

— Чушь собачья! — Он кладет ладонь мне на колено — осторожный, расчетливый жест.
От этого легкого касания мой желудок сжимается. Я чувствую тепло его руки на своем замерзшем колене даже через плотную ткань легинсов. Было бы еще теп­лее, если бы он дотронулся прямо до кожи… А если бы он скользнул пальцами немного выше, то оказался бы в опасной близости к той части меня, которая прямо сейчас буквально умоляет поддаться искушению.
— Ведь ты тогда верила мне… Верила в нас. Скажи мне, что изменилось?
Ничего не изменилось. Я лишь ушла прежде, чем успело произойти что-то ужасное. Прежде, чем осо­знала, что это ранит меня намного сильнее, чем одинокая ночь за запертой дверью в комнате Иззи.
Себастьян так близко… Мне так хочется его тепла. Я наклоняюсь к нему и в глубине души испытываю удовлетворение, услышав, что на секунду его дыхание сбивается.
Я запросто могла бы поцеловать его.
Вдруг он отстраняется и встает со стула. Меня наполняет холодное разочарование, будто мне в лицо плеснули ледяной водой, но я молча следую его примеру.
— Спокойной ночи, Мия, — говорит он. — И береги свою руку.
Его голос звучит мягко, хотя Себастьян имеет полное право разозлиться. В этом весь он… Себастьян, к которому у меня невольно крепнут чувства и от которого мне следует держаться подальше. Отлично. Он понимает. Хорошо.
С моих губ готовы сорваться тысячи разных слов, но в итоге мне удается выдавить лишь:
— Спокойной ночи, Себастьян.
15
Себастьян
На следующее утро я торопливо выбегаю из своей комнаты, на ходу натягивая рубашку. Пожелав вчера Мие спокойной ночи, я все испортил: между нами явно что-то назревало — хорошее или не очень. Я упустил момент, потому что невероятно хотел спать… Да так, что утром не услышал ни одного будильника и теперь опаздываю на тренировку. Мне следовало выйти из дома еще десять минут назад, но я все еще хожу по комнатам в поисках кошки. Ее нигде нет.
Ну не могла же она, черт возьми, потеряться!
— Мандаринка! — в который раз зову я. — Ну где же ты?
Мия уже не спит: когда я шел в ванную и обратно, в ее комнате слышалось какое-то движение. Возможно, кошка провела всю ночь с ней, и мне не придется отвечать за пропажу животного, к которому так привязан мой брат: сила любви Купера к Мандаринке уступает лишь его любви к Пенни. К тому же я тоже люблю эту кошку — хоть она и норовит при каждом удобном случае ткнуться пушистой задницей мне прямо в лицо.
Я уже осмотрел весь первый этаж и свою ванную, но там ее нет. В комнате Купера — тоже. А это означает, что единственное место, где она может быть, — это спальня Иззи.
Я стучу в дверь.
— Мия! Мандаринка у тебя?
Она что-то говорит в ответ, но слышно ее плохо — возможно, она в ванной. Я осторожно нажимаю на дверную ручку — она поддается — и открываю дверь.
— Ты не ви…
— Выметайся! — взвизгивает Мия.
От неожиданности я буквально прирастаю к месту: Мия Ди Анджело стоит в комнате моей сестры абсолютно голая, с одним лишь полотенцем на голове.
Г­де-то глубоко внутри меня расцветает боль — такая сильная, что перед глазами начинают плясать звезды. Я не видел ее прекрасного тела уже много долгих недель, поэтому теперь несколько мгновений беззастенчиво пожираю ее глазами. Плавная линия живота, широкие бедра, восхитительно полные груди, небольшое родимое пятнышко на ребрах… Все это обрушивает на меня поток воспоминаний: как я обнимал ее за талию; как она прерывисто выдыхала, когда я посасывал ее дерзко торчащие соски; как я наслаждался ее вкусом, насыщенным и слегка солоноватым; как она улыбалась, когда я покусывал ее за внутреннюю часть бедра; как я целовал ее, зарываясь руками в мягкие темные волосы, прежде чем мы оба падали без сил.
Как же я скучаю по ней.
Сердце бешено колотится в груди, страдая оттого, что я не могу прижать ее к себе — так крепко, чтобы ритмы нашего сердцебиения слились в один. Мне не хватает ее тела, не хватает привилегии исследовать его руками и языком, но больше всего я скучаю по ней: по ее язвительности, по ее уму и сильнее всего — по ее огню.
