Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия

Мы направились прямо к музею. Здесь не было старой ограды, кругом шелестела зеленая листва, но в остальном все осталось по-прежнему. Как и в старину, голуби кружились над крышей и садились на украшения фронтона. Дик казался немного рассеянным, но все же не удержался от замечания по поводу архитектуры музея.
– Не правда ли, довольно безобразное здание? Его хотели снести и построить новое. Возможно, это и случится, если будет мало другой работы. Но мой прадед скажет вам, что это было бы не очень разумным предприятием, потому что в музее удивительные коллекции всякого рода древностей, а кроме того, огромная библиотека со множеством замечательных книг. Некоторые из них ценны как памятники прошлого. Есть много древних рукописей и тому подобных сокровищ. Сдвинуть их с места было бы очень рискованно, и это соображение пока спасало само здание. Кроме того, как я уже говорил, неплохо иметь образец того, что наши предки считали красивым. На это строение затрачено много материалов и труда.
– Я это знаю, – сказал я, – и вполне с вами согласен. Но не следует ли нам поторопиться к вашему прадеду!
Действительно, я не мог не заметить, что Дик нарочно медлит.
– Хорошо, мы сейчас пойдем к нему, – ответил он. – Прадед слишком стар, чтобы много работать в музее, где он долгие годы был одним из хранителей библиотеки. Но он по-прежнему живет здесь. Мне кажется, – добавил он улыбаясь, – что старик считает себя частью библиотечного фонда.
Дик помедлил еще немного, потом, неожиданно покраснев, взял меня за руку и со словами «ну, пошли!» повел к двери одного из старых жилых домов при музее.
  
Глава IX
 
О любви
 
– Ваш родственник, по-видимому, не особенный любитель красивых зданий, – сказал я, когда мы входили в сумрачный дом классического стиля.
Комнаты были совершенно пусты, только кое-где их украшали большие кадки с цветами. Все было чисто, стены тщательно выбелены.
– Я, право, не знаю, – рассеянно сказал Дик, – прадед становится стар, ему более ста пяти лет, и, конечно, ему не хочется переезжать. Он мог бы жить в более красивом доме, если бы пожелал. Как и все другие, он не обязан постоянно жить на одном месте. Прошу сюда, гость!
С этими словами Дик провел меня наверх. Открыв дверь, мы очутились в довольно большой комнате, такой же простой, как и весь дом. Здесь была необходимая мебель, довольно грубая, но прочная, украшенная резным рисунком, не особенно тщательно выполненным. В дальнем углу комнаты, за письменным столом у окна, в большом мягком кресле сидел старичок. На нем была сильно поношенная широкая синяя куртка с поясом, такие же панталоны и теплые серые чулки. Он вскочил с места и голосом, очень звучным для такого старика, воскликнул:
– Здравствуй, Дик, дорогой! Клара здесь и будет счастлива тебя видеть. Радуйся!
– Клара здесь? – переспросил Дик. – Если бы я знал, я бы не привел… во всяком случае, я думаю, я бы…
Он запнулся в смущении, видимо, опасаясь, как бы я не почувствовал себя лишним. Но старик, который не сразу заметил меня, выручил его и, сделав несколько шагов мне навстречу, ласково заговорил:
– Прошу вас извинить меня. Дик такой огромный, что всякого заслонит, и я сразу не увидел, что он привел ко мне своего друга. Сердечный привет вам, и, надеюсь, вы развлечете старика вестями из-за моря, так как я вижу, что вы прибыли из дальних стран. – Он посмотрел на меня задумчиво, даже озабоченно. – Смею ли спросить вас, откуда вы? – изменившимся голосом сказал он. – Ведь ясно, что вы чужеземец!
– Когда-то я жил в Англии, – уклончиво ответил я, – а теперь вернулся и сегодня ночевал в хэммерсмитском Доме для гостей.
Он вежливо поклонился, но казался немного разочарованным моим ответом. Что же касается меня, то я смотрел на него пристальнее, чем разрешается благовоспитанному человеку, потому что лицо его, похожее на печеное яблоко, показалось мне необычайно знакомым, будто я видел его где-то раньше, может быть, даже в зеркале, сказал я себе.
– Откуда бы вы ни приехали, – промолвил старик, – вы здесь среди друзей, и по выражению лица моего правнука Ричарда Хаммонда я вижу, что он привез вас ко мне, чтобы я мог быть вам чем-либо полезным. Верно, Дик?
  