  
Несмотря на то что впервые мы переспали лишь в январе, чувства между нами зародились в тот самый день, когда я увидел ее в кинотеатре прошлой осенью. Купер тогда заметил Пенни в очереди на фильм и подошел поговорить. Мы с Мией вместе наблюдали, как наши друзья наслаждаются флиртом, а потом она вдруг подарила мне тот невероятный взгляд, от которого все мои чувства обострились. В последнее время мы с ней почти не виделись, но на этой тоскливой «диете» моя влюбленность лишь окрепла, прочно укоренившись в сердце.
На меня вдруг обрушивается реальность. Друзья не должны видеть друг друга голыми — разве что Мие вдруг чудесным образом захотелось бы, чтобы я полюбовался ею. Значит, каждая секунда, которую я провожу, наслаждаясь видом ее великолепного тела, — это бессовестное вторжение в ее личные границы.
Я судорожно сглатываю и отворачиваюсь.
Мы лишь друзья. Продолжай мы в том же духе, и мне не удастся уверить в этом ни себя, ни ее.
— Какого черта ты тут забыл?! — требовательно спрашивает Мия.
— Искал Мандаринку.
— А разве она не с тобой?
Я едва сдерживаюсь, чтобы не оглянуться через плечо.
— Нет. Я думал, она у тебя.
— Нет, — отвечает Мия.
Вот дерьмо… Я снова поворачиваюсь и вижу, что она успела завернуться в полотенце. Ее лицо все еще выражает раздражение, но теперь от новости, что Мандаринка пропала, на нем появляется еще и беспокойство.
— Подожди меня. Я оденусь и помогу тебе найти ее, — тут же добавляет Мия.
— Куп убьет меня, если с этой кошкой что-нибудь случится.
Мия фыркает, затем берет с кровати какую-то одеж­ду и направляется в ванную.
— А Пенни убьет меня, — говорит она. — Если ты ничего не говорил обо мне Куперу, то она даже не знает, что я сейчас здесь.
Пока она одевается, я осматриваю комнату, но ни среди кучи декоративных подушек, ни в шкафу с одеждой Мандаринки нет. Под кроватью тоже пусто. Потирая шею, я обвожу взглядом комнату, готовый заметить любой проблеск рыжего меха.
Мия появляется из ванной в обтягивающих джинсах и укороченной футболке, из-под которой выглядывает ее соблазнительный животик. Когда она проходит мимо, до меня доносится нежный манящий аромат жасмина.
— Ты ее сегодня вообще не видел? — спрашивает Мия, надевая кожаные босоножки.
Я отрицательно качаю головой и спускаюсь за ней на первый этаж.
— Нет. Ни внизу, ни наверху. И к еде она не притронулась.
— Вот черт! — срывается с губ Мии. Она запускает пальцы в свои темные волосы. — Думаешь, вчера вечером она могла выбежать на улицу?
— Наверное, — неохотно признаю я, хотя от этой мысли меня буквально передергивает. Веселый же разговор мне предстоит с братом: «Ну что, как там поездка? Кстати, ваша кошка сбежала и теперь гуляет по улицам Мурбриджа сама по себе».
Мы зовем Мандаринку, заглядывая в каждую комнату, снова и снова проверяя все шкафы и даже перетряхивая корзину для белья. Ее нет в душе, нет за небольшим двухместным диванчиком у окна, нет перед телевизором в кроватке в виде замка (Иззи настаивала, что ей это нужно).
Мия вдруг выпрямляется и мрачно смотрит на меня.
— Нужно проверить во дворе.
Я хватаю кошачьи лакомства, и мы вместе выходим на улицу. Утренний воздух пахнет жимолостью. Несмотря на ранний час, я понимаю, что день снова будет жарким. Мы обследуем двор, заглядывая под каждый куст и каждое дерево, и даже проверяем костровую яму. Я стою на коленях и, весь испачканный в грязи, пытаюсь заглянуть под стул, когда откуда-то сбоку вдруг раздается голос Мии.
— Себ! — зовет она. — Вон там.
Я перевожу взгляд на высокое старое дерево с пышными корявыми ветвями. На одной из таких ветвей сидит Мандаринка и наблюдает за нами немигающим взглядом. Она явно раздражена нашим присутствием — как будто ночь на дереве не доставила ей никаких неудобств.