Дик, который все меньше прислушивался к разговору и беспокойно поглядывал на дверь, ответил:
– Да, это так. Наш гость находит, что многое теперь очень изменилось, и не может всего понять, а я не могу ему объяснить. Потому-то я и надумал привезти его к вам. Вы знаете больше кого-либо другого, что произошло за последние двести лет… Кто там?
И он снова повернулся к двери. Мы услышали снаружи шаги, дверь отворилась, и вошла очень красивая молодая женщина. При виде Дика она остановилась на пороге, вспыхнула как роза и тем не менее посмотрела ему прямо в глаза. Дик глядел на нее в упор, нерешительно протянув руку, и все лицо его выражало необыкновенное волнение. Прадед поспешил вывести их из замешательства и с веселой старческой улыбкой сказал:
– Дик, мой мальчик, и моя милая Клара, мне кажется, что мы, старики, мешаем вам. Я понимаю, что вам многое нужно сказать друг другу. Пойдите-ка наверх в комнату Нельсона – он куда-то ушел. Стены его комнаты теперь уставлены сверху донизу средневековыми книгами, и они послужат приятным фоном для вас и для вашего возрождающегося счастья.
Девушка взяла Дика за руку и увела из комнаты, глядя прямо перед собой, но легко было понять, что покраснела она от счастья, а не от досады, ибо любовь застенчивее, чем гнев.
Когда дверь за ними закрылась, старик повернулся ко мне, продолжая улыбаться:
– По правде сказать, дорогой гость, вы окажете мне огромную услугу, если, как говорится, развяжете мне язык. Моя любовь к разговорам не покидает меня, скорее даже растет, и хотя мне отрадно любоваться этими молодыми людьми и их любовной игрой, которую они ведут так серьезно, как если бы судьбы мира зависели от их поцелуев (а ведь это иногда так и бывает), все же я не думаю, чтобы мои рассказы о прошлом могли быть им интересны. Последний урожай, рождение последнего ребенка, последний завиток, сделанный рукою резчика, – все это для них представляет историю. Когда я был молод, дело обстояло иначе, потому что тогда не было подобной уверенности в мире и постоянном благоденствии, как теперь. Итак, не желая подвергать вас допросу, я позволю себе все же спросить вас об одном: должен ли я смотреть на вас как на исследователя, который хоть немного осведомлен о нашей современной жизни, или как на человека, приехавшего из страны, где сами основы жизни не имеют ничего общего с нашими? Знаете ли вы что-нибудь о нас?
Он внимательно посмотрел на меня с растущим недоумением, и я тихо ответил ему:
– Я лишь настолько знаю вашу современную жизнь, насколько мог охватить ее взором по пути из Хэммерсмита сюда, а также по ответам Ричарда на мои вопросы, большинство которых он с трудом понимал.
Старик улыбнулся на это и сказал:
– Тогда я буду говорить с вами так, как если бы вы были…
– …с другой планеты, – докончил я.
Старик, который так же, как Дик, носил фамилию Хаммонд, снова улыбнулся и, повернувшись, предложил мне массивное дубовое кресло. Заметив мой взгляд, остановившийся на резьбе этого кресла, он промолвил:
– Да, я очень привязан к прошлому, моему прошлому, – подчеркнул он. – Эта мебель приобретена еще до моего рождения, ее заказывал мой отец.
Если бы эти вещи были сделаны за последние пятьдесят лет, конечно, работа была бы более искусной. Но я не думаю, чтобы тогда я любил их больше. Мы как бы начинали жизнь сначала, это было время горячих голов и быстрых решений… Но я опять заболтался. Спрашивайте меня, спрашивайте, о чем хотите, дорогой гость! Раз уж я не могу не говорить, пусть моя болтовня пойдет вам на пользу.
Я помолчал и потом, немного волнуясь, сказал:
– Простите меня, я, может быть, покажусь вам нескромным, но меня очень интересует Ричард: он был так внимателен ко мне, совершенно чужому человеку, и я хотел бы задать вам вопрос, касающийся его.